В дверь постучали, и в комнату просунулась голова Фалмута.
Не хочу вас торопить сэр, сказал он, но
В общем, вышло так, что министр иностранных дел отправился на Даунинг-стрит в прескверном расположении духа.
Он не привык к тому, чтобы его подгоняли, чтобы о нем заботились или указывали, что делать. Раздражение его усугубилось, когда он увидел ставших уже привычными велосипедистов, едущих рядом с его каретой, стоящих на каждом шагу полицейских в штатском, старательно изображающих обычных прохожих, якобы бесцельно слоняющихся по улице. А когда он приехал на Даунинг-стрит и понял, что проезд туда закрыт для всех, кроме него, да еще увидел огромную толпу туристов, собравшихся поприветствовать его появление, сэр Филипп почувствовал то, чего не чувствовал еще никогда в жизни, унижение.
Секретарь дожидался в его рабочем кабинете с черновиком речи, с которой ему предстояло выступить завтра по поводу второго чтения законопроекта.
Мы не сомневаемся, что придется столкнуться с сильной оппозицией, доложил секретарь, но Мейнленд обязал всех своих депутатов присутствовать на заседании, так что мы ожидаем перевес самое меньшее в тридцать шесть голосов.
Рамон просмотрел текст и почувствовал облегчение.
Эти записи вернули ему старое ощущение безопасности и уверенности. В конце концов, он ведь великий государственный министр. Все эти угрозысущая ерунда. И только полицию надо винить в том, что поднялась вся эта шумиха Полицию и, разумеется, прессу Да-да, правильно, именно прессу Мало им «сенсаций» раздули из мухи слона!
Когда он повернулся к секретарю, на лице его играла почти жизнерадостная улыбка.
Ну хорошо, а что слышно о моих неизвестных друзьях?.. Как там эти мерзавцы называют себя «Четверо благочестивых», кажется?
Министр говорил не искренне, он прекрасно помнил их название, оно преследовало его и днем и ночью.
Секретарь несколько смутился, до сих пор он никогда не разговаривал с шефом о «Благочестивых», это считалось чем-то вроде запретной темы.
Они Собственно, ничего нового Ничего такого, о чем бы вы еще не читали, запинаясь, произнес он. Мы выяснили, кто такой этот Тери, но трех его подельников пока найти не можем.
Министр надул губы.
Я должен отречься до завтра, такой срок они мне дали, сказал он.
Вы получили новое послание?
Да, но ничего особенного, беспечно произнес сэр Филипп.
А в противном случае?
Сэр Филипп нахмурился.
Они сдержат обещание, коротко произнес он, поскольку от этого «в противном случае» у него почему-то похолодело на сердце.
В комнате на верхнем этаже мастерской на Карнаби-стрит подавленный, едва живой от страха Тери молча сидел перед тремя мужчинами.
Я хочу, чтобы вы поняли, произнес Манфред, мы не хотим причинять вам зла за то, что вы совершили. Я думаю, и сеньор Пуаккар думает, что сеньор Гонзалес поступил совершенно правильно, сохранив вам жизнь и вернув сюда.
Тери не выдержал полунасмешливого взгляда говорившего и опустил глаза.
Завтра вечером вы сделаете то, что обещали если необходимость в этом не отпадет. После этого вы поедете он замолчал.
Куда? неожиданно взорвался Тери. Куда, во имя всех святых? Я назвал им свое имя, они знают, кто я Они сообщат в полицию Куда мне податься?
Он вскочил, сверкая глазами, обвел взглядом троих мужчин. Кулаки его были сжаты, все тело тряслось от неудержимого гнева.
Вы сами себя выдали, спокойно напомнил Манфред, и это ваше наказание. Но мы найдем вам место, новую Испанию, под другим небом И девушка из Хереса будет ждать вас там.
Тери с подозрением посмотрел на своих мучителей. Они смеются над ним?
Но на их лицах не было улыбок. Только Гонзалес пытливо смотрел на него.
