У кассыдеревянной синей будкиникого не было. Я протянул в открытое окошечко деньги и попросил один билет. Но, заглянув внутрь, увидел только темноту.
Есть тут кто-нибудь? спросил я.
Есть. Но билетов нет, донёсся из будки старушечий голос. Подождите, пока Колесо сделает круг.
Я подождал минут 15. За мной выстроилась очередь.
Давайте деньги, наконец сказала старуха.
«Наверно, в темноте она отдыхала, и теперь включит свет», подумал я. Но этого не произошло. Однако сдача мне была отсчитана точно. И тут я вспомнил, что уже слышал о тёмных кассах парка. Причину их неосвещённости объясняли просто: дирекция экономит на электричестве. И чтобы глаза успели привыкнуть, кассирши запираются в будках за час до открытия.
Карусельщик, проверив билеты, стал рассаживать нас. Мне повезло. Я попал за один столик с красивой девушкой. За столом, рассчитанным на четверых, мы оказались двое. Мысленно я поблагодарил карусельщика, хотя поначалу он внушил мне своим внешним видом неприязнь. Конечно, вряд ли он посадил меня с девушкой сознательно, так получилось само собою, но всё же я испытал к нему некоторую симпатию.
Тем временем Колесо тронулось, и наша корзина, люлька (не знаю, как это называется), в общем, наш стол с нависшим над ним тентом медленно пополз вверх. Мы сидели друг напротив друга и смотрели друг на друга не отрываясь. Посудите сами, как мне было не полюбить эту девушку, если её волосы до плеч цвета червонного золота, если очертания её носа и губ отмечены благородством! Правда, я знал, что внешность в наши дни чаще всего обманчива, и стоит какой-нибудь «принцессе» открыть рот, как сразу понимаешь, что её мать или бабушка переспала с лакеем. Вот ещё почему я боялся заговорить с девушкой, а не только оттого, что был очарован и смущён. Впрочем, наши выразительные взгляды не нуждались в словесных комментариях. Однако без слов к делу не перейдёшь, и главное, мне необходимо было знать её имя, чтобы конкретно (а не общим словом «любовь») назвать то обновлённое мироощущение, которое у меня появилось в связи с её присутствием.
Словно читая мои мысли, она сказала:
Меня зовут Даша.
Очень приятно. А меняТоля, сказал я. Вы впервые, Даша, катаетесь на Колесе?
Да.
Я тоже. Но у меня такое ощущение, что это уже было.
Она улыбнулась:
Не хотите ли вы сказать, что и меня прежде видели?
Нет, не видел, но я вас искал.
Ветерок шевелил её волосы. Поскольку мы поднялись выше деревьев, мы заговорили об искусстве. Наконец, я произнёс:
На земле существуют предисловия, предбанники и прочая суета. Но мы уже достаточно оторвались от земли. Поэтому я резко перейду к главному. Голос мой дрогнул. Даша, будьте моей женой!
Но ведь мы почти незнакомы, сказала она, перестав улыбаться. И вы даже не спросили, замужем ли я.
Простите, поторопился. Никогда не знаешь, в какой момент сделать предложение. Несколько раз я опоздал.
Я сидел, понурив в смущении голову. Видя моё состояние, Даша протянула мне руку, которую я поспешил поцеловать.
Успокойтесь, я не замужем, и вы мне нравитесь. Она пересела ко мне на колени.
Не успели мы насладиться близостью, как проголодались. Я потянул за металлический обруч, окружающий наш столик, сантиметров 20 от края. Мы поехали вокруг стола, но на нём ничего не появилось. Я недоумевал. У соседа выше, который так же вращал обруч, снедь всё прибывала и готова была уже посыпаться за край. «Осторожно! крикнул я ему. Вы убьёте кого-нибудь своими бутылками и тарелками!» Столы не пустовали и у других соседей. Тогда я взялся за обруч двумя руками. Я менял скорость и направление вращения. Но всё было безрезультатно.
Карусельщик! крикнул я вниз. Вы посадили нас за неисправный столик! Мы крутимся, а он всё пустой!
Но не поднял головы карусельщик. То ли не услышал, то ли сделал вид.
Мне было крайне неловко перед своей возлюбленной, словно это я виноват, что нам нечего есть. А когда я взглянул на неё (она уже снова сидела напротив), я ужаснулся. В её глазах и поджатых губах залегала горючая смесь ненависти и презрения. Такая горючая, что я усомнился: не я ли, в самом деле, придумал эту карусель и теперь за всё в ответе? Даша добила меня словами. Она сказала раздражённо:
Тебе не кажется, что дело не в столике, а в тебе?!
И стала смотреть на упитанного, холёного соседа выше. Впрочем, он не был уже выше, он ехал вниз. Он давно шарил взглядом по Дашиному телу. И теперь, когда и она обратила на него внимание, радостно скалил зубы. Его не могли отвлечь от Даши ни дочь, ни жена, которые находились с ним рядом и что-то ему говорили.
