Потомки нибелунгов уминали ужин, звякали вилками. Беляк вспомнил, как первый раз увидел калика бородатого «ребенка». Мама сказала, что это злой колдун, и он утащит Беляка, и превратит в такого же дварфа.
Вы интересовались музеем?
Где Беляк мог видеть подошедшего господина? В «Dungeons & Dragons»? На полотнах Веласкеса? В порнофильме про Белоснежку? Он осклабился внутренне, но вслух вежливо сказал:
Я много о нем слышал. Что это единственный в мире музей лилипутов.
Он прекрасно знал, чем карлики отличаются от лилипутов, но решил поддеть Маленького Мука.
Музей карликовости, важно поправил владелец «Small tribe». И да, он уникальный в своем роде.
Люди типа меня могут туда попасть?
Сегодня да. Карлик поклонился. Сенеб к вашим услугам.
Беляк представился чужим именем. Вряд ли и экзотическое имя хозяина было настоящим.
Я проведу вас.
«До встречи», телепатически сказал Беляк блондинке, обслуживающей клиентов. Скользнул взором по ее фигуре и двинулся за Мальчиком-с-Пальчик. По темному коридору, мимо туалетов и кладовок, к пурпурному занавесу, драпирующему дверь.
Щелкнул выключатель, лампы озарили продолговатое помещение. Заиграла бравурная музыка, одновременно зажглись несколько телеэкранов. Демонстрировали нарезки из каких-то допотопных фильмов. Черно-белая пленка рябила. Силачи в трико жонглировали крошечными человечками, карлы в одеянии фей парили под куполом цирка. Юркий недомерок комичными приемами каратэ укладывал на лопатки здоровяков-бандитов.
Стены музея украшали написанные маслом портреты придворных шутов и фотографии, на которых великаны позировали с малышами из книги рекордов Гиннеса. Пигмеи в боевой раскраске взирали на гостя враждебно.
Беляк прогулялся к каменной статуе. Бородатый крепыш подбоченился и выставил на всеобщее обозрение внушительное хозяйство. Тонкие губы изогнулись в недоброй ухмылке, изо рта свисал длинный язык.
Это Бес, сказал Сенеб. В древнеегипетской мифологии собирательное название карликовых божеств. Он защищает наше племя от жестокости чужаков.
«Когда ты дышишь большинству людей в пуп, подумал Беляк, защита не помешает».
А это? Тоже что-то египетское? Беляк приблизил лицо к стеклянному кубу. На бархатной подушке лежала самая обыкновенная кукла Барби, только грязная. Блондинистые волосы слиплись, а платье покрывала засохшая коричневая корка.
В детстве Беляк любил казнить кукол. Отбирал у младшей сестры и наслаждался, отпиливая лезвием конечности, вколачивая гвозди в резиновые личики или вздергивая на виселице.
О, с этой вещью связана занятная история. Но вам вряд ли будет интересно.
Напротив. Я весь внимание.
Сенеб помедлил, сканируя гостя пристальным взглядом. Потом улыбнулся, кивнул.
Хорошо. Эта история про девочку. Про девочку по имени Женя.
*
Жене нравилось проводить лето в деревне. Бабушкины пироги таяли во рту, ягод хоть объешься, и рыба буквально в ведро запрыгивает, лишь удочку достань. С дедом всегда весело. Его послушать, так духи живут на каждом пятачке. И в доме, и по полям и полянкам, свинарникам и курятникам. Это попробуй всех запомнить! Дед помнил и заметки про них в газету писал, он же краевед. Про полуночниц и полудниц, банников и тех, кто дворами командует, и про огородных, и межевых.
А туалетные бывают? спрашивала она, косясь на постройку с шиферной крышей. Кусты малины подпирали ее с боков.
Чего нет, того нет, смеялся дедушка.
Если Жене и не хватало чего-то, то только унитаза. Не привыкла она к уличному туалету. Раньше за него бегала. Но сейчас стыдно, взрослая ведь.
Женя обожала сказки и сама их рассказывала старикам. Взяла с собой любимую книжку братьев Гримм. В ней тоже было полно жути, после которой спать сладко и боязно и надо стеганым одеялом по пуговку носика укрываться. Особенно в той сказке, где девушка сгоряча пообещала злому карлику первенца. Насилу выкрутилась: угадала сложное имя карлика, а он имени своего страшился, как дедушкины чудовища слова «чур».
