Послушай, сказал я ему, не знаю, как тебя зовут, отведи меня к своему хозяину. Понимаешь, со мной происходит что-то странное: я заблудился в трёх соснах. И милиция куда-то пропала. Обычно шагу нельзя ступить, чтобы не натолкнуться на блюстителя порядка. А тутникого. Поневоле начинаешь испытывать чувство ненужности и заброшенности Ну, пошли. Где твой хозяин? Наверно, он здесь служит сторожем. Впрочем, кем бы он ни был, всё равно пошли к нему.
Но не тронулась с места собака. «А что если она бродячая, и нет у неё никакого хозяина?» подумал я. И мне ничего не оставалось, как побрести по аллее дальше. Пёс шёл за мной следом. Я почему-то вспомнил стихи Сельвинского:
Ночь как год,
как чёрный наговор.
Я и кот,
и больше никого.
До зари
в бокал звенит струя.
О, Мария
милая моя!
Со мной, правда, был не кот, а пёс, и струя звенела не в бокал, а текла за шиворот, но в общем всё было похоже. Даже Мария откуда-то взялась, словно по щучьему веленью. Разумеется, я ещё не знал, как её зовут. Молодая женщина сидела на скамейке и держала над собой зонт. Мне запомнились короткая кожаная юбка, замшевая куртка, хрипловатый голос курильщицы и довольно большой рот, полный красивых зубов.
Простите, сказал я, вы не подскажете, где выход из парка?
Ты что, пьян? спросила она.
Вроде того, хотя вина я не пил.
Так бы и сказал, что хочешь познакомиться, а то«выход». Знаем мы ваши выходы!
Тут я заметил, что дамочка сама «под мухой».
Ладно, садись рядом, продолжала она, но не прислоняйся ко мне, ты весь мокрый Ну, что же ты молчишь?
Мне приятно видеть вас и разговаривать с вами, сказал я, сев на скамейку, но я немного устал и замёрз, полночи гуляя в этом красивом парке. Пойдёмте куда-нибудь отсюда.
Нет, ты сначала скажи, чем я тебе понравилась.
У вас замечательная улыбка и (я слегка помедлил) ноги.
Она усмехнулась.
То-то Ладно, пошли. На, неси зонт А куда мы идём?
В бар в таком виде меня не пустят, сказал я. Лучше всегоко мне. Я переоденусь. Мы сварим кофе. Есть коньяк.
Она засмеялась:
А ты ничего: шустрый!
Это от робости и отчаяния, заметил я.
Мы прошли метров сто, когда в кустах неподалёку послышались треск и мужской голос: «Машка, блядь, где ты?» Лицо женщины исказилось полунедовольством-полуиспугом.
Это мой «медведь», сказала она. Надоел он мне, спасу нет! Сбежала бы от него, да не с кем. Может, с тобой? Но не сейчас. Поздно. Вот что, сверни-ка ты в другую аллею, а я его здесь встречу. И на мою реплику, что не боюсь я её «медведя», поспешно добавила: Нет, иди-иди, очень прошу. Позвони мне. И назвала номер телефона.
Так я снова остался один. Дождь иссяк. Стало тише, и мне послышались за спиной чьи-то лёгкие мягкие шаги. Готовый ко всему, я обернулся. Пёс! Всё тот же пёс сопровождал меня. Наверное, когда я встретил Марию, он тактично ушёл в сторону, не выпуская, однако, меня из виду, а теперь вновь приблизился ко мне. Ну что ж, дружище, я рад. Я, признаться, забыл о тебе Но как прикажешь к тебе обращаться? Если ты не против, я так и назову тебяДруг.
Мы шли и мило, хотя несколько односторонне, беседовали, пока на нас не упала огромная тень. Мы стояли возле «Чёртова колеса». «Видно, мне не уйти от него, подумал я. Ну что ж, здесь и проведём остаток ночи». Я снял с себя бархатную куртку, рубашку, вельветовые брюки, носки, всё это хорошо отжал, снова надел и проделал ряд гимнастических упражнений. Стало немного теплее. Я лёг на дощатую площадку под Колесом и позвал собаку: «Друг, согрей меня». Пёс послушно подошёл и лёг рядом. Я обнял его.
И вот, согревшись, я начинаю забываться. И злоключения, пережитые мной, уже не кажутся мне такими ужасными. И надежда, как нянька, убаюкивает меня, напевая, что утром взойдёт солнце, парк наполнится людьми и откроются ворота. Но безошибочный внутренний голос говорит мне, что избавиться от парка я смогу только ценой своей смерти. И сон мой отравлен тревогой.
Пинетки
Валерий Бесов зашёл в учреждение. В какое и зачемневажно. Впрочем, наверное, он зашёл туда в поисках работы. Ему часто приходилось менять работу, поскольку он был обидчив и не сдержан. Про таких в народе говорят: сам себе враг.
