Чем могу помочь? спросил он.
Алкоголь. Впечатлите меня своим миксологическими доблестями, сэр.
Только трое других персонажей украшали собой это «выразительное» пространство бара. Парень с печальным лицом, в белой рубашке, сидел рядом с невысокой, пышногрудой рыжей. Казалось, что они спорили. Чуть ближе сидела нереально жирная бабища с длинными, светлыми волосами, пила темное пиво и ела огромную пиццу. Ее вес заставлял ножки стула заметно гнуться.
Ты здесь, чтобы искать, напомнил себе писатель. Так ищи.
Могу я к Вам присоединиться?
Блондинка проглотила кусок и кивнула:
Вы не здешний.
Нет, сказал писатель, и сел.
Тогда бармен хлопнул на стол «шот». Он был желтым.
Наш фирменный, незнакомец. Тот выглядел как моча.
Что это?
Мы называем его «Мочебрызг».
Писатель поморщился:Это ведь не, э-э моча, не так ли?
Бармен рассмеялся:
Конечно нет! Это водка и Гальяно.
Писатель понюхал. Пахло нормально.
ОК, за за что? О, да. За формализм!- oн выпил.
Ну как?
Неплохо. На самом деле, очень хорошо, oн потянулся за бумажником.
Э-э-э-э, незнакомец. Не нужно этого дерьма.
Что?
Бармен закатил глаза:
Это за счет заведения.
Чего же ты ожидаешь в таком жлобском дерьмогороде, как этот? спросила толстая блондинка, жуя. Ее груди были большими в буквальном смысле, как человеческие головы. Разве что полное ничего, кругом, на протяжении пятидесяти миль в любом направлении. Isolatus Proximus.
Я писатель, сказал он. Я езжу по всей стране. Мне нужно видеть разные вещи, разных людей. Мне нужно видеть жизнь в ее различных временных пластах.
Ага, пластах, сказала толстая блондинка, кивнув.
Я приезжаю в отдаленные города, как этот потому, что они пестрые. Они существуют отдельно от остального общества, господствующей тенденции страны. Города, как этот, более реальны. Я писатель, но в более эзотерическом смысле Я oн думал об этом. Думалось с трудом. Он закурил и закончил:Я ищущий.
Не еби мне мозг! парень в белой рубашке кричал на невысокую рыжеволосую девушку. Ты спала с ПЯТЬЮ ДРУГИМИ ПАРНЯМИ на этой неделе? Гооооосподи БОООЖЕ!
Она рефлекторно всосала свой Tequila Moonrise, затем уточнила:
Извини. Не пять. Шесть. Я забыла про Крейга, она улыбнулась. Его прозвище«Мистер Мясная Ракета».
Гооооосподи БОООЖЕ! взорвался «Белая Рубашка».
Он должно быть влюблен в нее, заметил писатель.
Он не получает ее «киску», сказала толстая блондинка.
Бармен полировал стакан.
Что это, то что ты сказал? Ты ищущий?
Ну, это абстракция, конечно. То, что я имею в виду, я в поиске. Я ищу какой-то неуловимый, необычный знаменатель, чтобы увековечить свои эстетические идеологии. Для работы над художественной литературой, чтобы существовать в рамках любой инфраструктуры непоколебимого смысла, его периферии должны отражать определенные элементы истины. Я не имею в виду объективные истины. Я говорю об эфемерных вещах: бессознательных импульсах, психологических склонностях и т. д., на нижней стороне того, что мы считаем человеческим опытом.
Я никогда в жизни не слышал большего дерьма! «Белая Рубашка» все еще орал на рыжую. Те, другие парни не любят тебя! Я люблю тебя!
Рыжеволосая безразлично выводила каракули на салфетке.
Мне не нужна любовь, сказала она. Потом усмехнулась так же широко, как индийская маска дьявола, Я просто хочу быть оттраханой.
Гооооосподи БОООЖЕ!
Вы должны поймать вдохновение, посоветовала жирная блондинка, наполовину разделавшись с пиццей и начав свое третье темное пиво. Жир украсил ее губы и подбородок.
Ищущий, сказал бармен. Мне это нравится.
Но, о чем именно вы пишете? спросила блондинка.
Суть не в том, о чем я пишу, а в том, как я пишу об этом.
А потом, без предупреждения, вернулась мысль: Насколько мощна сила истины? Писатель глубоко затянулся своей сигаретой.
