Я чуть не потерял сознание, на мгновение вгляделся в сумеречную пелену, что донесла до меня невнятный, еле различимый, короткий звук. Он привлёк моё рассеянное внимание. Я прислушался к тихой музыке, доносившейся из липкой занавеси тумана, и ощутил странное покалывание в ослабших пальцах, во всём теле, охваченном крупной дрожью.
Алина побелела, прикоснулось ко мне в замешательстве. Позади неё виднелась Мать в длинном рваном балахоне, волочащемся с комьями грязи по полу. Она быстро приближалась с каким-то шаром и наводила на меня страх.
У тебя пошла кровь. Давай уйдём отсюда? Я не хочу, чтобы ты страдал.
Нет, почти Всё Почти не больно!..
Я бессильно откинулся на спинку и заметил уродливые очертания бумажных звёзд, изгибающихся крутыми дугами. Они резко оторвались от потолка и посыпались вместе с бледными пластами краски на головы.
Наклонись, произнесла Алина.
Не поможет.
Попробуй!
Тени расступились перед Матерью, все разом с торжественным благоговением поклонились ей и тотчас приникли к стульям в страхе перед музыкой. Она полилась убедительнее и громче, чем звучала раньше. Мать угрожающе взмахнула костлявыми руками, закачалась туда-сюда, точно гигантский маятник, и понеслась вперёд бешеным смерчем. Тени следовали беспрекословно за нею и раскрывали широко рты.
Поберегись, прошептал я еле слышно.
Алина обернулась и, ничего, естественно, не увидев, только пригнулась. Я крепко притянул её за плечо, и мы залезли под чёрные кожаные сидения.
Она спросила встревоженно:
Пашенька, что с тобой? Мы так испортим всем настроение. На нас уже косятся.
Притаимся, сказал я. Это ненадолго.
В воздухе повисла тишина. Мать уже крутилась поблизости и дышала холодом.
Вижу тебя, человек. Какой ты тёплый, человек! Паша!
Я рассмотрел её вытянутый ухмыляющийся череп, кроваво-красные зрачки и застыл беспомощно, сжав скользкую ножку стула, которую также обхватывала плотно Алина.
Вдруг слух приятно заворожила музыка. Она заполонила собой весь размытый актовый зал и вселила в меня необыкновенную безмятежность. Ободранные звёзды ожили, замигали весело, как приветливые огоньки, и вновь неподвижно зависли над нами.
Мать закричала истошно, вывернулась, точно толстый подземный червяк. Её балахон исчез вместе с нею в зеленоватом шаре, исходящем грозовыми сполохами. Тени убежали через окно.
Я поднялся без слов, не смотря на изумлённую Алину. Одарил благодарным взглядом неизвестного музыканта, который сидел за неплотной стеной и играл на старом пианино. Он легонько трогал клавиши, и я гордился его тонкими послушными пальцами, талантливыми руками.
Мне хотелось опуститься на колени и разрыдаться беззвучно по-детски. Игра полностью разогнала туман.
Когда рассудок прояснился, и я различил мягкое выражение лица пианиста, светящегося от удовольствия, Алина взяла меня бережно за рукав.
Присядь. Тебе уже легче? спросила она заботливо.
Да. Теперь точно.
Кровь остановилась?
Кажется, но я не уверен, проговорил я и вытер нос, губы и подбородок. Рот обволакивал солёный привкус металла. В ушах до сих пор слышался глубокий хриплый вздох Матери.
Ты немного запачкал одежду. Что случилось? Из-за чего мы прятались?
Забудь обо всём. Я уйду, но после того, как он закончит играть, и мы познакомимся.
Алина обратилась осторожно, ласково поглаживая мою ладонь:
Ты пойдёшь к медсестре? Я провожу тебя.
Я не пойду к ней. И не уговаривай даже! Во всяком случае, она сейчас не работает.
Зачем тебе новенький? Ты не знал ведь, что он новенький, правда?
Не знал. Я мало кого знаю.
Он учится в одиннадцатом классе. Не помню, какая буква. Она поспешила отодвинуться и облокотилась на подлокотник.
Я глядел с облегчением на своего спасителя и улыбался непонимающе.
«Как он сумел прогнать Теней музыкой? Она обладает чудесным свойством, плохо влияющим на Мать? Или же его самого достают Тени? Они говорили, что я не один такой. Тогда мне стоит для начала поблагодарить парня лично», думал я, искренне переживая.
