«Будьте внимательнее, говорили они. Настанет день, когда вы познакомитесь с ними на практике». И вот этот день настал.
Паркер взял со стола листок с расшифрованным текстом и порвал его на мелкие кусочки. Никто, кроме него, никогда не прочтет этих строкисповеди палача, который так и не смог ответить на вопрос, была ли виновна его жертва.
20 декабря
Сквозь клубы пара Джордж Паркер наблюдал за самым любимым развлечением москвичей. В высоком зале, размером с теннисный корт, заполненном розовыми и смуглыми телами, разворачивалась оргия коллективного очищениялюди намыливались, яростно терли себя и друг друга мочалками, обливались водой из тазов.
«Вот где окончательно разошлись Запад и Востокв бане», невольно усмехнулся про себя Паркер.
Много лет тому назад внутренняя отделка бани поражала великолепием: мраморный бассейн, нарядные лепные своды, барельефы, итальянский кафель Но теперь все обветшало и пришло в упадоккругом грязь, обшарпанные стены и потолок в трещинах. Дореволюционная роскошь не сумела выжить в Советской России.
Раздевшись в предбаннике, Паркер нырнул в гущу обнаженных тел и словно исчез, стал невидимкой. В парилке царила такая жара, что он едва мог стоять на раскаленном полу. Здесь Паркер не продержался и минуты.
Пройтись по спинке? услышал он и, обернувшись, увидел старикана, агрессивно размахивающего березовым веником.
Пройдись лучше по своей заднице, хотел было посоветовать ему Паркер, но едва открыл рот, как чуть не задохнулся горячим паром.
Голый, беззащитный, он ощущал странную неловкость. Пожалуй, впервые он по-настоящему слился с великим русским народом, но большой радости от этого явно не испытывал.
Единственной вещью, которую Паркер не снял, были наручные часы. Они показывали, что Саша опаздывает уже на пятнадцать минут. Мальчишка слишком часто нарушал правила конспирации. Но что поделаешь? Ведь не уволишь его с работы, не вызовешь на местком. Мальчик рискует собственной жизнью, тогда как он, Паркер, рисковал только своим креслом. Если парень решил опоздать, это его личное дело.
Вернувшись в раздевалку и закутавшись в простыню, Паркер вновь обрел чувство благопристойности. Но тревога росла. Люди приходили и уходили, а Саша все не появлялся. Вдоль стен зала были отгорожены крохотные кабинки, занавешенные от посторонних глаз. Там пир шел горой. Банщики с бутылками пива и минеральной воды так и сновали за занавески. Паркер успел заметить разложенные на газетах воблу, маринованные огурчики, черный хлебнепременные атрибуты мужского застолья в этой стране, наряду с соленой шуткой и анекдотами про вождей. Слушая раскаты хохота, Паркер вдруг подумал, что люди заливаются не потому, что у них жизнь веселаякак раз наоборот, потому, что так легче переносить творящиеся вокруг мерзости. Вероятно, они искренне думают, что проблем станет меньше, если относиться к ним с юмором.
Увлекшись этой мыслью, Паркер не заметил, как в кабинке напротив его лавки колыхнулась, приоткрывшись, занавеска. А такие вещи он был обязан замечать, ибо глаза его были открыты и к тому же снабжены очками. Он уловил движение занавески лишь со второго раза, но теперь это ничего не значило. Если первый раз мог оказаться случайностью, то второй сигнализировал об опасности. Первое же предупреждение Паркер проморгал.
Извините меня, пожалуйста.
Голос показался ему знакомым, но голым Сашу он видел впервые и потому не сразу узнал. Паркер поднял голову, чтобы поздороваться с Сашей, но тот быстро шепнул:
Молчите. Вы меня не знаете. Смотрите в другую сторону. Кажется, за мной следят.
Паркер порылся в сумке, достал мятый «Советский спорт» и углубился в турнирную таблицу недельной давности. Тем временем Саша вытерся и стал одеваться. Паркер на расстоянии ощущал страх парня, но чем он сейчас мог ему помочь? Любое его вмешательство только усугубило бы положение.
Что я должен сделать? снова послышался шепот юноши. Паркер развернул газету и поднес ее к самым глазам, как будто не мог разобрать мелкий шрифт. Он выждал целую минуту, прежде чем ответил. Саша, поставив ногу на скамейку рядом с Паркером, завязывал шнурок.
Наш человек может попасть в беду. Надо предостеречь его, чтобы он вел себя осторожнее. Оставь ему сигнал, только не чрезвычайный, а простое предупреждение.