Клин вышибается клином, боль перебивается болью. Я встал с твёрдым намерением выброситься из люльки. Мы как раз находились в зените. На прощанье я огляделся. Я думал увидеть множество светло-серых каменных коробок, лежащих на боку или поставленных на попа, сверкающих окнами, увидеть заводские трубы, телевышку, купола церквей и колонны дворцов. Но ничего этого не было. В ПРЯМОМ смысле, а не в том, что город скрадывал туман. Повторяю, вечер стоял ясный. Солнце, наливаясь закатной краснотой, клонилось к горизонту. За деревьями и чёрной чугунной решёткой парка лежала пустота. Даже земли там не было. Казалось, что парк взлетел и висит в воздухе.
Потрясение от увиденного спасло мне жизнь, по крайней мере отодвинуло развязку на неопределённый срок. Я сел и уже почти не обращал внимания на молчаливый флирт соседа и Даши. Я смотрел на него снисходительно, как смотрит пастух на случку овцы и барана: эх, вы, мол, животные! Я понял, что в мире есть вещи поважнее любви. Например, стремление узнать, где живёшь.
Пока мы медленно спускались, Даша так больше и не заговорила со мной, но я не страдал от этого. Выйдя из люльки, я подал ей руку; она презрительно поджала губы и предпочла обойтись без моей помощи. «Прости и прощай!» сказал я и, не дожидаясь ответа, которого, впрочем, и не последовало, поспешил вон из парка. Мне не терпелось убедиться, что улицы и дома (в том числе и мой дом) целы. Ведь не пришёл же я в парк из пустоты!
Однако, пройдя метров 20, я почувствовал крайнюю слабость и вынужден был сесть на скамью. Голова моя слегка кружилась. Я закрыл глаза. Так было немного лучше. До слуха моего доносились звуки шагов, обрывки разговоров, хохот, девичий визг, гудение аттракционов, детские крики и шуршание велосипедных шин. Весь этот шум поначалу раздражал меня, но постепенно притупился. Кажется, я задремал, потому что, когда открыл глаза, уже стемнело. Аллея, освещённая редкими фонарями, была пуста. Я поднялся и направился к выходу. У меня отсутствовали часы, и я не знал, сколько времени. Судя по безлюдью и тишине (лишь несколько раз поодаль гавкнула собака и шелестели листья), было довольно поздно. Я испугался, что парк уже закрыли и мне придётся искать сторожей. Перспектива перелезания через трёхметровые чугунные копья мне не улыбалась.
По моему предположению, ворота от скамейки, где я отдыхал, находились метрах в двухстах, и я давно уже должен был их достичь, поскольку прошёл никак не менее километра. Однако ни ворот, ни вообще ограждения передо мной не появилось. Только всё те же кусты, деревья и асфальтовая дорожка, пересекающаяся другими, ей подобными. Я подумал, что, может быть, незаметно для себя свернул с центральной аллеи и двигаюсь в неверном направлении. Надо вернуться к исходной позициик Колесуи попробовать ещё раз. Чёрный силуэт Колеса, возвышаясь над деревьями, служил хорошим ориентиром. Минут через 1015 я был у цели. Определив, как мне показалось, точно, центральную аллею, я вновь пошёл по ней. Но история повторилась: время текло, а ворота не показывались. Я решил идти до конца. Главноеникуда не сворачивать, и тогда непременно упрёшься в забор. Так я прошагал час или больше. Ветер усилился. Набежавшие тучи скрыли звёзды. Вскоре закапало и полило. Я встал под ближайший клён, но он недолго защищал меня от дождя. Я промок и замёрз. Впрочем, продолжать путь тоже не хотелось. Я устал и с тоской смотрел на аллею, уходящую вдаль. Это было похоже на кошмар. За час можно пересечь из конца в конец, по крайней мере, два таких парка. Вытягивается он, что ли? Или дело, может быть, не в парке, а во мне? Обычно чуждому суеверий, мне вдруг припомнился леший, который развлекается тем, что кружит людей по лесу. Но здесь не лес. Здесь место вполне культурное, с хозяином-человеком. Или всё же и сюда затесался какой-нибудь дух, какой-нибудь ПАРКОВЫЙ? Послушай, парковый, отпусти меня! Что я тебе сделал? Смотри, я иду промокший и уставший, как будто у меня нет дома, и нет конца моему пути. И ни души вокруг, хотя я нахожусь в центре города. Поверь, это не смешно! Так я взывал к духу, но не было мне ответа. Тогда я обратился к людям. «Сторож! Милиция! кричал я. Кто-нибудь, наконец!» «Кто-нибудь» появился. Ко мне подбежал пёснечистокровный, лохматый, близкий к ньюфаундленду. Подбежал тихо. От неожиданности я немного испугался и остановился. Пёс тоже встал, затем сел. Мы смотрели друг на друга.