Графиня, прощаясь с ним, прослезилась. Она уже успела полюбить молодого человека, искренно желавшего успехов ее сыну и клавшего всю свою душу для обучения мальчика.
Прощайте, голубчик Долянский! сказала она ему. Дай Бог вам всего, всего лучшего, и если бы вам когда-нибудь пришла нужда в моем содействии, то помните, что я всегда остаюсь вам другом Спасибо вам за Поля!..
Долянский с чувством поцеловал руку графини. Поль, присутствовавший тут же, вдруг подошел к нему и, со слезами на глазах, дрожащим голосом сказал:
И я, Андрей Павлович, никогда никогда не забуду вас.
Долянский расцеловался с ним. После этого судьба как-то отдалила его от семьи Радищевых.
Вскоре подошли спешные и трудные работы перед выпускными экзаменами, а потом, по окончании курса, его всецело поглотила практика и те новые задачи ее, которые он силился осуществить, перенеся из области честных школьных мечтаний в реальную жизнь. Интересуясь в особенности френологией и психиатрией, он охотно принял приглашение господина Шнейдера заместить в его больнице недавно ушедшего врача.
Идя теперь по длинному коридору, ведущему в женское отделение, Долянский был сильно взволнован.
То; что рассказал ему сумасшедший и про Болотова, и про Радищеву, приобретало в его глазах все более доверия.
Одна надежда оставалась у него, что это не та графиня Радищева и что она, быть может, действительно помешана.
С дрожью в руке отворил он дверь женского отделения и вошел.
Человек двадцать женщин бродили по просторной комнате попарно и врозь. Некоторые из них говорили о чем-то и даже спорили, другие хохотали. Одна из несчастных носила очень странный наряд. Но теперь Долянскому было не до нее, его поглощала мысль увидеть графиню Радищеву.
Где доктор Болотов? спросил он у сиделки.
В комнате у больной.
Как ее зовут?
Графиня Радищева.
Долянский вздрогнул.
Где эта комната?
По второму коридору последняя, налево в углу
Долянский быстро пошел туда.
Комната 13 действительно находилась в самом углу второго длинного коридора. Узенькая входная дверь виднелась в глубокой нише, угрюмо говорившей о колоссальной толщине старинных стен. Сама дверь была окована железными полосами, окрашенное оконце в ней украшала прочная решетка и с той и с этой стороны.
Прильнув к этому проему, Долянский увидел лохматую голову Болотова и рядом с нею знакомое лицо бледной, исхудалой женщины.
Да, это она! воскликнул он и стукнул в дверь.
Болотов поглядел в окно и, увидев его, тотчас же отпер.
Заметив вошедшего, графиня подняла глаза и вдруг порывисто кинулась навстречу:
Иван Игнатьевич!.. Это вы?! Господи, помоги мне! Иван Игнатьевич, скажите им, что я не сумасшедшая, что я
Ты за мной? хладнокровно спросил Болотов.
Нет! Я пришел навестить графиню.
Болотов сделал гримасу губами и тихо сказал:
Плоха!
Кто?
Твоя знакомая! отвечал Болотов.
Графиня схватила Долянского за рукав.
Ради бога? бормотала она. Ведь вы же знали моего Поля Тут страшное преступление!.. Его двойник Негодяй граф Спасите!.. Ради бога!.. Мой сы
И она, не договорив, в обмороке упала на колени.
Болотов позвонил, а Долянский кинулся к графине.
Вот видишь, продолжал Болотов, она все время так. Уверяет, что ее сына подменили каким-то двойником.
В это время вошли две сиделки. Болотов распорядился о медикаментах и, оставив графиню на попечении служанок, вышел в коридор по знаку, сделанному ему Долянским.
Болотов, сказал ему молодой врач, когда они стояли в пустынном коридоре, что ты делаешь?
Что?
Ведь она не сумасшедшая!..
Ты думаешь? улыбнулся Болотов и в то же время как-то особенно пристально поглядел в глаза товарища.
Я в этом убежден!..
Почему?.. Не потому ли только, что в газетах была пущена какая-то утка по делу о двойнике молодого графа?
Я ничего не знаю об этом.
А я знаю Это-то и послужило поводом к ее внезапному помешательству Даже можешь видеть по ней, это страшно нервозный субъект
Но ведь она меня узнала!
