Если позволят легавые держать здесь системы, сказал я ему, я бы тебя немного покапал.
Какие системы? не понял смотрящий.
Ну, капельницы.
А-а-а Решу. Мне все позволят.
Не успел я закончить с одним пациентом, как ко мне тут же подкатился другой.
Слушай, Коста, пожаловался Картина, чего-то у меня со спиной нелады. Как вдруг шибанет, и звездец. Не продохнуть.
На воле лечился?
А! махнул рукой Леха. Все не собраться. Да и не часто прихватывало. А здесь каждый месяц колбасит.
Подолгу?
Дня по трипо четыре. Чего скажешь-то? Може, радикулит?
В такой-то жаре? усмехнулся я. Скорее, почки. Или невралгия. Короче, как начнет в следующий раз колбасить, там и посмотрим.
Ага, кивнул Леха. И вот еще что. Давай, научу тебя в карты.
Хочешь меня обыграть? ухмыльнулся я. Так с меня ж нечего брать. Я даже дачек не получаю.
Да не-е-е Ты не понял. Ты меня лечишь, я тебе уроки даю. Все с нуля и под ключ. Как карты клеить, как колоду точить, как кропить, как обыгрывать В зоне не пропадешь. Да и на воле тоже. Как?
Ништяк, согласился я. Вот завтра, если вернусь живой, так и начнем.
Картина расхохотался:
Ну, ты в натуре! «Живой» он наклонился мне к уху и прошептал:Ты старого слушай побольше. Он наплетет. Куда тебя денут? Конечно, вернешься. И, пощелкав колодой, отправился к кому-то на нары играть в рамс.
Возможно, он сглазил. А возможно, просто ошибся. Ведь судьбу невозможно переиграть, какой бы крапленой у тебя ни была колода.
Короче, назавтра я не вернулся.
Глава 7. Пресс-хата
Как и учил меня Бахва, бритву я сжал между пальцами, и по закону подлости, рука конечно сразу вспотела. Весь путь до комнаты допросов я боялся, что половинка лезвия выскользнет под ноги конвойному.
Как мы вчера и договаривались, меня дожидался только один Живицкий, без следака.
Вопрос с Ангелиной решен? сразу же перешел я к делу и получил ответ, который больше всего и ожидал.
Придется все это отложить примерно на месяц. Ваша супруга в больнице.
Что-то серьезное? насторожился я.
Нет, нет. Что вы? расплылся в широкой улыбке Живицкий. Нервный срыв. Вы поймите, сколько же ей, бедняжке, пришлось пережить за последнее время. И вот результат. Ее поместили в больницу на Пряжке. Я узнавалкурс лечения сорок пять суток. После этого я, конечно, вам устрою свидание.
Я про себя рассмеялся: эти ублюдки считают, что успеют дожать меня за сорок пять суток. Или, в крайнем случае, продлят Ангелине курс лечения. В психушке можно его продлевать сколь угодно. Удачную же они выбрали больницу. И удачный диагнозон так хорошо вписывается в сценарий.
Вы хотели о чем-то мне рассказать, Константин? Или просто посоветоваться, определить, так сказать, линию поведения? вкрадчивым тоном спросил меня адвокат.
Да, я хотел рассказать. Вы помните, я вчера говорил о том, что меня подставляют?
Конечно, я помню.
Вы верите в это?
Я обязан верить всему, что вы мне говорите, ибо я исхожу из того, что это исключительно правда. И ни капли фантазии. Потому что это в ваших же интересах. Лишь на таком паритетном доверии мы сумеем получить для себя наибольшие выгоды. И выиграть это несчастное дело.
Я усмехнулся. Какой же он словоблуд! Впрочем, это его профессия.
Сейчас я вам скажу только правду, заверил я адвокатишку. И, поверьте, всегда буду говорить правду и только правду. И вам, и Мухе, ибо лгать мне нет смысла. Я невиновен, и это я сейчас вам докажу. Слушайте схему, по которой меня подставила Ангелина.
