Ну, спасибо, братик, хмыкнула Юля, Именно то, что мне хотелось узнать на новоселье.
Так, когда это было! И ты же у меня смелая. Бесстрашная суперсестричка. Помнишь, как полезла меня из Тигриного озера вытаскивать?
Спрашиваешь! Ты, дурачок, танк нырнул искать.
А он есть, танк-то.
Паша и тот с тебя смеётся. Дядя у нас с приветом, ага?
Через час, получив свою порцию поцелуев, племянник был торжественно переправлен в кровать. Юля убрала еду и устроилась напротив с бокалом вина.
Ну, рассказывай про Тролля своего.
Да что рассказывать, пожал он плечами, ощутив вдруг холодок, Орудовал здесь в лихие девяностые. Дрол у него фамилия была. Александр Дрол.
Людоед! щёлкнула Юля пальцами, Я помню его фоторобот на столбах. Жуткий такой, он мне ночами снился. И мама запрещала со двора выходить.
Его в девяносто пятом, вроде, арестовали. Он покончил с собой до суда.
Слава Богу, заключила Юля.
Ага, пробормотал Погодин, глядя в стакан, Легенда была. Чтобы наказать кого-то, сильно наказать, нужно его фотографию оставить под квартирой Тролля.
Наёмный убийца с того света? без тени улыбки произнесла Юля, И что, оставлял кто-то фотографии?
«Да», выдохнул Погодин всеми своими порами.
А мне почём знать? сказал он вслух.
Они посидели ещё немного. Юля допила вино, зевнула:
Ты меня прости, братик, пойду я спать. Умаялась за день.
О чём речь! Отпускаю с миром.
Так. Сейчас постелю матрас, одеяла. Интернет в твоём распоряжении, кури в форточку. Рада, что ты приехал.
Он смахнул невидимую слезу, а она показала ему язык.
Лампочка под потолком чужой кухни давала тусклый желтоватый свет. За окнами перекатывалась темнота и бряцала водосточная труба. Кран цедил в рукомойник настырное «кап-кап-кап».
«А я ведь почти стёр тебя из памяти, Коля», обратился он к прошлому, как к мальчику-погодке с угреватыми щеками.
Нахохлился над ноутбуком. Отвлечься, расслабиться
В ленте новостей котики, задницы и мемы. Кто у нас он-лайн? Чернявский, Самонин, Долгушева.
Он навёл курсор на аватарку Божены. Написать бы, да о чём? В офисе она дружелюбно, без флирта, общается с ним, но большего явно не позволит птицы разного полёта. Статус «влюблена» он живо представил стереотипного качка в голде. Или в столице уже не говорят «голда»?
Пролистал альбомы в поисках фаворита «Турция 2014». Там внушительные прелести Божены норовят выпрыгнуть из умопомрачительного белого купальника, а на тридцать втором фото соски выпирают из-под материи
(из-под дерматина)
как
(черви или змеи)
напёрстки.
Он вытер внезапно увлажнившийся лоб.
Чушь, пробурчал, Дядя с приветом.
Улыбнулся и выбрал альбом «Новый Год, корпоратив». Палец левой клавишей мышки выбивал азбуку Морзе. Задерживался на тех фотографиях, где была Божена. В синем платье с обнажённой спиной.
Грёзы о сотруднице обволокли, и морда Щекачёва воспринялась как трупик насекомого в изысканном деликатесе.
Ах, ты чмо, осклабился Погодин.
Щекачёв обычно мялся в стороне от веселья, напряжённый, высматривающий. Вот и здесь он был запечатлён в гордом одиночестве, затравленный и жалкий. Пустой стул сбоку начальник отлучился. В руке бокал с минералкой. Альберт Михайлович, естественно, не пьёт спиртное.
И, к гадалке не ходи, прокручивает в вытянутом своём черепе фразу из тренинга для идиотов: «я самый красивый и успешный». Нет, «ты самый красивый и успешный», в третьем о себе лице, конечно.
Зубы Погодина клацнули о кромку стакана.
Он приоткрыл окно и закурил.
Барак, который не могли демонтировать, лежал в яме, в разрытой могиле. Пронизанный сквозняками, чёрный, страшный.
Да, страшный, особенно если вам двенадцать, и вы идёте по его ступеням, стараясь не касаться ни стен, ни перил, и дверь вырастает, дверь ждёт, и что-то ждёт за ней, всегда ждало. Притаилось, сгорбилось, когти царапают воздух нетерпеливо. В вашем дрожащем кулаке подарок для Тролля, крошечный, с ноготь, гладкий на ощупь лоскут, кусочек школьной фотографии, ненавистное лицо, пиратская метка.