Это ничего не значит
Болотов!.. Ты берешь на себя слишком много Я уверен, что тут интрига ее родственников, этого мерзавца, мужа ее Я убежден, что она не сумасшедшая! Слышишь ты, убежден!..
У тебя, кажется, тоже нервы расстроены Впрочем, это пройдет. Когда я первый раз явился в госпиталь душевнобольных, мне тоже многие из пациентов начали казаться не сумасшедшими, но зато я и заболел сам вскоре душевным расстройством, которое, впрочем, скоро прошло У тебя не болит голова?
Болотов! в ужасе воскликнул Долянский.
Да ты не бойся! засмеялся Болотов. Мы тебе сделаем только один душ, и все пройдетя, как товарищ и старый друг твой, сам буду наблюдать за тобой Я тебя искренно люблю и поэтому не хочу запускать твою болезнь
Послушай!!! в неистовстве крикнул Долянский.
Эх! Плохо! пробормотал Болотов. Надо душ, со мной тоже было И вдруг, вынув из бокового кармана свисток, огласил длинный коридор его резким звуком.
С диким отчаянием еще раз оттолкнул его Долянский, но сбежавшаяся прислуга моментально скрутила его руки какими-то полотняными лентами.
Через минуту его раздевали в ванной комнате, Болотов, хладнокровно следивший за этой сценой, имел самый добродушный, самый сострадательный вид.
Ужасное положение
Из ванной, несмотря на его сопротивление, Долянского перенесли в отдельную комнату, прикрутили к постели, и, когда он уже не мог пошевелить пальцем, Болотов сделал знак прислуге, чтобы она вышла.
Приятели остались с глазу на глаз.
Болотов глядел на Долянского с кротким сожалением, потом он сел на край постели и пощупал пульс больного на запястье. Долянский тихо хрипел, закрыв глаза. На лбу его выступили крупные капли пота. Это был момент того кризиса, который обыкновенно наступает в организме человека, долго боровшегося против страшной опасности. Теперь он совершенно утих, и только порывистое дыхание обнаруживало в нем присутствие жизни.
Болотов оставил руку своего пациента, пристально поглядел ему в лицо и, как бы убедившись в чем-то более или менее утешительном, с довольной физиономией вышел в коридор.
Там он отдал кое-какие распоряжения ожидавшим его фельдшеру и сторожу, после чего шаги его стали удаляться по коридору.
Долянский открыл глаза и с ужасом оглядел комнату. Казалось, он силился, но не мог сразу припомнить, что с ним произошло.
Но вот. мало-помалу сознание стало возвращаться к нему; он сморщил брови, и голова его судорожно заметалась по подушке.
Болотов! Болотов! крикнул он в неистовом отчаянии.
В ответ на этот крик в деревянную форточку в двери, украшенную железной сеткой глянуло скуластое лицо молодого парня.
Чего орешь? грубо произнес он.
Вы не смеете начал было Долянский. Я не сумасшедший! Но вдруг смолк, потому что форточка накрепко захлопнулась и вокруг воцарилась прежняя гробовая тишина.
Долянский осознал теперь, что всякий протест будет не только напрасен, но может даже еще более повредить его положению. Тогда он принялся обдумывать исход и, конечно, не находил его.
Мысли его в бешеном хаосе вертелись вокруг ужасного факта помешательства Болотова. Ему приходило на ум, что Болотова нарочно держат тут для каких-то таинственных целей, и все, что говорил ему несчастный помешанный, все до мельчайших деталей предстало перед ним теперь как неопровержимая истина.
«Но нет, думал несчастный, может быть, есть еще спасение, может быть, можно обмануть как-нибудь сумасшедшего приятеля и отвлечь его больное воображение в другую сторону. Я не верю, чтобы он мог быть в преступной шайке здешних негодяев. Если это и так, то он только слепое орудие. Он так дружественно встретился со мною, это была такая честная, хорошая натура».
И мало-помалу на душе несчастного стало делаться спокойнее.
Теперь он старался отгадать, который час. Вдали где-то загремели котлами и металлическими тарелками. Стало быть, ровно двенадцать. Больным раздавали обед.
Сторож! крикнул он уже спокойным голосом.