И вот в такую непогоду и слякоть Моравский направился к Фадлану, не боясь ни ревматизма, ни воспаления легких, ни простуды. Он пожалел кучера и не приказал заложить каретку; но не пожалел себя и отправился на извозчике, покрепче нахлобучив шапку и высоко подняв меховой воротник своей шубы.
Фадлан радостно поднялся на встречу входившему в кабинет профессору.
Дорогой учитель, вы ли это? Какими судьбами? Вот-то не ожидал вас видеть, да еще в такую погоду! Вы совсем себя не бережете Мне так стыдно, что я еще не был у вас: собирался каждый день и, как назло, все что-нибудь да помешает.
Бросьте, улыбнулся Моравский. Я и вправду обижусь, если мы будем считаться визитами. Да послужит вам наказанием насморк, который я уже схватил и который перейдет к вам.
Он уселся в мягкое кресло перед рабочим столом Фадлана.
Я к вам по делу. За советом и помощью. Я, кажется, схожу с ума, и вы должны меня вылечить.
Это по вашей специальности, в свою очередь улыбнулся Фадлан. Вы сами себя вылечите скорей и успешней, чем я. И потом, вы и сумасшествие! не вяжется.
Я говорю совершенно серьезно. Что это за аппарат там у стены?
Он указал на нечто вроде овального полированного диска, сделанного из какого-то белого металла и стоявшего в углу на треножнике. Диск этот казался очень большим, фута четыре в длину и три в ширину; он был заключен в деревянную оправу, охватывающую его со всех сторон. От диска шли провода к круглому клапану, прикрепленному к стене на деревянной подушке. От клапана тоже шли провода к маленькому звонку, стоявшему на письменном столе Фадлана. Рядом со звонком виднелась небольшая клавиша, которой, по-видимому, заканчивался весь этот аппарат.
Что это за аппарат? повторил Моравский.
Это одно из тех зеркал, которыми я пользуюсь, чтобы видеть на расстоянии. Я называю его зеркалом астрала. А это телефон того же рода. Вместе они составляют аппарат, благодаря которому в каждый данный момент я могу пользоваться некоторыми астральными особенностями и приводить их в действие в случае надобности. Иногда меня вызывает к аппарату вот этот звонок видите? Все это построено на чисто научных основаниях.
Любопытно Было бы очень интересно увидеть его в действии Но вы замечаете, дорогой друг мой, какой скачок мысли? Я говорил о своем нездоровье и вдруг об аппарате. Это нехороший симптом, не правда ли?
Полноте, дорогой профессор. Вы прекрасно знаете, что у вас вовсе не то.
Моравский тихо покачал головой.
Со времени вашего опыта я не имею покоя, сказал он. Мне нужно, чтобы вы прочитали мне целый курс ваших знаний ну, если не курс, я не смею надеяться на это, так хоть бы введение в него. Иначе мне грозит помешательство. Я говорю совершенно искренне; понимаете ли, Фадлан, я потерял самого себя! Я ничего не понимаю. У меня все перепуталось. И если я практикую по-прежнему, если я читаю свои лекции и вожусь в клинике, так все это только по инерции, а внутреннего содержимого во мне нет, и куда оно ушлоя не знаю.
Фадлан внимательно посмотрел на профессора.
Если вас смущает это Почему вы думаете, что я не мог бы ввести вас в курс моих знаний? И отчего бы не начать сейчас? Вы никуда не торопитесь?
Я буду сидеть у вас хоть всю ночь
Отлично! Ну, так вот, слушайте. Я начну с теории. Только прошу вас, дорогой профессор, не перебивайте меня, а спрашивайте, когда я кончу.
Он стал ходить взад и вперед по кабинету, как бы обдумывая слова и подбирая выражения. Потом остановился у стола и начал:
Вся природа, весь видимый и невидимый мир, все, что мы видим, чувствуем, даже мыслимсоздано и управляется всеобщим, вечным и живым принципом. Их и не может быть два, потому что они были бы или похожи друг на друга, или различны; если они были бы различны, они уничтожили бы друг друга, а если были похожи, то это выходило бы все равно, что один. Единство художества во всем творимом и сотворенном разнообразии указывает на единство принципа. Несомненно, что он должен проявлять себя во всяком существе; а если не так, то совсем не существует всемирного и вечного принципа.
И нет ни одного движения, ни одного дыхания, ни одной мысли, которые не были бы прямым следствием одной всеобщей причины, всегда существующей в наличности в каждую данную минуту жизни всего мира.
Материя вселенной принадлежит Богу так же, как идеи, и идеи принадлежат Ему так же, как материя. Может ли что-нибудь быть вне Его? Онвеликое Все, всеобщий принцип всех вещей, и все живет в Нем и через Него.
Вечный существует, Высшее Существо, открывающееся в радости и счастье. ВселеннаяБрама, она рождена Брамой и возвращается к Браме. Так говорят Веды.
Я все, что было, что есть и что будет. Никто из смертных еще не поднял покрывала, скрывающего меня. Такова надпись на древнем храме в Сансе.
Иди твердой стопой в знаниях и удивляйся Господу вселенной. Он един и живет только через Себя. Ему одному обязаны жизнью все существа и Его могущество проявляется всюду и через всех. Невидимый, Он один видит все вещи. Так поется в одном из Елевзинских гимнов.
Бог все и во всем. Его Слово, создавшее все, есть принцип всех вещей. Так учат христиане.
Но для того, чтобы поклоняться Богу, служить Ему и познать Его, нужно познать сущность вещей. А для познания этой сущности нужно изучать науки. Природа создала животное и только знание делает его человеком.
Вот это-то знание говорит нам, что единство царит во всех законах природы. Единство материи, единство сил. Было бы нелогично, если было бы иначе, ибо единство Творца отражается и в творении. Все едино, и дух и материя одно.
Помните это. Дух и материяодно. Это краеугольный камень всего учения
Я не понимаю, не выдержал Моравский. Как это может быть? То, что вмещает в себе понятие о духе, как о чем-то высшем, никак не укладывается с представлением о материи. Мне кажется, напротив, что эти два понятия совершенно противоположны, диаметрально противоположны! Я допускаю, что, может быть, дух проникает материю. Я допускаю, что дух творит из материи нечто оболочку, форму, известное приближение, конденсирует материальные силы, может быть. Единство материипусть так. Единство духа, пожалуй. Но единство духа и материи? Это совершенно недопустимо.
Фадлан укоризненно покачал головой.
Разве мы спорим, дорогой профессор? Я только ввожу вас в курс моих знаний, а примете вы его или нетэто уже не от меня. Я просил вас не перебивать меня вовсе не из-за пустого лекторского тщеславия, а чтобы не сделать ошибки. Я понимаю, что вам, человеку Запада, многое покажется странным и непонятным. Спрашивайте, я вам отвечу, но только потом. Желаете ли вы, чтобы я продолжал?
Сконфуженный Моравский молча поклонился Фадлану. В кабинете наступила тишина, прерываемая только местами стуком маятника больших часов, стоявших у входных дверей.
Фадлан снова зашагал взад и вперед по мягкому ковру, совершенно скрывавшему его шаги.
Наконец он остановился и заговорил:
Учитель седой древности, Пифагор, изобразил Бога единицей, а материюдвумя. Начертание двенадцать, один и два, означало у него вселенную, как следствие их соединения. Это число получается через умножение трех на четыре. Философ хотел выразить этим, что он понимает вселенную, как составленную из трех особых миров, которые, связываясь один с другим четырьмя элементарными влияниями, раскрывались в двенадцати сферах, имевших один общий центр.
Великое существо, Бог, наполнял Собою все двенадцать сфер, но не был ограничен ни одной из них. Душой Его была истина, а теломвечный свет.
В трех мирах обитали существа, во-первыхбессмертные боги, во-вторыхпрославленные герои и в-третьихземные демоны.
Бессмертные боги назывались так потому, что были непосредственными проявителями бесконечных свойств Единого Существа и Его эманациями.
Они никогда не могли впасть в грех забвения их Отца, не могли блуждать во мраке неведения и греха. Поэтому-то они и были бессмертными, так как смерть духа именно заключается в неведении и грехе. Что же касается двух других категорий, то они происходили от душ людей, сообразно степени их чистоты. Поэтому и прославленные герои и земные демоны могли иногда умирать в блаженной жизни через добровольное удаление от Бога.