Я рассказывал и внимательно наблюдал за адвокатом, стараясь определить в его поведении хоть какое-нибудь отклонение от нормы, но он лишь кивал, как китайский болванчик. И слушал меня именно так, как родители выслушивают фантазии своего завравшегося ребенка.
Мне кажется, Константин Александрович, что вы выдаете желаемое за действительное. На чем основано ваше, я бы сказал, очень тяжелое! обвинение самого близкого вам человека? Чай показался вам горьковатым, наутро вы чувствовали себя неважно И только?
Нет, не только! возмутился я. Добавьте к этому еще и исчезнувшее куда-то лекарство.
Хорошо. Предположите такой вариант. Ваша супруга после такого удара, как ваш арест, была выбита из колеи настолько, что, естественно, не могла заснуть. Впрочем, как и любая другая нормальная женщина, в одночасье потерявшая любимого мужа, единственную опору в жизни. Промучившись до утра, Ангелина вдруг вспоминает, что в домашней аптечке есть лечебное средство, которое имеет снотворное действие. Конечно же, ваша супруга использует это лекарство. Для себя. На последних двух словах Живицкий сделал ударение. Теперь обратимся к горькому чаю. Вам, как медику, конечно известно, что усталость притупляет вкусовое восприятие
У людей с болезнями печени или эндокринной системы, перебил я. Или с болезнями мозга. Но не у меня. Я отлично знаю особенности своего организма. К тому же я помню, как меня вырубило сразу после этого чая. А уж действие морфинов я изучал. Правда, до этого случая, лишь в теории.
Ох, Константин Александрович, тяжко вздохнул Живицкий. Я не могу с вами спорить, потому что точно знаю, что не смогу вас убедить. И знаете, по какой причине?
По какой же?
Вы признаете только свою правоту, и, остановившись на какой-нибудь версии, уже не можете с нее слезть. И в упор не замечаете альтернатив, которые валяются буквально у вас под ногами. Живицкий бросил взгляд на часы. У нас, к сожалению, нету времени, чтобы продолжить дискуссию. Сейчас должен подойти Владимир Владимирович. Но после допроса, оставшись наедине с собой, постарайтесь критически оценить свою версию о предательстве Ангелины. Попробуйте сами опровергнуть все аргументы, которые сейчас предъявляли мне. И я очень надеюсь, что у вас все получится. И Живицкий с надеждой заглянул мне в глаза. Так по-отечески! Через сильные линзы очков его глаза казались большими-большими. Добрыми-добрыми.
Вах-вах-вах! Сейчас расплачусь!
А все же какой он омерзительный иуда! Я не сомневался в том, что он сам не верит в то, что сейчас мне плел. И отлично понимает, что я прав на все сто процентов, подозревая свою жену. Но ведь за то, чтобы я сел, деньги плочены, и надо их отрабатывать. А то, что в результате совершенно невиновный человек может легко залететь в лагеря лет этак на двадцатьэто дело десятое. Деньги главнее всего остальногосовести там или профессиональной этики. Если, конечно, этика или совесть имеются в наличии хотя бы в зачатках. Вернее, в остатках. Надо будет все же серьезно подумать о замене адвоката
Муха не успел войти в комнату, как сразу взял быка за рога. Еще не устроившись за столом, он бросил мне на ходу:
Вы вчера обещали, что сегодня я услышу кое-что интересное. Жду.
Что-то было незаметно, чтобы он ждал. Даже не уткнул еще свою задницу в стул, а уже обильно потеет от нетерпения. Ладно, не буду мучить несчастненького. И я, не спеша, с выражением, с расстановкой повторил следаку то, что час назад уже рассказывал адвокату, на этот раз внимательно наблюдая за поведением Мухи. И надо сказать, что, в отличие от Живицкого, он вел себя весьма неадекватно. Да и вообще сегодня он был весь какой-то неестественно взвинченный. Перепало вчера от хозяина по самое некуда? Возможно, возможно. Ах, как бы хотелось мне знать, кто этот хозяин! Кто руководит этим фарсом!
