Аня смотрела как заворожённая, пока вдруг не послышался чей-то тихий стон.
Мам?
Девочка обошла большой велюровый диван, на котором обычно всё семейство отдыхало перед телевизором, за ним показался кухонный стол. За этим столом проходили все завтраки, обеды и ужины. Аня то и дело оглядывалась через плечо, чтобы посмотреть, не идёт ли за ней отец, но он оставался в детской.
Все стулья, кроме одного, были задвинуты. Тот, что стоял в самом дальнем углу, занимала темная фигура. Она облокотилась на стол и, спрятав лицо в ладонях, тихонько подёргивалась. Аня прислушалась. Даже в этой гробовой тишине было сложно расслышать плач и всхлипы.
Маам, папа выздоровел, негромко позвала девочка бесформенную тень.
Фигура продолжала подёргиваться. Это определённо была Марина. Облачённая в просторную ночную рубашку, женщина подёргивалась от беззвучного плача.
Аня подошла ближе и, присев рядом, взяла маму за локоть.
Не плачь, мам, папа уже вернулся, он здесь.
Это не папа, сквозь всхлипы произнесла женщина.
Нет, это он, я точно тебе говорю, это наш папа! Бабушка его вылечила!
Я сказалаэто не наш папа, я нашла записку, которая вывалилась из его кармана, когда бабушка сняла его, женщина наконец убрала руки от лица, и Аня, несмотря на темноту, смогла разглядеть опухшие от слёз глаза.
Какую записку?
В которой наш папа говорит, что решил уйти, потому что проигрался. Он должен был огромную кучу денег плохим людям. Он сам повесился, понимаешь? Он сам убил себя! А не они! Это существоне твой отец!
Но я знаю нашего папу, он точно такой же, как и всегда, пойдём, я покажу тебе! Мы поговорим с ним.
Нет! Стой здесь! Нам нельзя с ним разговаривать!
Но почему? вырывала руку Аня.
Потому что нельзя! Это злой дух, а не наш папа. Дождёмся утра, а потом сожжём дом и уйдём.
Я не хочу уходить! Не хочу сжигать наш дом! Это никакой не дух! Я уверена!
Женщина посмотрела в глаза своего ребёнкаполные уверенности и любви.
Точно?! в голосе Марины прозвучала нотка надежды.
Мильён процентов! Наш папа самый лучший на свете! Если бы это был злой дух, он сделал бы нам плохо, так?
Так, вытирала слёзы женщина.
Значит, это неправда! И это наш папа.
Но бабушка сказала она не успела договорить, так как заметила бывшего мужа, стоявшего рядышком и молча наблюдающего за ними сверху вниз. Его кожа продолжала приобретать нормальный оттенок, кровь в глазах рассосалась, но он всё ещё выглядел как живой труп.
Мужчина подошёл ближе и погладил улыбающуюся дочь по голове, словно подтверждая её слова.
Вот видишь, мам, это наш папа, радостно заявила Аня, схватив мужчину за свободную руку, которая по-прежнему была ледяной, как айсберг.
Марина взглянула исподлобья на мужа. В её глазах всё ещё стояла вода.
Зачем ты это сделал? процедила она сквозь зубы, показывая дрожащими руками предсмертную записку.
Он молча смотрел на неё и продолжал гладить дочь.
Мы могли собрать деньги! Могли продать дом! Ты бросил нас! она быстро перешла на крик, который в этой тишине был сродни внезапному грому в погожий день.
Витя молча смотрел на жену, никак не реагируя, даже не моргая.
Отвечай! вскочила она с места и врезала ему пощёчину.
Ни один мускул на лице мужчины не дрогнул.
Я всю жизнь отдала нашей семье, а ты вот так легко разорвал всё, выбросил на помойку, долбаный эгоист! Ты предал нас! лицо Марины безобразно расплывалось в истеричной гримасе.
Больше всего Аня боялась, когда мать начинала кричать. Она схватила её за ночную сорочку и стала умолять прекратить, но женщина только расходилась. Она нанесла мужу ещё несколько ударов по лицу, но тот как будто не замечал их.
Отвечай!!! взревела она во всю глотку, а потом схватила со стола нож и небрежно вспорола все швы, которые сдерживали рот супруга. В процессе её дрожащие от злости руки несколько раз резанули его по губам.
Те дрогнули и медленно раскрылись, обнажив почерневшие зубы. Мужчина открыл рот, но вместо слов первым наружу вырвался мерзкий скрип, от которого по телу жену пробежалась волна токов.
