Выждав, когда думцы, заняв полагающиеся им места, усядутся и успокоятся, великий князь соизволил выслушать князя-наместника:
Как крепко Москва приготовилась к осаде? Убраны ли посадские домишки от крепостных стен?
Москва в последние годы расширялась так быстро, что домишки посадского люда, словно грибы после теплого летнего дождика, едва не десятками за ночь появлялись за новой обводной стеной, предназначенной для защиты посада от ворога. С одной стороны было неплохо, что народец тянется к Москвек гиблому месту не побегут. Следовательно, уверены в крепости Москвы перед прочими градами и весями Руси. Однако с другой: остающиеся за обводными стенами домишкине только легкая добыча для осаждающих, но и подсобный материал для сооружения штурмовых лестниц и метательных снарядов. Или и того прощепища для огня, направленного против деревянных стен и всего града. А еще онивражескому войску защита от стрел и пушечного заряда. И сколько княжеские пристава с этим ни боролись, избушек меньше не становилось. Впрочем, когда Москве грозила осада, то ни с самими незаконными постройками, ни с их владельцами особо не церемонилисьжильцов выгоняли, а постройки выжигали до единой.
Москва к осаде готова, встав, как и полагалось, с лавки, заверил великого князя Иван Юрьевич. Все постройки за обводными стенами убраны. На добрую треть версты, пояснил на всякий случай. Запасы стрел, метательного наряда, пушечного зелья увеличены
Как с яствами?
На полгода без привоза хватит.
Воев достаточно?
Если привлечь всех мужей посадских да немного баб им для помощи, да из ближайших градов малых и весей, то хватит, чтобы стены не были голы, не совсем уверенно ответил князь-наместник. Будем перебрасывать из других мест, коли что О резерве подумаю для этого дела
Монастырских задействуй, послушников, уточнил великий князь, народ крепкий хоть и в рясах чернецов. К тому же множественен
Если митрополит Геронтий не против, то почему бы и нет С превеликой радостью
Великий князь повел очами в сторону Геронтия. Тот молча кивнул.
Видишь, нет возражений.
Вижу. Спасибо, государь.
Но великий князь как бы уже не слышал последних слов князя-наместника, обдумывая, как начать речь о главном, заставившем его покинуть войско и прибыть в Москву. Притихли и думцы, почувствовав, что пришел черед основному действу, из-за которого они тут собрались. Как бы собирались с силами перед решающим сражением. И только великая княгиня-инокиня Марфа оставалась спокойной и как бы безучастной к происходящему. Ни один мускул не дрогнул на ее скорбно-строгом лице, опущенном долу. К тому же черный убрус так низко повязан, что и глазоткрытой книги душине видать.
Вот ближние бояре мои, наконец-то приступил к главному великий князь, устремив взгляд на Ощеру и Мамона, присоветовали покинуть войско, чтобы не попасть ворогу в полон, как некогда случилось с родителем моим. Дадим слово?
Князь-наместник, поняв, что к нему вопросов больше нет, присел, а бояре и прочие думцы зашевелились, устремляя очи на Ощеру и Мамона. Легкий одобрительный шумок прошел по терему. И только владыка ростовский старец Вассиан Рыло недовольно заерзал на своем месте. Но митрополит что-то шепнул ему, и он притих.
Сказывайте доводы, обратился великий князь к названным боярам. Да по очереди. Начни, пожалуй, ты, Иван Васильевич.
Высокий Ощера шумно встал, едва не касаясь мурмолкой потолка, и сразу в галоп, как застоявшийся конь, подстегнутый седоком:
Когда сто лет назад хан Тохтамыш приходил, то великий князь Дмитрий Иванович, на что был знаменит победой на Куликовом поле, биться с ханом не стал, а бежал в Кострому. Потому, думаю, и нашему государю надо уйти от греха подальше, на север, в укромные места Там и переждать лихое время
Великая княгиня-инокиня согласно кивнула главой. Закивали главами в унисон ей и бояре московские. У каждого из них, как и у Ощеры с Мамоном, имелись богатые вотчины, которые, начнись сражение, вряд ли уцелеют. А при сдаче Москвы, если дело правильно повернуть, то глядишь, и уцелеют. Ну, пограбят, конечно, но кое-что до прихода татар можно спрятать, чем-то пожертвовать Зато все остальное уцелеет, а утрату и взыскать с холопов и селян вотчинных никто не запрещает. Сколько раз уж такое бывало
Услышав такой совет, духовенство, в отличие от бояр-вотчинников, недовольно закрутило седыми оклобученными головами. Понимали, что боярин радеет не о Руси и даже не о великом князе, а о своей выгоде. О своем богатстве беспокоится. Митрополит стал хмур, а владыка Вассиан, гневно стукнув посохом о дубовый пол, порывался встать, чтобы дать отповедь Ощере. Однако Геронтий его придержал: «Не пришел час».
