«Вы забронировали соседние комнаты для Томаса Акасано и Сэнди Катрона?» - спросил я клерка.
Он проверил книгу в бифокальные очки. "Ах, си." Затем он ударил рукой по колоколу, устроив чертовски громкий шум. По-итальянски он сказал посыльному доставить наши сумки в комнаты четыре, девятнадцать и двадцать.
Когда я отвернулся от стола, я почувствовал, как кто-то хлопает меня по плечу. Я повернулся и увидел восточного человека, отступившего на три шага и держащего фотоаппарат. Его голова наклонилась за камеру, и меня сразу же ослепила яркая вспышка. Слишком поздно я поднес руку к лицу.
Когда мужчина повернулся, чтобы уйти, я подошел к нему и схватил его за руку. «Я бы хотел купить это фото, друг».
«Не говори по-американски. Не понимай!» Он попытался отодвинуться.
«Дай мне увидеть твою камеру». Я схватился за это.
Он отшатнулся от меня. "Нет!" - завопил он. «Не говори по-американски. Не понимаю».
Я хотел знать, как, черт возьми, он узнал, что я американец. И почему он хотел мою фотографию. В холле гостиницы было несколько человек. Все до единого с интересом наблюдали за происходящим. Мне не нужно было все это внимание. Таня стояла у стола, но вместо того, чтобы смотреть на меня, она смотрела на лица в толпе.
"Вы меня отпустите!" - крикнул мужчина. Для того, кто не понимал по-американски, он отлично справлялся.
«Я хочу увидеть твою камеру, вот и все». На моем лице была улыбка, но я старался сохранить ее. Толпа двинулась к нам. Он еще не стал враждебным. В ней было человек двенадцать.
Мужчина высвободил руку. «Я иду. Оставь в покое».
Я двинулся к нему, но он повернулся и побежал через вестибюль к входной двери. Толпа стояла и смотрела на меня с легким любопытством. Я повернулся к ним спиной, взял Таню за руку и направился к лифту с открытой клеткой.
"Что ты об этом думаешь, Н-Том?" - спросила Таня, когда мы подъехали к этажу, где находились наши комнаты.
«Хотел бы я знать. Кто-то хочет мою фотографию. И теперь похоже, что она у них есть». Я пожал плечами. «Может быть, Николи хочет убедиться, что в отеле регистрируется действительно Томас Акасано».
Наш водитель автобуса последовал за нами, помогая посыльному с багажом. Я дал им обоим хорошие чаевые, когда мы были в моей комнате, и запер за ними дверь.
В комнате был высокий потолок и четыре окна, выходящие на лазурно-голубую гавань. Там была кровать с латунным каркасом с балдахином, один комод, два мягких стула и письменный стол с четырьмя стульями с прямой спинкой. Пахло плесенью, жарко, поэтому я открыл окно. Тогда я смог почувствовать запах моря. Рыбацкие лодки казались белыми на фоне темно-синей гавани. За стоящими на якоре и пришвартованными лодками я мог видеть вершину маяка. Причалы окружали каналы, входящие и выходящие из гавани.
Улицы внизу были узкими, зигзагообразными, через каньоны спрессованных зданий, похожих на сложенные яичные коробки.
Внизу прошел человек на «Ламбретте», за его спиной струился тонкий, как карандаш, хвостик дыма. У него был желтый свитер, но он его не носил; он была у него на спине, как плащ, с завязанными вокруг шеи рукавами. Я смотрел, как он стремительно двигается по мощеным улицам, и солнце отражается в его ярко-красном скутере. По обеим сторонам улицы стояли «фиаты», шестьсот, в основном алые.
Дверь, соединяющая мою комнату с Таниной, открылась, и она прошла ео мне.
"Разве это не красиво?" - сказала она с широкой улыбкой.
Она подошла к окну, где я стоял, и выглянула. Ее рука потянулась к моей и прижала к груди. Потом она посмотрела на меня.
"Занимайтесь со мной любовью".
Я потянулся к ней и притянул к себе. Она охотно обнялась. Это она потащила нас к кровати, и она возилась со мной, чтобы снять с меня одежду. Под юбкой или блузкой у нее ничего не было. И нам не потребовалось много времени, чтобы растянуться на бок, обнаженные, обнимать друг друга.
Я поцеловал ее вздернутый нос, затем каждый глаз, затем ее рот. В ее теле было тепло и гладкость. Я исследовал каждый дюйм ее тела сначала руками, потом ртом.
Я чувствовал ее губы на себе, нерешительно исследуя. Каждый раз, когда она что-то пробовала, она делала паузу, словно неуверенная.
«Все в порядке», - прошептала я. «Нет никаких правил. Все хорошо. Отпустите себя. Делайте то, что вы слышали, мечтали или думали, но никогда не имели возможности попробовать».