Марина молчала. Ей в глотку как будто напихали шерстяных тряпок. Кажется, она даже не могла вздохнуть. Женщина просто смотрела на то, как грудь мужчины поднялась, а потом из его рта вырвалось дыхание, от которого несло стухшими внутренними органами.
Бейся, произнес мужчина совершенно чужим голосом.
Ч-ч-то? еле слышно произнесла его супруга.
Бейся. Головой. О стену. Я тебе разрешаю, ты хочешь, ты устала. Я разрешаю.
Нет!!!
Марина испуганно взглянула на дрожащую дочь. Та вцепилась в её сорочку, точно репейник.
Что ты такое говоришь?! Витя?!
Я разрешаю, без каких-либо эмоций повторил отец семейства.
Нет, мам, не нужно, не слушай его!
Давай.
По щекам женщины текли слёзы, они скапливались на подбородке и, падая вниз, глухо разбивались о пол. Марина медленно наклонилась и нежно, как всегда, поцеловала девочку в лоб, словно проверяя температуру, а затем шепнула: «Я никому тебя не отдам». Затем она разжала детские пальцы и подошла к стене.
Тебя больше нет еле слышно проговорила женщина и со всего размаху ударила в неё своим лбом, так, что с потолка посыпалась древесная пыль.
НЕТ!!! завизжала Аня и только хотела броситься к матери, чтобы остановить, как на её плечо опустилась рука отца. Она весила целую тонну и намертво пригвоздила девочку к полу, не давая возможности сойти с места.
Со лба женщины на лицо спускалось несколько красных ручейков. Тело её наклонилось назад для большего замаха.
Мне будет легче, всем будем легче, шептала женщина, и снова её лицо впечаталось в бревенчатую стену, отчего по всему дому пробежало глухое эхо.
Аня вопила, срывая звонкий детский голос до хрипа, молила мать прекратить, молила отца остановить её. Но ничего не прекращалось. Марина ускоряла темп, словно пыталась выбить одно из бревен. Мощные удары превращали лицо женщины в неразборчивое красное месиво. Нос, подбородок, зубывсё это было переломано в труху. Так продолжалось до тех пор, пока череп женщины не треснул. Когда она упала, отец наконец отпустил девочку, и та бросилась к матери, вернее к тому, что от неё осталось.
Зачем, папа?! Почему ты это сделал?!
Она сама это сделала, я лишь разрешил. Грешница, самоубийца, прозвучал тяжелый сиплый голос.
Ты не мой папа! девочка наконец отпустила тело матери и кинулась к выходу, но отец был невероятно быстр и перегородил ей путь. Он выкинул вперёд себя нож, которым Марина вспорола ему рот.
На, держи, протянул он столовый прибор своей остолбеневшей от страха дочери.
Возьми его, ты хочешь, голос его звучал неестественно спокойно, словно только что ничего не произошло.
Аня не хотела брать, но отец говорил так убедительно и страшно, что руки сами потянулись к рукоятке.
Хорошо, умничка, он снова погладил её по голове, и на этот раз рука отца была тёплой. Его тело вернуло себе естественный вид, даже в непроглядной темноте это было заметно.
Режь! скомандовал отец.
Что резать?
Своё горло, милая, режь его, уже можно.
Я не хочу! девочка упала на колени и сложила руки так, словно собиралась молиться.
Я. Сказал. Режь. Горло. Я. Разрешаю.
Нет! девочка выронила нож и, закрыв лицо руками, хотела зарыдать, но слёз уже не было, поэтому она просто громко всхлипывала.
Мужчина как будто вырос. На этот раз голос его звучал иначе. Он говорил громко, очень громко, словно в его голосе было ещё несколько других голосов, но это по-прежнему не было криком.
Я! Разрешаю! Тебе! Перерезать! Своё! Горло! Жизнь! Закончена! Родители! Мертвы! Ты! Одна!
Аня не шевелилась. Глаза её были спрятаны за ладонями. Мужчина опустился на одно колено и, найдя своими губами со свисающими с них нитками ухо дочери, прошептал:
Тебя никто больше не любит, ты совсем одна, лучше всего будет умереть, проще всего умереть, это не больно, даже приятно.
Аня вылезла из своего укрытия и посмотрела на доброе, улыбающееся лицо человека, которое когда-то принадлежало её отцу.
Я разрешил сделать это твоему папе, и, поверь, он счастлив. Он сейчас на небесах, ты же знаешь про небеса?
Аня нервно кивнула.
Держи, он снова протянул ей нож, как только закончишь, сможешь встретиться с ним. И твоя мама, она тоже там, ждёт тебя, ты же хочешь к ней?