Однажды перед сном Женя предложила тьме обменять куклу Барби на золотую пряжу, очень ей хотелось бабушке сюрприз сделать. А тьма вздыхала в подполье и скрипела половицами.
С книгой под мышкой отворила Женя деревянные дверцы и пристально исследовала туалет. Приспичило ей как-то ночью по-маленькому, юркнула она, сонная, в будку, а стены прямо вздымаются от мотыльков и многоногой гадости. Выскочила, вереща, разбудила родню.
«Я уж решил, ты кикимору увидела», охал дед.
Днем стены в голубой штукатурке были чисты, и Женя вошла, накинув крючок на ушко. Солнечный свет проникал внутрь через щель над дверным полотном.
Под потолком болталась голая лампочка, в углах развесили сети нестрашные пауки. У стульчака стояли два ведра одно для использованной бумаги, другое с золой. Женя подумала о пахнущем порошками школьном туалете, о тесных платных кабинках в городском парке, о родной уборной, ее жужжащей вытяжке и гулком бачке. Храбро двинулась к возвышенности со скважиной и, морщась, заняла трон. Книжку положила на колени. На обложке принцесса спускала с башни косу, а возлюбленный взбирался по ней.
В сортире было душно и слегка воняло. Женя нащупала освежитель воздуха, разбрызгала вокруг себя хвойный аромат. Зашуршала бумажным рулоном.
Снаружи лаяла Жучка, бабушка ворковала с курами.
Завершив, Женя встала и заглянула в дыру. Дедушка говорил, что скоро позвонит ассенизаторам. «Пора бы», размышляла она, озирая выгребную яму, утрамбованные глиной склоны и колышущуюся бурую жижу. Папиросный окурок белел на поверхности. Год назад Женя опасалась, что из какашек вынырнет здоровенная крыса, грызнет за попу. Крысы, утверждал одноклассник, могли шастать в квартиры по канализационным трубам.
Женя нагнулась за ведромудобрить золой, как велела бабушка. В полумраке ямы сверкнули монетками глаза. Круглые и серебристые.
«Да нет же, вздрогнула девочка. Это и есть высыпавшаяся из кармана мелочь».
Глаза притаившегося существа моргнули, а Женя попятилась.
Она отказалась от компота и приметила себе укромное местечко возле забора. Но ласковое августовское солнышко испепелило страх, подбросило дюжину объяснений. Ведомая любопытством, а не нуждой, она скользнула в кирпичную будку. Медленно подошла к сколоченному из вагонки помосту.
Представила, как ее волосы, пусть они и короче, чем у сказочной принцессы, попадают в дыру и житель норы начинает по ним карабкаться.
Женя прикусила язык.
Глаза по-прежнему были внизу, два тусклых огонька. Она различила смутный силуэт, по плечи погруженный в зловонное болото.
Ты кто? спросила Женя осторожно.
Под глазами распахнулась широкая пасть. Ее, вопреки темноте, девочка разглядела отлично. Воронкообразный зев и острые иглы, спиральные витки зубов, торчащих из десен, уходящих глубоко в глотку костяным частоколом.
Первенец, промолвило существо.
Поужинав, Женя устроилась на веранде. Расчесывала Барби, изредка посматривая на туалет. Бабушка суетилась у плиты, дед присел рядом, запыхтел папиросой.
Деда, произнесла Женя, а ты встречал духов?
Кикимору встречал, ответил он без запинки. Внучка ждала, и он продолжил, довольный: Я мальчишкой был. В соседней избе беда приключилась, детишки хворают, скотина дохнет. Они моего дедушку пригласили помочь. Он же священником был, протоиереем. Он горницу освящать стал, молитвы читать. А нечисть как застонет у него в голове: «Прекрати, прокляну!» Он громче читает. И нам, пацанам, говорит: «Ищите, что спрятано». Коряга, говорит, быть должна или узелок. Мы за печью давай рыться, в погребе, на чердаке. Нечисть угрожает: «Стой, поп, а не то детей твоих съем».
Борис, бабушка укоризненно нахмурилась, что за страсти на ночь?
Наша Женька смелая! отмахнулся дедушка, и бледная Женя закивала.
А что потом?
Нашли мы кое-что. Куколку нашли соломенную, она в матке лежала.
Борис, ты что мелешь?! шикнула бабушка.
Эх, ты! Матка это матица, потолочная балка поперек избы. Вот в ней и хоронилась кукла-кикимора. И пакостничала. Дед ее сжег, а прах во дворе закопал.