- Теперь поворачиваюсь.
Только после этого предупреждения, подождав еще минутку, поворачивался в нужном направлении.
Жизнь в таких условиях вскоре превратилась в каторгу. Одонич, скованный на каждом шагу тысячами предосторожностей, ежеминутно вынюхивая ожидавшие его опасности, влачил жалкое существование.
Но, однако, и с этим свыкся. В общем, через некоторое время то вечное пребывание в состоянии нервного напряжения стало его второй натурой. Ощущение постоянной таинственности, пусть даже грозной и опасной, бросило какую-то мрачную привлекательность на серый путь его жизни. Мало-помалу даже полюбил ту игру в прятки; в любом случае она ему казалась интереснее банальности обычных человеческих переживаний. Увлёкся даже выслеживанием жутких доказательств, и трудно было бы ему обойтись без мира загадок.
Наконец, свёл все сомнения, которые его мучили, к проблеме: или есть там что-то сзади меня «иное», что-то, в самом деле отличающееся от действительности, которую я знаю как человекили нет ничегоабсолютная пустота.
Если бы его кто-то спросил, с какой из этих двух возможностей хотел бы встретиться по ту сторонуОдонич не сумел бы дать уверенного ответа.
Абсолютное небытие, беспощадная, безграничная пустота была бы чем-то ужасным; однако с другой стороны, небытие, возможно, даже лучше, чем какая-то иная, ужасающая действительность? Кто же может знать, каково это «что-то» в реальности? А если оно является чем-то чудовищнымне лучше ли будет полная утрата бытия?
Эта подвешенность между крайностями стала началом борьбы двух противоречивых тенденций: с одной стороны душил его стальными щупальцами страх перед неведомым, а с другойтолкал в объятия тайны растущий с каждым днем трагический интерес. Какой-то осторожный, опытный голос, по правде говоря, предостерегал перед опасным решением, но Одонич лишь отделывался снисходительной улыбкой. Предложение демона манило его все ближе чарами обещаний, точно пение сирен ...
И наконец, поддался ему...
В один из осенних вечеров, сидя над раскрытой книгой, внезапно почувствовал за плечами «то». Что-то там, за ним, происходило: раскрывались кулисы тайны, поднимались вверх портьеры, раздвигались складки драпировок ...
Тогда неожиданно появилось безумное желание: обернуться и посмотреть назад, только в этот раз, только в этот один-единственный раз. Нужно было быстро повернуть голову без привычного предупреждения, чтобы не «спугнуть»хватило бы одного взгляда, одного короткого, мгновенного взгляда ...
Одонич отважился на этот взгляд. Движением быстрым, как мысль, как молния, повернулся и посмотрел. И тогда с его уст слетел нечеловеческий крик ужаса и беспредельного страха; конвульсивно схватился рукой за сердце и, словно пораженный перуном, упал на пол.
Spojrzenie by Stefan Grabiński, 1921
Василий Спринский, перевод, 2015
Случай
Проф. др. Роману Поллакову посвящается
Познакомились в поезде. Забжеский возвращался тогда с похорон скоропостижно скончавшейся невесты, окутанный свежим крепом грусти, еще пропитанный атмосферой дома скорби.
Зацепила его первойпо какому-то несущественному поводу. Отвечал поначалу неохотно, почти невежливо, в мыслях находясь где-то далеко отсюда. Однако медленно победила воспоминания о покойной, и господин Казимеж начал обращать на нее внимание.
Может, инстинктом женщины почувствовала ангела смерти рядом с ним? Подобно розам любви, что охотно приживаются на могилах...
Когда выходила из вагона, выразил сожаление по поводу скорого расставания. Тогда назначила ему первое свидание в... поезде.
- Через три дня,говорила, очаровательно улыбаясь,возвращаюсь этим же поездом в Черск. Прошу быть у окна поезда в Рудаве, где буду садиться. Только не надо на этой станции со мной здороваться. Понимаете? Как будто мы совсем не знакомы. Прошу также быть готовым к тому, что мне придется возвращаться в компании; тогда сяду в другое купе.
- Но в таком случае возникает вероятность больше никогда не встретиться,заметил Забжеский, которого начинала интересовать эта женщина,если вы всю дорогу будете в компании
На лице госпожи Лунинской отразилось удовольствие.
- Вероятно, вы заинтересовались мной! Если бы было иначе, не проявили бы такой похвальной прозорливости.
- Ну естественно, заинтересован, даже очень, очень заинтересован,заверил горячо.