По окончании конкурса жюри объявило победителя. Им оказалась превосходно поющая девочка с сиреневым бантом, повязанным вокруг головы. Второе и третье места заняли дружный коллектив одуванчиков и ловкий фокусник, выступавший с игровыми картами и лакированной шляпой. Победителям вручили памятные подарки, после пригласили выйти на сцену, чтобы сделать общую фотографию.
Я оставил расстроенную Алину с подругой, которая успокаивала сестру.
Кое-как я успел догнать пианиста, вышедшего из зала.
Это был кареглазый парень лет семнадцати, невысокого роста, не внушительного, но достаточно крепкого телосложения. Лицо с мягкими чертами не изменяло добродушного и мечтательного выражения, присущего маленькому ребёнку, любопытно осматривающему мир. Кожа его была бежевой, слегка золотистой, почти солнечной. Позднее выяснил, что Марк Снежкин (так звали моего нового приятеля) учился в тридцать седьмой школе. После переезда у него ухудшились оценки, и он был вынужден не вскоре перейти к нам по непонятной причине на последнем году обучения.
При первом разговоре с ним я испытывал неловкость.
Он же наоборот был спокоен и не зажат. Мы сели на диванчик, кратко представились друг другу.
Ты был достоин первого места.
Не думаю, проговорил он и улыбнулся притворно. Дети так старались. Не хочу никого обидеть.
Они все очень талантливые.
Я впервые играл на людях. Так необычно!
Сам сочиняешь музыку? Что ты играл?
Нет, я не умею сам, сказал Марк. А играл я «Divenire» Людовико Эйнауди. Слыхал о таком композиторе? Он очень известный, поэтому, наверное, ты понимаешь, о ком идёт речь.
Увы, я о нём не знаю.
Алина окликнула меня с нетерпением, придерживая за руку развеселившуюся подругу:
Ты не пойдёшь с нами? Нам очень хочется пойти вместе!
Сегодня нет.
А, ты уже познакомился с новеньким мальчиком? спросила она, изогнув пунцовые губки в ухмылке. И как он? О чём говорите?
Только начали о музыке.
Ну а как же! улыбнулась Алина и зашепталась возбуждённо с подругой.
Дарина была девушкой удивительно красивой и восторженной.
Мне нравились её картины с мифическими персонажами. Ей часто удавались бледнолицые рогатые единороги, окутанные волшебством, покрытые чешуёй тролли, русалки, ужасные монстры с рыбьими хвостами, переливающимися разноцветным перламутром, и всякие другие существа из сказок, легенд и мифов. У меня никогда не получалось рисовать ничего, кроме природы вместе с её силой и безусловной простотой.
Сестра цепко схватила Алину за крошечные пальцы, и она немного взбодрилась.
Устала? Я тоже. Ладно, Паша, пока, до завтра, выговорила она медленно и пошла следом за Дариной.
Я повернулся к Марку и прервал его неспешных мыслей ход. Он посмотрел на меня открытыми, ребячьими глазами.
Я ничего не слышал о Эйнауди. Мне знакомы мелодии Бетховена, Моцарта, Шуберта, Шопена, но я их не люблю. Я люблю рок, металл, симфонический в том числе. А ты давно музыкант?
Лет восемь точно занимаюсь. Но я совсем не музыкант.
Почему?
Я занимаюсь, если у меня хорошее настроение. А музыкант обязан учиться играть всегда.
Ой, да ну!
Так зачем же ты подошёл ко мне? Я видел тебя на предпоследнем ряду с подругой.
Для того, чтобы похвалить. Разве не очевидно?
Марк вытащил телефон из рюкзака и застрочил кому-то сообщение. Его тёмный взгляд был задумчивым.
Я никогда не ходил на школьные конкурсы. Мне попросту было не до них. Алина любит таскаться со мной по выставкам, но я всё равно предпочитаю сидеть дома и рисовать. Никакого шума и возни. А почему ты никогда не выступал?
Родители не позволяли. Они говорят что, если я буду стараться для нетребовательной публики, то погублю свой талант. Сегодня я убедился, что это не так. И ты подошёл. Всё для меня в новинку. Может, это судьба. Ты веришь в судьбу? Я верю в неё, но я не совершенный фаталист.
Судьба-злодейка.
Марк отвлёкся от сообщения.
Он указал на пятнышко, темневшее зловеще на мятом воротнике.
У тебя кровь на рубашке?