Он искал отдел кадров, но на дверях кабинетов красовались лишь цифры. И спросить, как назло, было не у когокоридор пустовал. «Это учреждениедля людей математического склада ума, подумал Валерий. Похоже на кодовую систему. Чтобы найти нужный кабинет, надо знать шифр». Приняв игру, он стал перебирать в уме цифры и почему-то остановился на номере 352. Дверь под этим номером вскоре появилась у него перед глазами. Он вошёл и первым делом взглянул на внутреннюю сторону двери. Там висела табличка: «ОТДЕЛ КАДРОВ».
Бесов самодовольно улыбнулся.
В кабинете находились две женщины (одна пожилая, другая помоложе) и приятель Бесова, музыкант Ж. Ж. развлекал дам романсом. Увидев Валерия, он отложил гитару, встал и сказал: «Знакомьтесь» «Вообще-то, вакансий у нас нет, сказала завотделом, но поскольку вы друг маэстро, пишите заявление».
Выйдя из кабинета, Бесов потёр руки. День начинался удачно. Чего-нибудь съесть захотелось Валерию. Ноги сами привели его в буфет, что работал на первом этаже учреждения. Откушав сто грамм водки и бутерброд с красной рыбой, он ощутил в себе что-то похожее на вдохновение, когда всё кажется по плечу. И буфетчице, молодой миловидной блондинке, улыбнулся он. Та ответила тем же. Она вышла из-за стойки. Воспользовавшись этим, Бесов быстро подошёл к ней и поклонился.
Позвольте представиться: Валерий.
Нина.
Словно её имя развязывало ему руки, он обнял её и страстно поцеловал в губы. Нина понимала, что нужно возмутиться, но поцелуй настолько пришёлся ей по вкусу, что для притворства не хватало сил. Пока она стояла в растерянности, Бесов уже выбегал из буфета. Тогда вместо слов возмущения она выкрикнула номер своего домашнего телефона. Ободрённый этим, Бесов вернулся. Безумие желания полыхало в глазах его. Нина попятилась и прижалась к стене. Она испугалась, что он попытается овладеть ею тут же. Однако он и сам понял, что зашёл слишком далеко, и, пробормотав, что позвонит обязательно, снова направился к выходу.
Холл находился в противоположном от буфета конце коридора. Здесь Бесов опять увидел Нину, хотя никто его не обгонял. Причём волосы Нины были черны, как нефть. Она сидела на столе вахты и беседовала с вахтёршей, куря сигарету. «Наверное, сестра-близняшка», подумал Бесов. И невольно спросил: «Нина?» «Да, Нина, Валерий», ответила та. «До встречи!» только и нашелся сказать он. Выбегая через стеклянную дверь на улицу, он услышал за спиной смех.
На улице стояла жёлтая и сухая осень. Валерий почувствовал что-то не то. Не в природе, а в самом себе, точнеена себе. Он огляделся. Тёмно-синий плащ, серые в клеточку брюки, а на ногах Вот оно в чём дело! Ноги его были обуты не в туфли, а в спортивные тапочки, так называемые чешки, с мягкой подошвой и резинкой по бокамможно сказать, пинетки для взрослых. Бесову показалось, что он умер. Эти чешки, эти пинетки свели на нет серьёзность событий текущего дня и, возможно, многих прошедших дней. Словно Хаос, затеяв с Валерием игру, создал видимость порядка да случайно выдал себя пинетками. Глядя на них, Бесов уже не мог верить в то, что он принят на работу, не мог надеяться на роман с Ниной.
«ОБУЛИ, ЧЕРТИ!» ахнул он. Всё было похоже на сон, и ему дико захотелось проснуться. Он потёр глаза, но ничего не изменилось. Он стоял у входа в учреждение.
Оставалась ещё маленькая надежда, что он САМ надел пинетки, придя сюда со сменной обувью, да забыл об этом. Бесов кинулся обратно и действительно нашёл в гардеробе мешочек для сменки с вышитыми инициалами «ВБ». Но мешочек был пуст. Гардеробщица пожимала плечами. «Предположим, размышлял Валерий, эта смешная обувь принадлежит мне, и я имел глупость использовать её как сменку, но ведь и учреждение, где исчезают пусть модные, но изрядно поношенные туфли, немногого стоит и не внушает доверия».
В холле стояли две тахты. Почувствовав в ногах слабость, Бесов двинулся к одной из них. На пути его появился стол, сплошь заставленный новыми мужскими туфлями и полуботинками. Те лежали не только скученно, но и скучно, поскольку каждый башмак не имел своей пары. Обувная разлука была, видимо, произведена с противокражной целью. И примерять полагалось тоже только на одну ногу. Продавцом этого блестящего, но не цельного, как НОВЫЕ РУССКИЕ, товара была всё та же Нина.