Никто не приходил. Кот стал не нужен. Даже Мумия (а я помню, что первое время, он заходил и пытался меня «оживить», звал в рейд) похоже махнул на меня рукой. Я вслушивался в повседневную возню своей семьи. Единственной семьи. Попытался поесть (черствый грибной хлеб, больше ничего не было) и ждал. Наконец, мешковина отдёрнулась, и вошла Лиса. Как же я не замечал последние несколько циклов, этих затравленных и заплаканных глаз?! Синяков на щеках и шее? Не глядя в мою сторону, (я, как обычно, лежал в углу) она принялась хозяйствовать. Без слов унесла куда-то загаженное одеяло. Вернулась, растопила горелку и поставила на огонь помятую кастрюльку. Добавила туда грибов и какой-то не слишком свежей крупы. Я приблизился к ней и протянул наш гребень.
Хочешь, чтоб я тебя заплела, милый? она как-то умудрялась улыбаться, чудо моё, Хорошо, подожди немного, сейчас я
Нет! мой голос, хриплый и сухой после стольких циклов немоты, заставил её замереть. Сейчас!
Кот! Киса! Ты
Сначала чеши! отрезал я и, скрестив ноги, уселся к ней спиной.
Шок. Наверное, именно её шок избавил меня от вопросов. Хотя моя любовь периодически порывалась что-то сказать, но короткое шипение заставляло её замолкнуть, только скользил, и скользил гребешок, а мои волосы сплетались в длинную, до пояса, косу.
Наконец, она закончила, и я повернулся к ней:
Я люблю тебя, ты знаешь? её стыд был на вкус, как медная пуговица.
Д-да. Но, Кот, мой Кот Я
Молчи. и я наконец сгрёб её волосы в кулак и впился в пышные, желанные губы своими. Я видел, что они делали, где были несколько часов назад. Мне было всё равно
Поначалу она была зажатой и всё порывалась что-то сказать. Мне было всё равно. Я зажал ей рот. Прижал руки к полу. Моё колено скользнуло между её крепких бёдер и упёрлось в промежность. Она застонала и выгнулась. Левой рукой я продолжал обхватывать её кисти, а правой (как же много во мне теперь силы!) срывал с неё платье из мешковины, обнажая белое тело. Такое желанное. Такое нежное. Она вскрикнула, когда мои губы коснулись груди, а язык скользнул вокруг напрягшегося соска. Когда я целовал её бархатистый животик, её ладошки (как сто лет назад, ХА, ПРАВДА?!) легли на мою голову. Когда я скользнул ниже, протягивая между её пупком и своими губами ниточку слюны, она задышала часто-часто. Впившись ртом в сладость между её бёдер, я знал, с кем она была недавно. Мне было всё равно.
Я не успокоился, пока её маленькое тело не выгнулось в спазме удовольствия. Пока её ноги не сжались, перекрывая мне кислород. Пока она не заорала благим матом. Только после этого я поднялся выше, снова поцеловал её жадные губы и, помогая себе рукой, вошёл Мы двигались синхронно, как волны и берег. Мои плечи покраснели от укусов, а уши не слышали ничего, кроме её стонов, слившихся в прекрасную симфонию. Страха, этого вечного покрывала Города, для нас не стало, как раньше. Потом я зарычал и, сжимая её нежную шейку, выплеснул всего себя, не сдерживаясь, не помня ни о чём
Не знаю, сколько мы пролежали, вжимаясь друг в друга. Как только я почувствовал, что могу встать, я сел и, отвернувшись, спросил:
Ты моя? Только моя?
Только твоя А тытолько мой. она вжалась мордочкой мне в спину, но я сбросил её маленькие руки и встал.
Хорошо.
Пещеру я пересёк стремительно. Слишком велик был соблазн сделать вид, что всё в порядке, что просто, во время сна, ко мне вернулся рассудок. Но я знал, что если не сделаю того, что должен, не смогу жить. Если сделаю, то, скорее всего, умру. А это не одно и то же
Хряк стоял с Рейдерами. Они недавно вернулись, хотя я нигде не видел Пустельгу. Что-ж, бывает Даже до Звона, в Городе полно опасностей (потом я узнал, что она заговорила с Тенью). Когда я подошёл, на меня уставились четыре пары изумлённых глаз. Хряк повернулся и смерил меня слегка злорадным взглядом:
А, инвалид. Чего тебе?
Что нужно было ответить? Моё колено врезалось в его причиндалы. Когда эта туша рухнула, заблевав камни, я добавил ещё пару пинков.
Сегодня. До Звона. Вызов!
Остальные, с расширившимися от потрясения глазами, по очереди кивнули.
Слышал.
Слышала.
Слышал.
Слышал. даже Мумия открыл рот.