Муха слушал меня, не перебивая, до тех пор, пока я не обмолвился о том, что с меня, спящего, жена вполне могла снять отпечатки и на ручку ножа, которым пырнули Смирницкую, и на золотые побрякушки. Нервы прокурора не выдержали. Он покраснел, сильно хлопнул ладонью по крышке стола и взвизгнул:
Все! Хватит! Не могу слушать весь этот бред! Ты отлично знаешь, что хватался и за нож, и за золото без перчаток и даже не позаботился потом стереть свои пальцы! И знаешь, что мы их найдем и идентифицируем! Подгото-о-овился, сочинитель Да я подобной бодяги наслушался за годы работы, что уши уже Во Он оттопырил себе одно красное ушко и наглядно продемонстрировал, что значит «Во»Короче, читай. Муха выдернул из портфеля порох бумажек и бросил на стол.
Я даже не шелохнулся. Спокойно сидел нога на ногу и наслаждался видом мандражирующего следака. И соображал, а что бы ему еще такого добавить, чтобы добить окончательно. Чтобы хватил родимец прыщавого выродка. Уж очень хотелось хоть чуть-чуть отыграться за все те геморрои, которые нажил по его вражьей милости.
Ознакомься! снова взвизгнул следак и, не удержавшись, похвастался:Здесь все. Заключение о том, что ширина лезвия соответствует размерам раны на теле терпилы. Он так и сказал на ментовском жаргоне: «терпилы», а не Смирницкой. Заключение о соответствии группы и резус-фактора крови, обнаруженной на ноже, и крови убитой. Заключение об идентичности отпечатков на ноже и побрякушках твоим, дурак, отпечаткам.
Я знаю, что они должны соответствовать, заметил я.
Так и чего же ты встрепенулся Муха. Чего же ты, сука, в несознанку играешь! Ведь пойми, что мне всего этого хватит, следак прихлопнул бумаги ладонью, чтобы оформлять дело в суд.
Оформляйте, решил поддразнить его я. Я там устрою славное шоу.
Да там тебе, идиоту, так прижмут яйца, что получишь вышак. А напишешь сейчас явку с повинной, я тебе организую по минимуму. И пойдешь в хорошую зону.
Я не знаю, что надо писать, тяжко вздохнул я, и у Мухи задвигались ноздри, как у лисицы при виде сурка. Ему пригрезилось, что вот-вот я готов расплакаться и начать колоться. Мы сейчас вместе напишем, поспешил он и тут же осекся, увидев мое лицо.
Начальство напрягает, Владимир Владимирович? участливо поинтересовался я.
Он в ответ лишь поиграл желваками.
Напряга-а-ает, продолжал донимать его я. Наверное, зря. Я, конечно, не то в виду имею начальство, что в прокуратуре, а то, что в тени. То, что платит гораздо больше. А ведь, Владимир Владимирович, от меня это начальство избавитсятут же возьмется за вас. Не любит такое начальство тех, кто много знает. Ох, не любит. И мочит их, Владимир Владимирович, без церемоний. Так что через годик я буду отдыхать где-нибудь на таежном курорте подальше от Питера, а вы будете вариться в котле. Не думаю, что после того, как вас шлепнут, вы попадете в рай.
Все! Довольно!!! На этот раз Муха сотряс стол уже не ладошкой, а кулаком. Потом вскочил и упер в меня указательный палец:По-хорошему ты не понимаешь, будем с тобой по-плохому. Даю последний шанс. Предлагаю: пиши явку с повинной. Потом это же тебе предложат другие. По-другому. Ну!!!
Я сжал пальцами бритву и послал Муху на фуй. Он покраснел от злости, как помидор, и рванул из комнаты.