Паркер не был уверен, что Саша расслышал его. Юноша бросил полотенце в свою сумку и, подхватив ее, направился к выходу. Но в последний момент он остановился и повернул обратно. Скосив глаза, Паркер увидел на скамейке забытую Сашей перчатку. «Умница, отметил он про себя. Отличная работа!»
Я постараюсь, донеслись до него слова Саши, и молодой человек исчез.
На этот раз Паркеру не составило труда заметить возню в противоположной кабинке. Ее занавеска откинулась, и оттуда вышел полностью одетый человек. Кроме него в кабинке никого не было. Но собственная наблюдательность радости Паркеру сейчас не доставила: Саша действительно был на крючке.
Представители КНДР, часто кланяясь, пятились к выходу из зала приемов. Калягин даже пожалел их: весь день бедолагам приходится кланяться. За последние трое сутоктри дружественные делегации, по одной в день, с застольем, но без капли водки. Только чуть-чуть сухого грузинского вина, и то лишь для того, чтобы не выглядеть круглыми идиотами со своей борьбой за трезвость.
Проводив корейцев, члены Политбюро дружно с облегчением вздохнули. На следующей неделе ожидаются французывот где можно душу отвести. С буржуями не принято было церемониться. Хорошим тоном считалось оскорбить их в лицо, вдрызг разругаться и потом им же предъявить за это претензии. А что касается прав человека, так эта тема просто стала дежурным развлечением на переговорах. Одним словом, с хорошими людьми и поговорить приятно. Чем глубже Калягин узнавал изнанку жизни в Политбюро, тем больше склонялся извинить царящий здесь цинизм, который возрастал прямо пропорционально масштабам власти.
После заседания Калягин намеревался незаметно улизнуть, чтобы избежать разговора с Афанасьевым, но тот поймал его за руку и потащил за собой в коридор. Там они остановились и переждали, пока разошлись остальные. Вины перед Афанасьевым за позавчерашний вечер Калягин не чувствовал, так как знал, что генерал хочет лишь получить с него плату за удовольствие.
Афанасьев шепнул на ухо Калягину:
Ну как, обдумал наш прошлый разговор?
Не уверен, что правильно вас понял, товарищ генерал.
Что означает твое «товарищ»? вспылил Афанасьев. Вчера выпивали вместе, а сегодня «товарищ». Зачем так официально, дружище? Ты чем-то расстроен?
Они замолчали, пропуская мимо себя толпу референтов с папками подмышкой.
Не советую бегать от меня, товарищ, насмешливо сказал Афанасьев. Через полчаса зайди ко мне в кабинет, а пока жди здесь.
И генерал засеменил по коридору.
Афанасьевская приемная оказалась пустой, хотя было только шесть часов вечера. Толкнув дверь кабинета, Калягин понял, почему замминистра так рано распустил своих помощниковв комнате стоял тяжелый спиртной дух. Генерал поднялся ему навстречу со стаканом в руке. На три четверти стакан был наполнен бесцветной жидкостьне водой, разумеется.
Заходи, товарищ, и дверь за собой прикрой поплотнее. Сюда садись, Афанасьев кивнул на диван в углу и, подтащив кресло, сел напротив. Ты извини, Дмитрий Иванович, я погорячился давеча. Генерал приветливо улыбнулся. Хочешь конфетку? Он потянулся к сервировочному столику и достал коробку конфет. Бери, бери, не стесняйся. Бельгийские. Самые вкусные Между прочим, моя супруга передает тебе привет.
Калягин молча взял конфету. В конце концов так даже лучшев открытую.
Я пригласил тебя, дружище, поговорить по душам. Не бойся, здесь нас никто не подслушает. Это исключено. У меня в армии тоже есть неплохие специалисты, как тебе известно.
«Ну вот, началось, подумал Калягин. Опять он за свое».
Короче говоря, продолжал Афанасьев, ты всегда можешь рассчитывать на меня, но я, со своей стороны, тоже надеюсь на твою помощь. Он откашлялся. О спутниках ты уже знаешь. Но это не все. Дело в том, что в последнее время идет дискредитация армии. Мы всегда делали самую грязную работу: чуть ли не подтирали задницу восточным немцам, прогревали танковые моторы в Польше, не говоря уж об Афганистане, где нам попросту отрезали яйца, и всегда нам талдычили, что, мол, это долг солдата, его судьба. Так вот, докладываю: далеко не всем солдатам нравится такая судьба. Генерал ткнул пальцем в Калягина. Мы не намерены мириться с такой судьбой. Конечно, мы бы уже давно предъявили свои условия, но после смерти Черненко нас оказалось слишком мало. Тогда мы упустили время. Однако сейчас, когда вопрос о спутниковом оружии стал ребром, выхода у нас просто нет. Афанасьев подался вперед. Могу я рассчитывать на твою поддержку?