Потом я просто ушёл. К своей девочке. И любил её до потери пульса (НРАВИТСЯ?! НАСЛАЖДАЙСЯ!). Будто в последний раз.
Когда малышей отвели в их комнату, все члены своры старше пятнадцати (насколько мы могли судить) встали в круг в центре пещеры. Внутри круга были костёр, привычно горевший на жестяном листе, я, с ножом Улыбаки, и Хряк, с его же кулоном.
Мне был брошен, бл**ь, вызов! похрюкивал этот урод. Кот, подтверждаешь?
Я только кивнул.
Ты, бл**ь, совсем свихнулся. оскалил мой противник гниющие зубы. Ну что-ж, так и быть, тебе давно пора сдохнуть!
«Хорошо, что я накачал Лису остававшейся Пылью. Сейчас она бы чего-нибудь отчебучила.», подумал я. Ну ничего, даже разрезанный на куски, я вскрою эту жирную глотку. Я чувствовал его неуверенность, как малиновое варенье на языке
Но сначала я должен спросить, все ли согласны с происходящим, бл**ь? Всё ли справедливо?
«Давай, давай. Все тебя презирают, скотина пыльная. Только кулон даёт тебе власть. Власть страха! А это не то, что нужно Своре. Страха в нашей жизни и так слишком много»
Тем больше было моё удивление, когда я услышал показавшийся незнакомым (Мумия и правда редко открывает рот) голос из-за спины:
Я против! Ты наш вожак, а этотпадаль! и свист. Это любимая игрушка Мумии, камень, оплетённый верёвкой (ох, как здорово он отпугивал тех, кто пытался поиметь с нашей группы законно найденную добычу) устремился мне в колено! Я успел отпрыгнуть, но меня тут же снёс Дятел.
Я против! крикнул он и ударил меня в почку, вжимая лицом в каменный пол.
Против! кричала Петля.
Протестующе мычал Рупор. Даже, не понятно откуда взявшаяся Розочка. Все они кричали: «Против!»
И каждый вбивал в моё измученное тело либо кулак, либо ногу, либо камень. А я был слишком шокирован, чтобы сопротивляться.
Почти теряя сознание, я услышал, как Мумия (схватив меня за горло и пытаясь пробить моим затылком пол) шепчет:
Кошак, он же убьёт тебя! Подожди, дай нам время. Мы придумаем что-ни
И забытье
Истерзанный язык больно потёрся о что-то остро-шершавое. Зубы. Похоже, улыбка у меня больше не такая обаятельная. Я с трудом разлепил заплывшие веки, на каждое будто подвесили по кому липкого теста, и попытался оглядеться. Фонарь с затухающим голубым грибом внутри, миска с несвежей водой, груда грязного тряпья на полу узкой пещерки (почти трещины в камне). Вход перекрывала дверь, сколоченная из разномастных, но толстых, брёвен и досок. Был ещё страх, он витал в воздухе. Я уже различал его оттенки: серая, безвкусная вата страха обычного, который был всегда и всюду; приторно-солёное облегчение Хряка; шипучие переживания ещё нескольких человек (видимо друзей, которые спасли меня). И возбуждающий мускус ужаса Лисы. Значит она уже побывала здесь.
Я попытался сесть, опираясь на стянутые за спиной руки. Левое колено пронзила острая боль, но ничего такого, что нельзя было бы перетерпеть. Я наслаждался истаивающими ароматами, испытывая почти экстаз (ВКУСНО ТЕБЕ? ТО ЛИ ЕЩЕ БУДЕТ). Я почти не удивился и, переполненный чужими эмоциями, почти не испугался, когда Звонарь, подпирая подбородок тростью, появился из ближайшей стены.
Жёлтый огонь в дымчатых линзах снова гипнотизировал меня. Но теперь я чувствовал в себе силы выдержать этот взгляд. Не знаю, правда, как долго, но Кошмар покачал головой, разрывая контакт:
Входишь во вкус, ааааа? он снова задёргался, будто на шарнирах болтались тощие конечности. По мозгам резанул полубезумный смешок.
Ха! Ну ты дал, конечно! Молодец! Только выздоровелсразу нужно потрахаться и убить кого-нибудь! Хххххах-хихихи! Обезьянки мои, я вас обожаю просто!
Голос его внезапно изменился, обретя глубину необозримых бездн, где гнездятся все страхи живых и мёртвых. Слитным, без всякого фиглярства, движением, он шагнул вперёд и, схватив меня за горло, поднял над полом, будто я ничего не весил:
Похоже ты меня не понял в прошлый раз, а? У меня на тебя планы, не забыл? Так что постарайся не сдохнуть раньше времени, договорились, ненаглядный мой? с каждым словом, его пальцы сжимались всё сильнее, темнело в глазах, а сам он встряхивал меня так, что я действительно чувствовал себя котом. Мелким котом, которого трясёт в челюстях огромный дог.