Зря вы так, Константин Александрович, покачал головой Живицкий. У вас могут быть неприятности. У меня уже неприятности, горько посетовал я. Дальше некуда.
Есть куда. Поверьте, я-то уж знаю.
Я тоже знал. Рассказал мне о таких неприятностях Бахва. И, кажется, оказался прав.
Константин Александрович, позвал меня адвокат, и я в ответ огрызнулся:
Помолчим! Помолчим, понятно? Еще не хватало мне выслушивать его мрачные пророчества. И без того на душе было тошно. Тошно до одури!
Живицкий испуганно кивнул и принялся протирать стекла очков. Я же развернул к себе один из листов бумаги, в запальчивости оставленных следаком на столе, и начал со скуки изучать заключение дактилоскопической экспертизы. Так мы и сидели в гробовой тишине минут пятнадцать, пока дверь не распахнулась и в комнату не ворвался Муха, а следом за ним здоровенный вертухай.
Вста-а-ать!!! заорал он, и я поспешил подскочить со стула. Руки за спину! Ну, пшел!!!
Я на секунду замешкался, и конвоир наградил меня крепким пинком, придав мне ускорение в сторону двери. Где-то далеко-далеко в глубине комнаты для допросов ехидно хихикнул следак. Он был уверен, что я даже не представляю, на какую Голгофу меня сейчас поведут.
Но я представлял. И у меня между пальцами была зажата бритвамой единственный шанс на то, чтобы выжить
Опять бесконечные лестницы и мрачные коридоры, решетки с электрическими замками и стойка «рожей к стене, руки на стену» перед каждой из них. Совершенно другие, чем раньше, лестницы. Чужие коридоры. Незнакомые мне решетки. Этой дорогой меня еще не водили, но я точно знал, куда я иду. И не испытывал при этом ни страха, ни того мандража, что бывает порой перед боем, когда в кровь выбрасывается добрая порция адреналина.
Вообще никаких эмоций! Вообще никаких чувств! Лишь опасение, что, когда возле очередной решетки буду держать руки на стенке, обломок бритвы выскользнет из влажных от пота пальцев!
Но, видно, хранила меня Судьба, непутевого.
Здесь стоять! возле одной из железных дверей меня снова уткнули физиономией в стену и тщательно обыскали. Потом загремели засовы, и конвойный хмыкнул у меня за спиной:
Молись. Идешь заниматься сексом.
Да, помолиться бы не мешало перед такой непростой операцией, как харакири. «Отче наш, иже еси на небеси», попытался припомнить я, перемещая обломок бритвы потными пальцами. Только бы суметь зафиксировать его пожестче, когда буду вскрывать себе брюхо. Только бы он не крутился.
Заходи!
Я состроил на лице безразличную мину, не спеша пошел в открытую нараспашку дверь и замер на пороге.
Это был совсем иной мир, чем моя камера. Здесь было чище. Здесь было светлее. Здесь было уютнее. Здесь по-другому пахло. Нет, не смертью, а каким-то терпким, довольно приятным одеколоном. Где-то в глубине громко работал магнитофон, и музыка казалась приятной и мелодичной. Вот под эту-то музыку мне и предстоит чудовищное членовредительство. Никогда не подумал бы раньше, что подобное когда-нибудь может случиться со мной.
Чего встал. Проходи, будь как дома, прозвучат глухой бас и добавил ехидно:Попку подмыл, петушок?
Их в камере было человек десять. Может, и больше, я не считал. Не до этого было мне, совсем не до этого. Левой рукой я зацепил футболку и выдернул ее из штанов. На то, чтобы медлить и изучать обстановку, уже не осталось времени. Ко мне вразвалочку уже направлялись два здоровенных типа с бритыми налысо головами. Впрочем, «направлялись»сказано громко. Куда можно направляться в камере, вся длина которой не более десяти широких шагов? Ее можно всю перепрыгнуть в четыре прыжка.
Так вот, этим монстрам до меня оставалось меньше прыжка