Ничто не ускользнуло от внимательных глаз великого князя, но он, словно не замечая недовольства духовенства, продолжил опрос бояр:
А ты, Григорий Андреевич, что нам скажешь?
Боярин Мамон бочковато возвысился над лавкой.
Я, как и Ощера, как и все разумные люди, государь, за то, чтобы покинуть Москву и отсидеться в северных краях.
А почему?
Не хочется, великий князь и государь наш, напоминать, да приходится, начал издали лукавый боярин. В лето 69531 батюшка твой, великий князь Василий Васильевич, не послушал умных людей да ввязался в сечу с ханом Улу-Махметом под Суздалью и был пленен. Мало того, что пленен, но и бит врагами. А нужна ли тебе и нам, великий князь, подобная доля? Мыслюне нужна!
Истинно так, поддержал боярина и князь Федор Иванович Палецкий.
ПалецкиеРюриковичи, но давно лишились собственного удела и теперь пребывали при великом князе. Федор Иванович ныне возглавлял личную охрану государя, потому как никто другой был заинтересован в безопасности Иоанна Васильевича. А где безопаснее всего? Да там, где сама опасность находится от охраняемого лица подалее.
При этом, поморщившись, что был перебит на полуслове князем Палецким, продолжил боярин Мамон, стоит помнить, что у хана Улу-Махмета было три тысячи воинов, а у Ахматасто тысяч. Чувствуете разницу?.. К тому же, неровен час, к нему пожалуют литовские да польские войска
Ну, это вряд ли, не согласился великий князь. Полякам теперь дай бог Подолию спасти да Киев отстоять Там наш союзник хан Менли-Гирей ратоборствует.
Полякам, великий государь, может статься, действительно не до нас, стоял на своем хитрый боярин, а вот отступникам, Можайским да Шимячичам, владетелям Северской и Черниговской земель, дело, думается, есть. Спят и видят себя на великом московском столе. А у них, у каждого своя дружина. Даже у рыльского наместника, княжича Василия, по слухам, немалая имеется. Вот возьмут да и ударят под дых, нагонял страху Мамон. Что тогда?..
Не ударят, воспользовавшись паузой, ответил князь Палецкий. Люди верные донесли, старый Шемякин, Иван Дмитриевич, с дружиной на Подолье. Жив ли вернется или там голову свою непокорную сложит под острыми саблями татарскиминеведомо. А молодой князь Василий наотрез отказался быть на стороне басурман и идти против Руси.
Откуда ведомо? метнул на него острый взор великий князь.
От моих людейглаз и ушей в чужом стане, самодовольно ухмыльнулся Федор Иванович.
Коли так, то хорошо, уселся поудобней в тронном кресле Иоанн Васильевич. Есть ли другие мнения?
Есть. Встал и оперся на пастырский посох митрополит. Есть, великий княже
Если есть, то молви, прищурил до узких щелочек очи великий князь.
В этом взгляде таилась угроза. Но митрополит не смутился.
И молвлю, рек он, обведя горячим взором собравшихся. Не гоже великому князю и государю всея Руси прослыть в государстве нашем и за его пределами трусом и бегуном.
Услышав такие обидные слова, резко, как от удара по лицу, дернула главой инокиня Марфа, недовольно зашушукались бояре.
Да, трусом и бегуном не обращая внимания на боярский ропот, повторил митрополит Геронтий. Ибо как назвать вождя, который бросает свой народ на погибель?
Иоанн Васильевич вновь заерзал задом по сиденью, но не перебил первосвященника. А тот все тем же вдохновенным голосом продолжил: