А сегодняшняя ночь?..
Это был только простой опыт, это было только знание. Может быть, это было именно безумие, за которое я буду еще наказан. Но мудрость?.. Хорошо, хотите, я вам расскажу что-нибудь из наших древних книг?
О да! Я весь внимание и слух, дорогой доктор.
Хорошо, слушайте. Телооболочка души, которая в нем живет, есть вещь законченная. Но душа невидима, неизменяема и вечна. Земной человек троичен, подобно божеству, которое он отражает: дух, душа и тело. Если душа соединяется с духом, она достигает Саттвы, мудрости и мира; если она безразлична между духом и телом, она управляется Раейстрастью и переходит от предмета к предмету в фатальном круге; если она отдается телу, она впадает в Таму, бессмыслие, невежество и временную смерть. Вот что говорит Кришна.
Но какова же судьба души после смерти? спросил Моравский. Подчиняется ли она тому же закону, или может его избегнуть?
Она никогда его не избегает и всегда ему подчинена. В этом сказывается тайна истины перевоплощения. И как беспредельные глубины неба открываются лучами далеких звезд, так неизмеримая глубина жизни освещается светом этой истины. Если тело подчинялось мудрости, душа улетает к тем, кому дано познать Всевышнего. Если тело подчинялось страсти, душа снова воплощается среди тех, кто привязан к земному. Если тело подчинялось невежеству, отягченная материей душа воплощается среди неразумных существ.
Это справедливо, сказал Моравский. Но что будет с течением веков с теми, кто следовали по пути мудрости и кто живут после смерти в чистых сферах?
Такой человек, отвечал Фадлан, наслаждается в этих сферах в течение многих веков всеми радостями, которые заслужил он своими добродетелями. Все-таки после он возвращается снова, чтобы воплотиться в какой-нибудь святой и чистой семье. Но очень, очень трудно заслужить подобное перевоплощение в этой жизни, это удел очень немногих Человек, рожденный вновь при таких условиях, находится в той же степени приближения, в какой был при своей смерти, и должен снова начать работать для самоусовершенствования и достижения блаженства.
Но тогда, значит, и лучшие принуждены возрождаться и возобновлять телесную жизнь? Неужели же и для тех, кто следует мудрости, нет конца в вечном возрождении?
Есть величайшая и глубочайшая загадка, главнейшее из сокровенных и чистых таинств, мой дорогой друг! Для того, чтобы прийти к совершенству, нужно достигнуть сознания божественного единства, которое еще выше мудрости. Нужно подняться к чудному Существу, высшему души, высшему даже духа. Это дивное Существо, этот сокровенный друг живет в каждом из нас, но мало кто умеет его найти. Вот дорога к спасению. Как только сознал ты это Существо, которое выше всего мира и вместе с тем в тебе, говорит Кришна, не бросай бороться с врагом, который принимает форму желания. Обуздывайте ваши страсти. Чувственные радостиоковы, отягчающие вашу душу. Не ограничивайтесь деланием блага, но будьте в самом деле добры. Творите добро для добра, а не для благих последствий; не помышляйте о следствиях ваших добрых дел, но пусть каждый ваш поступок будет жертвой Высшему Существу. Человек, приносящий свои желания и дела Существу, в котором заключено все и которым создалась вселенная, достигает подобной жертвой полного совершенства. Будучи уже духовно связанным, он привлекает эту духовную мудрость, которая выше всяких жертв. Потому что тот, кто находит в себе самом свое счастье, радость и светсливается с Богом. И знайте, что душа, нашедшая Бога, освобождена от перевоплощения и смерти, от старости и горя, ибо пьет от источника бессмертия
Это поразительно красиво, пробормотал Моравский. Неужели это действительно так? О, если бы кто-нибудь мог мне доказать это!
Так говорит одна из наших древнейших книг, Бхагаваджита, дорогой коллега, и блажен, кто может верить написанному в ней.
Бхагаваджита я не слыхал о такой книге я слышал о Ведах.
Небо мой отец, зачавший меня. Семья моявсе небесное воинство, моя матьвеликая земля. Высота ее поверхностимоя колыбель, там отец нисходит к той, кто его жена и дочь. Так пели у нас пред алтарями пять тысяч лет тому назад, сжигая перед ними священные травы О Агни! Священный огонь, очистительный огонь! Ты, спящий в дереве и восходящий в блестящем пламени, ты сердце жертвы, священная тайна молитвы, божественная искра, живущая во всех, и прославленная душа солнца! Вот, дорогой мой друг, что говорят Веды. Тот, кто создал миры, троичен: он Брама, отец; он Майя, мать; он Вишну, сын; сущность, существо и жизнь. Каждый вмещает в себе двух других, и все триединица в непостижимом. Так говорят Упанишады. Но, дорогой друг мой, и Бхагаваджита, и Веды, и Упанишадывсе говорят об одном и том же. Познай самого себяи ты познаешь вселенную и Бога.
Знание и религия, эти стражи человеческого развития, потеряли свой священный дар, свое таинство, великую и крепкую силу воспитания. Храмы Индии и Египта породили величайших мудрецов на земле. Храмы Греции были построены героями и поэтами. Апостолы Христа были священными мучениками Но теперь ни церковь, скованная догмой, ни знание, скованное материализмом, не могут создать совершенных людей. Искусство создавать и воспитывать великие души потеряно. Оно будет найдено только тогда, когда знание и религия, соединившись в живую силу, сольются воедино в великий аккорд для блага и спасения человечества. Рама был только дверью храма. Кришна и Гермес нашли ключ. Моисей, Орфей и Пифагор вошли вовнутрь, но один только Христос был его святилищем
Моравский изумленно смотрел на Фадлана, и изумление это росло с каждым его словом.
Да, мой друг! Познай самого себяи ты познаешь вселенную и Бога, продолжал Фадлан. Такова надпись на храме Дельфийского оракула. Я прибавлю сюда другие забытые слова. Сон, мечтание и экстазвот три открытые двери в область потустороннего, откуда приходят к нам божественные знания души Но вот и церковь, доктор! Войдем?
Действительно, они подошли к церкви, стоявшей в глубине сада. Белая колокольня резко выделялась среди оголенных черных деревьев. Но она была безмолвна, и колокол не посылал более своей певучей волны: служба уже началась.
Войдемте, профессор?
Но Моравский отказался. Он крепко пожал руку Фадлана и, подозвав ближайшего извозчика, уехал к себе домой: он едва держался на ногах от усталости.
Фадлан один вошел в старую церковь.
Там почти никого не было. Только две древние старушки стояли у клироса, на котором пел единственный дьячок. Большая церковь казалась еще больше и пустыннее благодаря отсутствию народа. Но, несмотря на пустоту, а может быть, именно благодаря ей, старенький, седой, как лунь, священник с умилением говорил слова возгласов. Мерцали свечи, слабый запах ладана носился по церкви, синеватые облака плыли над престолом и, казалось, Кто-то невидимый недвижимо стоит за ним, ожидая людских молитв и слез.
И Фадлан, опустившись на колени, начал горячо молиться
О чем молился, о чем мог молиться ученый доктор, воскреситель мертвецов?
VI
Моравский продолжал читать свои лекции, как всегда, и, как всегда, лекции его были блестящи и увлекательны, привлекая множество слушателей. Как всегда, Моравский занимался в своей клинике. И, как всегда, больные были в восторге от своего внимательного и ласкового доктора, и многочисленные пациенты не могли пожаловаться на лучшего из практикующих врачей Петербурга.
Но что-то порвалось в нем, что-то ушло. Возвратясь к себе домой после трудового дня, Моравский не чувствовал никакого нравственного удовлетворения. Ему казалось, что он громоздит ошибку на ошибку, что есть какая-то иная, более правильная и могучая система лечения, и это терзало и мучило его. Былая ясность духа оставила старого профессора: он все еще не мог отделаться от впечатлений странного и страшного опыта Фадлана. А Фадлан, как нарочно, почему-то не шел к нему. Кончилось тем, что Моравский вторично завернул к своему бывшему ученику.
Стояла отвратительная погода, гнилой день петербургской оттепели. С крыш лились ручьи талой воды, растекавшейся по широким тротуарам; мутные потоки текли и из переполненных полузастывших шаек, подставленных под водосточные трубы. С серого неба без конца сыпались снежинки вперемешку с мелким дождем, нельзя было отличить, где кончается дождь и начинается снег. Иногда порывы теплого ветра с моря пестрили мелкой рябью темные полыньи на реке и, со свистом пронесшись по улицам, уныло выли в телеграфных проводах. Нева вздулась под посиневшей ледяной корой, горбом поднявши Дворцовый мост и выпятив садки у набережной. А Исаакий, одетый сверху до низу в изморозь, как в ризу, весь белый стоял над Невой, указывая своими снежными одеждами на то, что температура поднялась выше нуля.