Волобуев долго сидел, закрыв глаза, потом спрятал наган в кобуру, подошел к Белову, взял у него из рук портфель и, открыв замки, высыпал содержимое на стол. Выросла горка золота: три портсигара, двенадцать штук часов, пятнадцать колец с бриллиантами, четыре десятирублевые царские монеты.
Волобуев долго сидел возле этой горки золота и медленно трогал каждый предмет руками Потом неожиданно для себя самого уронил голову на это тусклое, холодное золото и завыл на одной ноте, страшно, по-бабьи
Хочешь все забери, только меня Христом Богом молю выпусти, услышал он у себя за спиной голос Белова. Бери, никто и не узнает, я, как могила, немой, я слова не пророню, дяденька
Волобуев вытер слезы, высморкался в тряпочку и сказал:
За слабость простите, а предложение взятки, конечно, в особый протокол выделим, и карманы валяйте навыворот все, что есть, ложите на стол.
В карманах у Белова оказалось сто пятьдесят тысяч рублей, удостоверение работника Гохрана РСФСР и письмо без адреса следующего содержания:
«Гриша, я вынужден написать тебе это письмо, потому что от личных встреч ты постоянно уклоняешься, а это мне горько и по-человечески и по-дружески (прости меня, но я по-прежнему считаю тебя другом, а не случайным сожителем по комнате).
Когда мы встретились с тобой, помнишь, ты ж был одним из лучших людей, каких я только знал, ты последнюю рубаху мог отдать другу.
А что ж стало с тобой сейчас, Григорий? Неужели власть золота и жемчугов для тебя важнее великой власти мужской дружбы? Если так изволь передать мне третью часть из того, что получаешь у себя в Гохране. В случае, если ты откажешься выполнить эту просьбу, я донесу властям о твоей деятельности на службе не открытой, за которую ты получаешь деньги от правительства нашей трудовой республики, а тайной, которая наносит ущерб несчастным голодающим пролетариям. Следовательно, если к завтрашнему дню, к утру, ты не придешь на нашу квартиру и не выделишь мне драгоценностей на сумму в 1 (один) миллион рублей, то я сразу же сделаю заявление в ВЧК. Твой бывший друг, а ныне знакомый Кузьма Туманов».
Где Туманов проживает? спросил Волобуев.
На Палихе.
Палиха это что такое?
Улица это в Москве.
Значит, надо говорить, улица такая-то, дом такой-то.
Дом двенадцать, квартира шесть «а».
Это как так, шесть «а»? Пять есть пять, шесть будет шесть, а если семь так и надо говорить.
Быдло проклятое! закричал Белов. За что ж ты мне попался в жизни?! Темень перекатная! Не буду я тебе ничего говорить! Не стану, понял! Не стану! И тут Белов бросился на агента угро, но бросился он неумело, парнишка был изнеженный, поэтому Волобуев легко толкнул его кулаком в плечо, Белов упал и начал биться головой о грязный, заплеванный пол.
Не допрос у нас с тобой, заметил Волобуев, отходя к двери, а взаимная истерика. Только если когда я вою так я по голодающим вою, а ты звереешь по своим часам да монетам, сука поганая.
Он распахнул дверь и закричал:
Лапшин! Эй, кто-нибудь там, Лапшина найдите, пущай он понятых пригласит и сюда топает, тут у меня буржуй пол слюнявит и пятками зад молотит.
В тот же день МЧК забрала Белова к себе. Находился он в состоянии прострации, вопросы понимал плохо. Вызванный доктор констатировал сильный нервный шок и дал задержанному успокаивающее лекарство, предписав на допросы его в течение ближайших пяти дней не водить.
Председатель МЧК Мессинг наложил резолюцию: «Нач. тюрьмы. Просьба выполнить предписания врача».
Все поиски Кузьмы Туманова ни к чему не приводили: он исчез, как в воду канул. Оперативная группа МЧК выезжала в деревню Аверкино, где жил отец Белова Сергей Мокеевич. Раньше он имел три трактира, но все они были конфискованы новой властью в девятнадцатом году. Обыск в доме старика Белова ничего не дал.
Через неделю доктор увидел в заключенном резкую перемену. Тот жадно заглядывал в его глаза и шепотом спрашивал:
Доктор, а если я чистосердечно не постреляют?
