- Нам нужно поскорее умыться, на мне десять ритлей пыли и грязи, я вся пропахла конским потом и этой безобразной кольчугой! Вот уже второй раз я путешествую по самому солнцепеку в кольчуге, и хотя арабская куда легче франкской, я все равно чуть не испеклась в ней и каждую минуту готова была лишиться сознания!
Джейран, пальцы которой сами тянулись к ушам, чтобы заткнуть их и избавить от пронзительного голоса Абризы, сильно усомнилась в том, что эта женщина способна лишиться сознания, но спорить не стала.
- Лучший из городских хаммамов очищен от посетителей, так что вы можете сразу же поехать туда, - вставил евнух.
- Поедем, о Абриза! - обрадовалась Джейран. - Я сама разотру и разомну тебя! А тем временем нам приготовят другие комнаты.
- Но придется немного подождать, пока для вас оседлают мулов, о владычицы красавиц, и пошлют стражу прогнать людей с улиц, и потом я сам поеду проверить, все ли купцы закрыли свои лавки и нет ли среди горожан подглядывающего... - уже предчувствуя, к чему приведут все эти предосторожности, заговорил евнух.
- Разрази тебя гром Господень! - воскликнула Абриза на языке франков, который она теперь вспоминала лишь при подобных обстоятельствах, и обратилась к Джейран уже на языке арабов: - О сестрица, этот человек поклялся уморить нас!
- Может быть, мы можен привести себя в порядок здесь? - спросила Джейран. - Если нам принесут тазы и ведра с горячей водой...
- Довольно с нас тазов и ведер! - возразила Абриза. - Если бы ты знала, о сестрица, как они надоели мне в Афранджи, когда за целую долгую зиму мне удавалось помыться три или четыре раза! И, как я ни расчесывала себе волосы, все равно в них и в одежде заводились вредные насекомые. Если бы ты знала, как мы прогоняли слуг с кухни, и закладывали окна всем, что могли найти, и кипятили большие котлы с водой! Если бы ты видела ту гнусную лохань, в которую я забиралась и сидела в ней так, что мой нос упирался в мои колени! А потом, когда я кое-как промывала волосы, меня ополаскивали, и вытирали, и я натягивала на влажное тело эти мерзкие шоссы...
- Что ты натягивала, о сестрица? - Джейран впервые назвала так Абризу и сама ощутила в собственном голосе некую фальшь. Она вовсе не хотела, чтобы эта заносчивая красавица была ее сестрицей и делила с ней любовь аль-Асвада!
- Шоссы, и я больше всего на свете хотела бы забыть это слово! - с неподдельной искренностью отвечала Абриза. - Вообрази, что под платьем на тебе надет широкий теплый пояс, и ты натягиваешь нечто вроде чулок, но только из плотного сукна, которые доходят чуть ли не до живота, и сверху привязываешь их края к этому поясу, чтобы они с тебя не скатились.
- Но это же страшно неудобно! - возмутилась Джейран, которая привыкла ходить в сафьяновых туфлях на босу ногу.
- А кто говорит, будто это удобно? Разве женщины носили бы эти ужасные шоссы, если бы у них был иной способ согреться? Когда ты ложишься в постель, то в спальне еще тепло. Но когда ты просыпаешься - то страшно вылезти из-под одеяла. Когда я приехала в земли арабов, то просто ожила! Знала бы ты, о сестрица, что меня больше всего поразило? Даже самые бедные женщины стараются купить себе шелковое платье! И мужья дают им на это деньги!
- И что же ты обнаружила, когда купила шелковое платье, о сестрица?
Абриза рассмеялась.
- Я еще в Афранджи слыхала, что вредные насекомые не любят шелка, сказала она, - но это было вроде историй про дерево, на котором растут живые ягнята, а из их шерсти ткут тонкие ткани. Разве бывает так, чтобы нити пряли червяки? Ведь тогда они получатся не прочнее паутины!
- Говорят, что когда Аллах великий вывел Адама из рая, то он вынес оттуда четыре листа, чтобы прикрыться ими, - сказала Джейран. - И они упали на землю, и один из них съели черви - и сделался из него шелк, а другой съели газели - и сделался из него мускус, а третий съели пчелы - и сделался из него мед, четвертый же упал в Индию и возникли из него пряности.