Она издавала стонущие звуки. Я вернулся к ее горлу, затем приподнялся, чтобы посмотреть на нее в солнечном свете.
Она была тонкокостной и хрупкой. Ее груди были кучей мягкости с твердыми сосками, направленными вверх. Затем она согнулась до плоского живота и очень узкой талии. Я знал, что могу обхватить эту талию обеими руками и коснуться большого и среднего пальцев. Затем была округлая вспышка бедер и ягодиц, которые привлекали своим движением столько пар глаз мужчин. Ноги имели хорошую форму и соединялись на небольшой шкуре из каштанового бархата. Это было доставляющее удовольствие тело, наполненное рвением и молодостью.
Ее глаза пристально смотрели на мое лицо, пока я смотрел на нее. «Возьми», - сказала она хриплым шепотом. «Возьми и наслаждайся».
Я сделал. Я переместил свой рот к ее губам, и мой язык начал соответствовать движениям моего тела. Одним движением я был над ней, а затем вошел в нее. Стоны перешли в вздох, и из ее горла почти не вырвалось ни звука.
Когда я двинулся к ней, я позволил своему языку двигаться как можно дальше вдоль ее языка. Затем я отодвинулся и вытянул язык назад. На самом деле это были два акта любви, два проникновения. И она показала мне, как ей нравятся движения своего тела.
Это случилось с ней внезапно, и ее тело взорвалось случившимся. Она цеплялась за меня, корчилась подо мной и издавала плачущие, хныкающие звуки.
Я не мог сдерживаться. Я был воздушным шаром, наполненным водой и катящимся по длинной плоской пустыне. Впереди торчал большой шип из обветренной доски. Я чувствовал, что тяну, сжимаю и подпрыгиваю, пока, наконец, не ударил по шипу, и вся жидкая вода хлынула из меня.
Это случилось снова так же.
А потом мы лежали на спине, обнаженные, пока солнце согревало нас, омывая постель. С полузакрытыми глазами я наблюдал, как ветерок шевелит кружевную занавеску, принося с собой запахи моря, свежего винограда, рыбы и вина.
Я двинулся достаточно, чтобы достать сигареты и прикурить. Таня прижалась ко мне, ища, а затем находя впадину на моем плече для своей головы.
«Это хорошо», - сказал я. "И ты тоже."
Это заставило ее прижаться еще ближе. Через некоторое время она сказала: «Вы думаете о задании, не так ли?»
«Слишком много вопросов без ответа», - сказал я. «Почему все восточные? Были двое в квартире, потом тот, что внизу, в вестибюле. Что он делал, делая мой снимок? Для кого он снимал его? И почему?»
Таня отошла от моего плеча и села. Она повернулась ко мне серьезно. "Ты хоть представляешь, как они с нами свяжутся?"
Я покачал головой. «Но я думаю, что с этого момента нам лучше быть в напряжении. Никаких промахов, ничего даже близко не подходящего. У меня есть чувство по поводу этого задания, которое мне не нравится».
Она поцеловала меня в кончик носа. «Накорми меня, мой прекрасный мужчина. Твоя женщина голодна. Я пойду оденусь».
Когда она оттолкнулась от края кровати, мы услышали громкий звонок. Телефон стоял на прикроватной тумбочке рядом с кроватью. Таня замолчала.
С сигаретой, все еще болтающейся в уголке рта, я взял трубку. «Да, Акасано здесь».
«Синьор Акасано», - сказал клерк. «Мне сказали, что здесь вас ждет машина. В вестибюле стоит мужчина. Могу я сказать ему, когда вы приедете».
"Кто послал машину?" Я спросил.
Его рука легла на мундштук. Когда он вернулся, его голос подскочил примерно на десять пунктов. "Машина принадлежит господину Розано Николи, синьор.
«Я буду через пятнадцать минут».
"Грацие". Он повесил трубку.
Я посмотрел на Таню. "Это он, Сэнди, детка".
он скрестил ее пальцы на мне, затем наклонился, чтобы поднять ее блузку и юбку. Она проскочила в свою комнату.
Я затушил сигарету и скатился с кровати. Одеваясь, я проверял свой небольшой личный арсенал. Я собирался надеть спортивную рубашку с открытым воротом, слаксы и легкую куртку. Прежде чем надеть шорты, я проверил Пьера и поместил крошечную газовую бомбу себе между ног. Затем я надел брюки и туфли, взял ножны Хьюго и соединительные ремни и пристегнул тонкий стилет к левой руке. Затем я надел рубашку и застегнул ее. Рубашка цвета плюща, с воротником на пуговицах, серого цвета, с длинными рукавами. Когда он был включен, я просунул руку в наплечную кобуру, в которой находилась Вильгельмина. Урезанный «Люгер» лежал прямо у меня под левой подмышкой. Надев легкий спортивный пиджак, я был готов.