Барон Микка Гаори Туартонский, сын покойного Фрота Гаори.
Это который Луженая Глотка? Наслышан. Буду рад, если согласитесь примкнуть к нам.
Поднявшись, стряхнул с колен песок:
Уверяю, вам нечего опасаться. Вы не пленники, вы гости. Можете уйти в любое время. Но лучше остаться.
Сказав это, отошел к островитянам и стал что-то говорить великану с обожженным лицом. Тот слушал, не перебивая, затем гортанно выдохнул, указывая на пленников, и сделал жест, словно пересчитывает монеты. Мышиный Глаз легонько взял его за локоть и оба скрылись в темноте. Когда переговорщик появился снова, великана рядом уже не было.
Разбирайте оружие. Указал на чернеющий купол: Там переночуете, а все дела отложим до утра. На ужин как всегда рыба.
Со мною дел у вас не будет даже утром, сказал Уги, когда они шли к палатке. Посему, может, я уж как-то сам доберусь до города?
Ночью не выйдет. Кругом посты.
Ну, хотя бы подскажите, где на первое время разжиться деньжатами?
И много надо на первое время?
Смотря, сколько оно будет первым.
Логично. Ну, а послужить наместнику месяц-другой?
Навоевался уж.
Ясно. Я мог бы ссудить, но ты все равно не вернешь.
Уги промолчал. Мышиный Глаз внимательно осмотрел мечника.
Ты удачливый?
Всяко бывает.
В кости играешь?
Всяко бывает.
Ну, тогда идем со мной. И обращаясь к остальным, добавил: Располагайтесь на ночлег.
В большом просторном шатре, куда Мышиный Глаз привел мечника, воняло рыбой и грязными ногами. Островитяне, которых было столько, что не протолкнуться, трещали по-своему, без умолку ругаясь и смеясь одновременно.
За большим круглым столом шла игра в кости. Во главе сидел тот самый с обожженным лицом, рядом на бочке примостился толстяк с вырванной ноздрей.
Садись, сказал Мышиный Глаз, указывая на скамью.
Уги сел. Его собеседник сделал то же самое. Хлопнув ладонями, произнес:
Признаться, играю крайне редко, но сегодня я удачлив. Учти, они на геранийском говорят плохо. Придется переводить. И так, что у тебя есть?
Все что осталось из ценногосапоги и меч. Лучшие гелейские кузнецы ковали его
Ладно, перебил главарь-островитянин. Добавив для связки какое-то ругательство, посмотрел на мечника. Красноголовый сказать, ставь всё. Меч, сапоги. Наша ставить против твой десять монет с каждый из нас.
Уги прикинул. Тридцать томанеровна этот выигрыш можно купить небольшую лавку в Омане. Даже жениться не придется. Воистину, расточительные эти чужеземцы.
Пойдет, согласился он и принялся стягивать сапоги.
Спустя час игры парень снова обулся, да еще сотня серебряных томанеров, аккуратной стопкой возвышалась на столе рядом с отыгранным фламбергом. Но этот последний кон был явно не в пользу мечника. Ему уже пришлось избавиться от трех костей из пяти, и это не сулило ничего хорошего. На кону стояло все.
Верзила-островитянин в очередной раз потряс чашкой и с силой хлопнул ею по столу. Внутри глухо ударились кости. Уги, а следом толстяк и Мышиный Глаз сделали тоже самое.
Четыре двойка, выдохнул обожженный.
Уги покосился на остальных. Мышиный Глаз уже не улыбался. Толстяк разглядывал кости, прикрыв чашку двумя руками. Уги приподнял свою чашку и поморщился. Он глянул на чашки противников и ясно представил под ними кости. У здоровяка одна двойкой вверх, у толстяка вторая, лежит так жедвойкой. Уги подумал, что это похоже на правду и сказал:
Повышаю.
Все посмотрели на него с интересом.
Точно? спросил островитянин.
Точнее некуда.
Хорошо.
Уги еще раз взглянул на свои кости. На одной из них единица-джокер на второй злосчастная двойка. Джокер и двойкавыигрыш и проигрыш. И у остальных как пить дать, две двойки. Он ненавидел цифру два. Два года войны, две раны на брюхе, два отрубленных пальца да еще этот опостылевший двуручный фламберг, который сейчас стоит на кону. Если бы островитянин назвал другую цифру. Но Уги не ослышался, тот четко произнес слово: «Двойки». Проклятье, не произнеси обожженный это слово, он сам бы с радостью сказал его. Но теперь уже Уги надо назвать одинаковые кости на столе. И не двойки. И уже не четыре, а пять совпадений. Пять Он закрыл глаза, и прямо перед собой увидел большую цифру пять. Ровно пятерых немытых он зарубил в том последнем бою у оврага. И выживших тоже пятеро. Вернее четвероон, сержант, повар и немой. А капитанэто единица-джокер. И это был знак.