Честность является двигателем моей эстетики. Правда художественной литературы может существовать только в голых словах. Простите мою бестолковость, но это порядок применения образа, который должен выйти за пределы общих ощущений. Будни механика, я имею в виду структурное манипулирование синтаксическими классификаторами для того, чтобы повлиять на узкоспециализированные транспозиции образов.
Ох, сказала толстая блондинка. Я думала о том, что ты имел ввиду, это долбаное дерьмо какое-то.
Писатель нахмурился. Он глотнул еще один «Мочебрызг». Еще одна порция дерьма. Пицца жирной блондинки лежала наполненная дополнительным сыром, анчоусами и большими кусками колбасы под блестящим жиром. Живот блондинки издавал утробные звуки, когда она жадно ела и пила.
Почему, почему, почему? «Белая Рубашка» выглядел, будто сейчас расплачется или забьется в шизофреническом припадке, глядя на рыжую. По крайней мере, скажи мне почему я больше недостаточно хорош?
Ты не захочешь узнать, невозмутимо ответила она.
«Белая Рубашка» соскочил со стула, и закружил вокруг нее. Гнев исказил его лицо:
Давай! Расскажи мне! Выплюнь это! Я ХОЧУ ЗНАТЬ!
Рыжеволосая пожала плечами:Твой член недостаточно большой.
О, дорогуша, подумал писатель.
Низкий стон «Белой Рубашки» был похож на стон только что кастрированного моржа. Он отшатнулся и с распухшими глазами, шатаясь, вышел из бара.
Бармен и жирная блондинка проигнорировали это событие. Рыжая посмотрела на писателя, улыбнулась и сказала:
Эй, он хотел правду, он ее получил.
Правда, подумал писатель. Внезапно, он почувствовал себя абсолютно пустым, пустынным.
Но, если ты ищущий, задал вопрос бармен. Че ищешь то?
Ах, универсальный вопрос, писатель поднял палец, как будто преамбулу к сияющей мудрости. И ответ таков. Истинный ищущий никогда не знает, что он ищет, пока он не найдет это!
Чавкающие звуки еды жирной блондинки прекратились; она полностью покончила с пиццей.
Вот кое-что для тебя, чтобы написать об этом, сказала она.
Толстуха наклонилась и поцеловала писателя в приоткрытый рот. Ее губы были со вкусом жира и сыра. Но вообще-то, этот поцелуй вдохновил его. Ее открытый рот сомкнулся с его ртом, беззастенчиво прощупывая все языком. Неожиданно, писатель обнаружил у себя «стояк». Правда, легкомысленно подумал он. Эфемерная реальность. Это была она, не так ли? Спонтанный человеческий интерфейс, необъяснимо сложный, но и убого простой. Синаптические и химические импульсы головного мозга, скрепленные с чьим-то жизненно усвоенным поведением. Это были именно те простые истины, ради которых он жил. Они питали его. Человеческая истинамое пропитание, подумал он и вспомнил голос, который он слышал. Да, пропитание.
Поцелуй жирной блондинки стал более голодным. А затем
Уррррр.
Ее вырвало прямо в рот писателя.
Блевотина лилась единой мощной струей. Он попробовал все: теплое пиво, наполовину переваренные куски колбасы и тесто пиццы, а также желчьмного желчи. От брезгливости он безмолвно выпучил глаза и его скрючило. Вторая струя, которую она направила прямо ему на колени, была больше и мощней.
Писатель свалился со стула.
Там, сказала блондинка. Напиши об этом.
Ооооо-еее! заметил бармен. Это была жесть, да?
Писатель в шоке лежал на спине и мог только стонать, глядя вверх. Тяжелая, горячая пелена блевотины лежала толстым слоем от подбородка до паха; когда он вставал, она, как лава, медленно сочилась вниз по его ногам. Конечно же, он начал, не переставая, отплевываться и наружу вылетели несколько кусочков колбасы и нити крапчатой слизи. Почти слепой он, шатаясь, двинулся к двери.
Приходи еще ищущий, смеялся бармен.
Надеюсь, тебе понравилась пицца, сказала жирная блондинка.
Писатель схватил свой чемодан и, спотыкаясь, вышел. Закат в небе истекал кровью до полной темноты, на улице было жарко. От него разило, он был пропитан этим запахом. Он был унижен.