Мне ужасно нравится здесь, повторила Брита.
Заведение называлось «Бандит» и было в Лиссабоне в большой моде. Официанты усердно сновали меж столиками, разнося лед, бокалы шампанского, стаканы с виски, коктейли с невозможными названиями. Оркестр, состоявший из чернокожих американцевили тех, кто прикидывался таковыми, играл в глубине зала на небольшой эстраде, и взмокшая от пота толпа танцующих, где преобладали вечерние туалеты и смокинги, казалось, вот-вот захлестнет и ее; и все были бесконечно, как-то почти демонстративно чужды тому, что в нескольких сотнях километров отсюда, по другую сторону границы, жестокая война заполняет дороги беженцами, тюрьмынесчастными, а траншеи, обочины дорог и задворки кладбищтрупами. Со злобно-насмешливой гримасой Фалько, вдруг на мгновение вспомнив, как встречали последний перед войной новый годсам он с подругой танцевал в гриль-руме мадридского отеля «Палас», спросил себя: сколько тех, кто бросал тогда ленточки серпантина и чокался под звон курантов за новый, 1936-й год, уже погибли или вот-вот погибнут?
О господи, опять сказала Брита. Не оборачивайся. Здесь этот болван Мануэл Лоуриньо.
Фалько тем не менее обернулся. За столиком среди друзей сидел загорелый красавец в смокинге. Все смеялись и пили.
А-а, это здешняя звезда, дамский любимец?
Он самый Вы знакомы?
Вроде бы
Он играет в водное поло, время от времени упоминается в светской хронике
А-а. Ну так и что с того?
Это настоящий кошмар. У нас с ним была историясовсем коротенькая, но он принял это все чересчур близко к сердцу и не оставляет меня в покое Помимо прочего, он еще и женат.
Я тоже, пошутил Фалько.
Брита вонзила ноготки ему в руки.
Врун противный! Да кому в голову взбредет связаться с таким повесой!
Они направились к своему столику. Лоуриньо заметил их и уже не сводил глаз с Бриты. Фалько вытащил из ведерка со льдом бутылку «Боллинже» и обнаружил, что она почти пуста.
Заказать еще?
Нет, не стоит Брита открыла сумочку и стала пудриться. Как только увижу его, мне уже вообще ничего не хочется.
Так-таки и ничего?
Она захлопнула пудреницу и устремила на него взгляд женщины, уверенной в своем моральном превосходстве:
Ты совсем дурачок или как?
Фалько посмотрел на часы. Потом руки его вспомнили ощущение ее тела под тканью платья.
Ну чтомы уходим?
И поскорей, пока этот идиот не испортил нам вечер.
Фалько подозвал официанта и расплатился, прибавив щедрые чаевые. Брита поднялась. В тот же миг встал и Мануэл Лоуриньоон оказался высок и крепоки направился к ним. Брита прошла вперед, не удостоив его взглядом. В отличие от Фалько, который чуть было на ходу не подмигнул ему в том смысле, что «не унывай, приятель, сегодня я, а завтра ты», но все же сдержался, потому что ему не понравилось, как смотрит на него португалец. А смотрел он так свирепо, будто во всем винил Фалько.
Эй, раздалось у него за спиной.
Запахло перегаром хорошего английского виски, а в перспективебольшими неприятностями. Фалько замедлил шаги, обернулся. Лоуриньо был почти на полголовы выше его.
Слушаю вас, друг мой.
Я тебе не друг, процедил тот. И я разобью тебе рожу.
Фалько вздохнул, покоряясь судьбе. И едва ли не примирительно.
Вы меня, право, пугаете, сказал он.
И двинулся следом за удалявшейся Бритой. В гардеробе получили ее пальто и его шляпусам Фалько был без верхней одеждыи вышли на улицу. Напротив подъезда стояли два такси и три фиакра. Фалько уже хотел было попросить швейцара, чтобы подозвал извозчика, но тут не столько услышал, сколько почувствовал за спиной шаги. Обернулся и в свете фонаря над входом увидел Лоуриньо.
Ты даже не поздоровалась со мной, Брита.
Ах, чтоб тебя, подумал Фалько. Только этого не хватало сегодня вечером.
Не желаю с тобой здороваться, ответила она.
Это неучтиво с твоей стороны.
Оставь меня в покое.
Она крепче вцепилась в руку Фалько. В правую. Но он предусмотрительно высвободился.
Я несколько раз тебе звонил, настойчиво продолжал Лоуриньо.
Мне много кто звонит.
Фиакр уже стоял у тротуарашвейцар расстарался. Но Лоуриньо опередил Бриту и ее спутника и преградил им путь.