- Ну ладно уж, ладно,ответила, подавая ему руку на прощание.В таком случае можем увидеться через две недели.
- Но где?
- В поезде, всегда только в поезде. Пятнадцатого февраля снова поеду из Черска в Рудаву. Вам предстоит всего лишь вовремя появиться в одном из окон вагона. Только думаю, что увидимся раньше: постараюсь вернуться одной. Так что, до приятного свидания!
- До свидания!ответил, поднося к губам ее руку.До свидания, милая пани!добавил тише, задумчиво вглядываясь в ее черты.Итак, в пятницу?
- Да, около девяти утра.
И сдержала слово. Через три дня после этого встретились снова в поезде, который следовал из Бендзешина в Черск. Пани Стаха сразу увидела его в окне одного из вагонов на станции в Рудаве и, как только поезд тронулся, оказалась у негоудивительно зарумянившаяся, уютная, как кошечка, полная ошеломительных улыбок.
Так завязанное знакомство должно было постепенно перейти в отношения близкие, бурные, в полном смыслеun amore appassionato, когда страсть удивительно сплетается с поклонением.
Лунинская не была свободной женщиной. Данное обстоятельство придавало этому необычному знакомству особую привлекательность и пикантность, хотя одновременно скрывало в себе зародыши опасности: приходилось быть осторожными. Поэтому Стаха ни при каких условиях не желала соглашаться на свидание за пределами четырех стен помещения; только в поезде, в отдельном, дорого оплаченном любовником купе чувствовала себя в безопасности. Встречались два, иногда три раза в месяцвсегда на том же отрезке железнодорожной колеи между Черском и Рудавой. Как удавалось пани Лунинской не привлекать внимание мужа к своим частым отъездамдо конца осталось ее тайной. На вопрос об этом отвечала уклончиво. Да и не настаивал.
Для Забжеского отношения с этой породистой, страстной женщиной каждый раз были источником нового и все более сильного любовного опьянения. Почти год жил в состоянии постоянного подъема, в какой-то сладкой, пурпурной горячке.
Демонизм любовницы, ее утонченность и почти дьявольская ловкость в преодолении препятствий, которые бросали им под ноги обстоятельства, с каждым днем усиливали в нем непреодолимое влечение к Стахе, пронизывая одновременно удивлением и безграничным восторгом. Секретность свиданий в необычном окружении, та постоянная спешка, чтобы добраться вовремя, чтобы не опоздать ни на минуту, та беспрерывная железнодорожная нервозность обладали неописуемой привлекательностью, которая погружала все его естество в какую-то дрожащую, пульсирующую кровяными артериями мглу, раскачивала душу горячим, преданным ритмом.
Те ожидания в сладкой неуверенности в назначенный день, те протянувшиеся в бесконечность минуты перед самым свиданием, те замечательные часы, проведённые вместе в буйстве смыслов, в экстазе вознесения...
Действительно, за один год такого счастья стоило отдать оставшуюся жизнь ...
Забжеский чувствовал, что любовь Стасиэто высшая точка его эротической жизни, это одна из тех красивых авантюр, которые уже никогда не повторятся, потому что ониуникальные, редкие, исключительные. Наверное, мог еще встретить на своем пути не одну женщину, но понимал, что ни одна уже не сыграет в его жизни такой роли, как госпожа Лунинская. Независимо от того, что должно было принести ему благосклонное будущее, знал заранее, с несомненной уверенностью, что лучшую жемчужину уже отдали ему в жертву.
Это был зенит, за которым не надеялся уже ни на какие неожиданности. Поэтому хотел перевести сделать вечным полдень любви, удержать на месте неумолимый бег вещей и отдалить в перспективу бесконечности грустную минуту заката.
С удивительной дрожью в сердце всегда разламывал печати депеш, которые еженедельно поступали от любовницы, нормируя его жизнь. Те краткие слова: "Еду в среду", "Возвращаюсь четвертого" или "Только через две недели" погружали его в экстаз счастья или в пропасть терзаний. Если не виделись долгое время из-за непредвиденного препятствия в последнюю минуту, или в силу того, что Лунинский сопровождал жену в поездке, Забжеский впадал в роковое настроение: сразу налетали на него, как бешеные псы, чернейшие предположения, дичайшие домыслыи трепали безжалостно до ближайшего свидания. Но потом у нее всегда получалось двукратно вознаградить его за дни разлуки и успокоить растревоженную горечью тоску...