Коля Касьянов по прозвищу Касьян. Хуже него разве что Тролль, но троллей не бывает, а Коля бывает, с прыщавой рожей своей и гиеньим смехом.
Второгодка, он перешёл в Витин пятый класс, и школа превратилась в ад. От неуправляемого ученика страдали все, но Погодин был любимчиком Касьяна.
Эй, Погода, что-то ты сегодня мокрая.
Подсечка, и он окунает Витю Погодина в лужу. И не просто окунает, а
Во рту появился привкус грязной дождевой воды.
Про «дерьмовую погоду» лучше не вспоминать.
Два года унижений. А потом
Потом я убил его, прошептал Погодин.
«Не ты, воспротивился здравый смысл. Касьянов лазил по стройке и упал на арматуру. Не думаешь же ты, что»
Погодин резко захлопнул окно и прислушался стыдливо: не разбудил ли малыша? Но в квартире было тихо, лишь капал кран и ухало в трубах.
И откуда кому знать, проживал ли там маньяк вообще? задал Погодин скептический вопрос и вбил в «Гугле» фамилию Дрола.
Проживал чёрный дом с плоской крышей был на первой же странице.
«Серийный убийца терроризирует город».
«В лесополосе обнаружена шестая жертва маньяка, семнадцатилетняя студентка кулинарного училища».
«Ритуальные убийства? Садист из лесопосадки вырезает на трупах сатанинские символы».
«Отсутствовала нога. Удалены мягкие ткани»
И развязка:
«В квартире при обыске найдены части тел, которые психопат употреблял в пищу».
Убийца пойман, им оказался безработный Александр Дрол, 1949 года рождения. Фотографии бритого под ноль мужика. Неряшливые, грубые черты. Широкая полоса рта, глубокие носогубные складки. Глаза навыкате, круглые, будто лишённые век.
«Покончил с собой в изоляторе, ногтями вскрыв аорту»
В разделе видео передача «Криминал» местного телеканала и двухминутный ролик «Следственный эксперимент».
Щелчок, и на экране зарябил чёрно-белый лес, мачты деревьев. Припорошенная снегом прогалина. Опера, упакованные как японские ниндзя, и понятые. Между ними, в лыжной шапке и бушлате, Дрол он на голову выше милиционеров, настоящий великан. Странно удлинённые кисти схвачены наручниками.
Ну и урод, прокомментировал Погодин.
И волосы встали дыбом. Точно услышав что-то, Дрол посмотрел в камеру, прямо на Погодина посмотрел круглыми безумными бельмами.
Я сделал это, сказал он грудным голосом.
Погодин нервным рывком закрыл вкладку с видео. На мониторе вновь возникло фото Щекачёва. Ну, всяко приятнее, чем пялящийся в упор великан-каннибал.
Погодин раздражённо оттолкнул от себя мышку. В висках стучала кровь.
Да что со мной
Слева монотонно зажужжало, и он подскочил от неожиданности.
Воззрился удивлённо на принтер. Серая коробка мигнула лампочками, погудела и выплюнула тёплый листок.
Распечатанная фотография Стукачёва. Карикатурного, идеально мерзкого Альберта Михайловича.
Ничего сверхординарного, сказал Погодин, Нечаянно запустил принтер.
Дыхание спёрло, и кухня не на шутку расшумелась: буйным эхом в трубах, капаньем крана, урчанием холодильника и тиканьем часов. Захотелось глотнуть свежего воздуха, отфильтровать плохие мысли.
Он выбросил распечатку в мусорное ведро, помешкал, извлёк обратно. Сунул в карман куртки избавлюсь от неё на улице. Зашнуровал ботинки в подъезде.
Почтовые ящики на первом этаже были загружены Иеговской макулатурой. Несколько брошюр осыпались, он прочитал на цветастой обложке: «Гнев приведёт к Сатане».
Как мило.
Ветер отрезвил, утихомирил разыгравшуюся фантазию.
Погодин пересёк детскую площадку и замер на краю оврага. Вниз убегали ступеньки, частично мощённые досками, частично вытоптанные в земле. Барак топорщился пристройками, обвисшими карнизами, ставнями и козырьками. Скрипел, и в скрипе его Погодину чудился вызов: а слабо в гости зайти, как тогда, в детстве?
Не слабо.
На секунду, и сразу назад. Маленькое ночное приключение.
Подумалось мельком, что и ухватись он за столб, ноги бы несли на скрипучий зов. Мимо изгороди, по заросшему сорняком пустырю, в тёмное чрево подъезда.