С-сука, будто выплюнул он.
Фалько поморщился. Это, конечно, уже чересчур.
Позвольте пройти, сказал он, намереваясь проводить Бриту к экипажу.
Он назвал меня сукой! скандально воскликнула та. Ты смолчишь?
Садись в коляску. Едем.
Но тут опять вмешался Лоуриньо. Он стоял перед ними, опустив и чуть разведя руки, как готовый к схватке борец.
Я тебя убью, сказал он Фалько.
Тот тяжело вздохнул и выпустил руку Бриты. Твердо взглянул в нависавшее над ним лицо противника и проговорил раздельно:
Ты в своей жизни еще никого не убил.
То ли тон, то ли выражение лица. То ли взгляд. Но в глазах Лоуриньо мелькнуло сначала удивление, потом осознание, потом опасение. Он отступил на шаг. Что-то он здесь не предусмотрел, и затуманенный алкоголем мозг пытался постичьчто же именно? Но продолжались его раздумья всего две секунды: больше времени Фалько ему не дал, сделав шаг впередтот самый, что уступил ему португалец, и с улыбкой широко раскинул руки, словно для дружеского объятия, устраняющего любые недоразумения. И одновременно, не переставая улыбатьсяулыбка притупляет бдительность противника, ударил его коленом в пах, отчего Лоуриньо сложился вдвое от неожиданности, а потом от боли. Тем не менее Фалько знал, что настоящее сокрушительное действие удары такого рода оказывают лишь через секунды три-четыре, а потому срезал путь к победе, ткнув португальца локтем в лицо. Тот упал на колени и со всхлипом втянул воздух, одну руку держа перед глазами, другой зажимая пах.
Фалько обернулся к швейцару и протянул ему сложенную вдвое купюру.
Вы подтвердите, что этому сеньору стало нехорошо, сказал он очень спокойно. Потерял равновесие и упал. Вы ведь видели, не правда ли?
Швейцар прятал бумажку в карман своей тужурки с галунами. До этого он был возмущен до глубины души, но теперь улыбался от уха до уха:
Святая правда, сударь!
Фалько в ответ послал ему заговорщицкую улыбку. Улыбку того, кто неколебимо убежден в жестокости, глупости и жадности двуногих тварей земных.
Немного перебрал виски.
Совершенно верно.
За окнами еще была ночь. В щель между неплотно задернутыми шторами проникал светна фасаде дома напротив горела неоновая реклама портвейна «Сандеман». Фалько в наброшенном на голое тело халате Бриты Моура сидел в кресле и курил, рассматривая спящую женщину. Радиаторы поддерживали приятное тепло, и Брита спала крепким сном, отбросив одеяло. Фалько слышал ее глубокое и ровное дыхание. Она лежала на спине, разметавшись, в позе, которая для всякой другой, не такой красивой женщины, не с таким точеным телом показалась бы вульгарной. Слабый свет, словно просеянный сквозь лиловатую кисею, обрисовывал его великолепный рельеф, что-то выделяя, что-то оставляя в тени. Под темной порослью лобка открывалась меж раскинутых бедер головокружительно влекущая лощина. Прежде чем подняться с кровати и закурить, Фалько мягко погрузил в нее пальцы правой руки и извлек их наружу увлажненными его собственной спермой.
Он холодно размышлял о человеке, которого убил на Алфаме. Размышлялв силу привычки и по профессиональной необходимостио веществах текучих и жидких. О том, как булькает воздух, смешиваясь с кровью, хлынувшей из рассеченного горла. О том, с какой ужасающей легкостью опорожняется человеческое тело, с какой необратимой стремительностью выплескиваются из него пять с лишним литров кровии унять этот поток, зажав рану, затампонировав ее, стянув жгутом из подручных средств, не получится. И в очередной раз спросил себя, как удается выживать всем, кто пытается жить, не обращая внимания на этона тот непреложный факт, что одним взмахом клинка, перехватывающего глотку, можно превратить великолепное тело женщины, спящей в нескольких шагах отсюда, в окровавленную мясную тушу.
Он раздавил в пепельнице недокуренную сигарету и поднялся, потирая ноющую поясницу, Брита Моура, надо ей отдать должное, была женщина энергичная. Очень энергичная. Завязав пояс халата, босиком дошлепал по паркету к стулу, на спинке которого висел его пиджак. Вытащил из кармана конверт и пошел в ванную, зажег свет. Мгновение разглядывал в зеркале квадратный подбородок, где за ночь уже проступила щетина, черные растрепанные волосы, упавшие на лоб, серые жесткие глаза с еще расширенными зрачкамиБрита часа два назад угостила его кокаином. Во рту было сухо и гадко.