Пять пятерок, уверенно сказал Уги.
Толстяк жестом показал «пас».
Мышиный Глаз фыркнул и неизвестно зачем переспросил:
Пять?
Да, ровно пять, ответил Уги и по-дурацки улыбнулся.
Значит, теперь я должен назвать шесть одинаковых, Мышиный Глаз почесал подбородок.
И не пятерок, продолжал улыбаться мечник.
А может мне не поверить тебе? Когда ты в последний раз говорил правду?
Не припомню, давно это было. Если и было когда-нибудь.
Тогда я«пас». Всяко бывает.
Наступила очередь Красноголового. Сидящие переглянулись.
Эй, не вздумайте переговариваться на вашем!
Спокойно, сказал островитянин, я тебе не верить.
Стало быть, вскрываемся.
Неизвестно почему, но Уги вдруг стало спокойно. Он мысленно попрощался с оманской лавкой, с миловидной пышногрудой женушкой, какой непременно обзавелся бы для ведения хозяйства, с четырьмя детишками-погодками, с беспечной жизнью, с двуручным мечом и с хромовыми сапогами, к которым уже успел привыкнуть.
Островитянин открыл свои кости. Их у него было, как и положено пять, и лишь одна смотрела на всех пятью черными зрачками.
«Это я», подумал Уги, взял кость с пятеркой и водрузил ее в центр стола.
Затем свою чашку поднял толстяк. К удивлению присутствующих среди его костей гордо торчали целых две пятерки.
«Это выжившие сержант и повар», мечник их также положил в центр.
Островитянин изобразил изумление. Настала очередь Мышиного Глаза.
Все равно пяти не будет, зло процедил тот, открывая кости. Одна из них показывала пять.
«Немой как всегда вовремя», выдохнул Уги.
Он поднял свою чашку последним. Шум стих, и присутствующие с интересом уставились на две кости мечникаодна показывала сиротскую двойку, другая победную единицу-джокер.
«Джокер-Микка. Теперь все в сборе», Уги закрыл глаза и снова увидел собственную харчевню с дородной женушкой, со стайкой детей-погодков и долговязым поваром на кухне.
Не радуйся слишком. Удачадевка ненадежная, прошипел Мышиный Глаз, поднимаясь из-за стола.
Как знать, пожал плечами Уги, собирая выигрыш. Что ж, пора спать. Завтра меня в Омане ждет новая жизнь.
Шагая под шум волн к палатке, где спали его товарищи, он не верил своей удаче. За месячное жалование в два томанера и полсотни медяков он рисковал жизнью целых два года, а тут такое везение. Сто три серебряных монеты приятно позвякивали в поясной сумке, и вместе с ними там лежало его будущее. Всю дорогу от шатра он улыбался, словно деревенский юродивый, не в силах убрать с лица эту глупую и одновременно такую счастливую улыбку.
На шум шагов позади не успел обернуться. Сильнейший удар кастетом в висок мгновенно свалил с ног, лишив сознания.
Луна еще не взошла, и в кромешной тьме маячил лишь размытый силуэт нападавшего. Человек опустился на колени, обшарил карманы кожаных штанов. Не найдя ничего, принялся за пояс, и нащупав в сумке увесистую горсть серебра, удовлетворенно выдохнул.
Как ты говорил: «всяко бывает», вроде так? Воистину, деревенские парни годны лишь для тяжкого труда.
То был голос Мышиного Глаза. Отакиец повернулся к стоящему сзади и что-то сказал на островском. Тот ответил утвердительно и, крепко обхватив за плечи упавшего, перекинул на плечо. Мышиный Глаз подобрал фламберг.
На галерах он не пригодится. Надеюсь, за такого молодого и крепкого хорошо заплатят. Да уж, всяко бывает.
* * *
Когда он пришел в себя, первое что увиделгустой утренний туман. Ноздри обожгла необычная смесь запахов соленого моря, недавно просмоленной древесины, чеснока из ближайшей таверны и гниющих водорослей, вросших в причальную стенку. Свист и гомон слился воедино и превратился в шум волн и рев толпы на многолюдной пристани. Новая торговая галера покидала Оманский порт.