Вы обещаете? хрипло спросил Тери. Клянетесь, что, когда
Я обещаю Если вы хотите, я даю слово, сказал Манфред. А теперь, голос его изменился, вы знаете, чего мы от вас ждем? Понимаете, что должны будете сделать? Тери кивнул. Все должно пройти гладко. Вы, я, Пуаккар и Гонзалесмы убьем этого неблагочестивого человека так, как никто и не подозревает. Эта казнь ужаснет человечество. Это будет быстрая смерть, верная смерть, смерть, которая вползет к нему незаметно, которая невидимкой пройдет мимо его охранников. Такого еще не делал никто Такого Манфред внезапно замолчал. Щеки его пылали, глаза горели. Он заметил устремленные на него взгляды товарищей: Пуаккар смотрел бесстрастно и загадочно, как сфинкс, Леонвдумчиво и с интересом. Огня в глазах Манфреда поубавилось. Простите, смиренно сказал он, поднимая руку извиняющимся жестом. Я увлекся и на миг забыл, ради чего мы все это затеяли.
Вас можно понять, рассудительно произнес Пуаккар, а Леон дружески положил ладонь на руку Манфреда.
Наступила неловкая пауза, а потом Манфред рассмеялся.
За работу! воскликнул он и первым направился в импровизированную лабораторию.
Тери энергично сбросил пиджак. В лаборатории он почувствовал себя в своей стихии. Из запуганного пленника он превратился в руководителя, раздавал указания, поучал, командовал. Люди, перед которыми он всего несколько минут назад стоял, содрогаясь от страха, теперь послушно бегали из студии в лабораторию, с этажа на этаж.
Работы было много. Многое нужно было проверить, просчитать, ряд вычислений предварительно сделать на бумаге, потому что для убийства сэра Филиппа Рамона «Четверка» решила использовать все передовые достижения современной науки.
Нужно проверить, что вокруг происходит, неожиданно сказал Манфред и направился в студию, откуда вернулся со стремянкой. Установив ее в темном коридоре, он проворно поднялся и открыл люк, ведущий на плоскую крышу здания. Подтянувшись, он выбрался наружу, прополз к краю крыши и осторожно выглянул из-за невысокого парапета.
Вокруг в радиусе полумили были сплошные неровные крыши. За пределами этого круга сквозь туман и дым серыми тенями вырисовывался угрюмый Лондон. Внизу проходила оживленная улица. Манфред окинул беглым взглядом и их крышу, затем через полевой бинокль долго и внимательно смотрел на юг. Покончив с осмотром, он пополз обратно к люку, открыл его, опустил в черную пустоту ноги и стал осторожно съезжать вниз, пока не почувствовал верхнюю ступеньку стремянки. Затем быстро закрыл люк и спрыгнул на пол.
Ну как? с оттенком торжества в голосе спросил Тери.
Я вижу, вы поставили метку, сказал Манфред.
Так будет лучше Раз уж нам предстоит работать в темноте, пояснил Тери.
Ну а что наверху? Удалось увидеть? поинтересовался Пуаккар.
Манфред кивнул.
Очень неотчетливо Здание парламента кое-как различить можно, Даунинг-стритсплошное нагромождение крыш.
Тери снова взялся за работу, захватившую все его внимание. Каким бы ни было его ремесло, работал он ответственно. Он чувствовал, что должен показать этим людям все, на что способен. В последние дни ему пришлось не раз убеждаться в их превосходстве, и теперь в нем разгорелось желание доказать, что и он чего-то стоит, что он тожеличность, ему захотелось добиться благодарности людей, которые заставили его почувствовать свою незначительность.
Манфред и остальные в сторонке молча наблюдали за ним. Леон, озадаченно хмуря брови, не сводил глаз с лица работающего Тери. Объяснялось это тем, что Леону Гонзалесу, ученому и физиономисту (его перевод «Theologi Physiognomia Humana» Леквеция на сегодняшний день считается лучшим), казалось невероятным видеть, что в одном человеке могут уживаться преступник и старательный работник.
Через какое-то время Тери завершил работу.
Ну вот, все готово, с удовлетворенной усмешкой объявил он. Дайте мне вашего министра, позвольте мне с ним поговорить, и через минуту он отдаст Богу душу.
Лицо его, и без того малоприятное, теперь выглядело демоническим. Он был похож на огромного испанского быка, почувствовавшего запах крови.
Тем более странным казалось спокойствие остальных. Ни один мускул не дрогнул на их лицах. В глазахни торжества, ни сожаления Лишь необъяснимое нечто, которое появляется на непреклонном лике судьи, когда он зачитывает суровый приговор. Тери увидел эти взгляды и весь похолодел.