Я, голубчик, врач и тонкостей этих, право, не знаю Нуте-ка, ножку на ножку
Да, господи, при чем здесь ножка? Я на следующую ночь, как вы уехали, проснулся весь в поту. Все глаза боялся открыть думал, вот бы сон это был, вот бы сон Лежал так, лежал, а потом один глаз открыл а тут потолок серый и лампочка в решетке. И так я плакал, доктор, всю ночь плакал. А и плакать сладостно: сколько мне еще раз в жизни плакать? И боль чувствовать в руке, словно током пронзило отлежал на нарах, все равно приятно И в парашу пописать тоже сладостно так, нежно
А раньше о чем думали? спросил доктор. Когда начинали все это?
Вы, пьяный, о чем думаете?
Я уж, милейший, забыл, когда пьяным был
А я пьяный дурной. За девицу черт знает что могу натворить. Меня, когда пьян, кураж разбирает. Наутро совещусь в зеркало смотреть плюнул бы в рожу-то, а хмельной сам себе так нравлюсь, сильный я тогда, весь в презрении, а девицам это очень загадочно.
Вы как в смысле секса?
Секс это половой акт?
Почти, доктор не смог сдержать улыбки.
Могу, только если пьяный. Когда трезвый, я с девицами цепенею и слова не могу сказать, не то что секс.
В роду у вас больных падучей не было?
Не псих я, доктор, не псих Я все отчетливо понимаю, что вокруг происходит, где я сижу и что может быть
Доктор выписал новую порцию успокаивающих средств, хотя в беседе с начальником тюрьмы высказал предположение, что арестованный вполне вменяем.
Той же ночью Белов написал письмо Дзержинскому с просьбой вызвать его на допрос. Когда ему в допросе отказали, он объявил голодовку. От молодого парня этого не ожидали. В тюрьму приехал председатель МЧК Мессинг.
Какие у вас претензии? спросил он Белова. Почему голодовка?
Потому что меня не допрашивают.
Вы не в том состоянии, чтобы вас допрашивать.
Мне каждый день в неведении как смерть Я на себя руки наложу!
В отношении наложить на себя руки мы этого постараемся не допустить. Мессинг полуобернулся к начальнику тюрьмы и попросил: Если будет замечен в подобного рода фокусах, посадите в карцер.
Ясно, товарищ Мессинг.
Что еще имеете заявить, Белов?
А вы мне что имеете заявить?
Не паясничайте!
Я не паясничаю. Каждый человек имеет свою манеру обращения Я хочу знать, что меня ждет, если я принесу покаяние?
Чистосердечное покаяние приносят, когда человек без этого не может, если он себя хочет очистить А если он торгуется «вы мне за покаяние булку», тут у нас разговора не будет
Я не булку прошу, а жизнь
Пока ставите условия разговора у нас не получится. И с голодовкой прекратите, несерьезно это. Потерпите дня два, а потом заскулите
Почему вы так жестоко со мной говорите?
Скажите спасибо, что я с вами говорю, Белов. Мне очень хочется вас расстрелять прямо здесь, не сходя с места Ладно, ладно! Москва слезам не верит!.. На те драгоценности, которые у вас отобрали, можно завод накормить!
Но мне же двадцать лет! Двадцать всего! закричал Белов и начал хрустко ломать пальцы. Я жить хочу! Мне надобно жить я ведь молодой, глупый!
Свою голову надо иметь в двадцать лет Мне двадцать шесть, кстати говоря. Хотите напишите все подробно на мое имя: и про то, как убили Кузьму Туманова, и про то, где оборудовали тайник, неторопливо говорил Мессинг, замечая, как расширяются зрачки Белова и как он медленно подается назад, и чем подробнее напишете тем будет лучше
Для меня?
Больше, конечно, для нас, усмехнулся Мессинг, но, глядишь, трибунал учтет ваши глупые годы, глядишь докажете, что не вы похищали, а другие, а вы только были передаточным звеном
«Молчи, кругом молчи, вспомнил Белов отчетливо и до жути явно лицо Ивана Ивановича во время их последней встречи. Как бы ни было тебе страшно и плохо молчи. Это я не пугаю тебя, это я тебе свою тайну открываю. Ты гляди: амнистии каждый год на Первомай и в Октябрьские. Раз. Потом не долги они, их голод сломит. Два. Мы своих в обиду не даем, у нас тоже руки длинные, мы из таких передряг выходили что ты это третье будет. И помни, время всегда на того работает, кто смел и тверд. Кто раскис, того время сразу в расход списывает».