Кто здесь? Кого черт носит? произнесла она, шаря рукой по стене в поисках выключателя.
Бабаев, не раздумывая, с силой ударил старушку «фомкой» по голове. Удар был таким сильным, что находящие на кухне налетчики отчетливо услышали хруст треснувшего черепа. Несколько крупных капель крови и мозгов угодили Корнилову в лицо. Старушка вскрикнула и, схватившись за разбитую голову руками, с шумом повалилась на пол.
Ты что творишь? прошипел Василий, схватив Алексея за руку. Замочу!
Ты сам говорил, если чтомочить! ответил Алексей, вырывая свою руку из руки Корнилова.
Услышав шум падения тела, в кухню сбежалась вся семья. Корнилов схватил за грудки хозяина дома и ударил его несколько раз финкой в живот. Еще находясь в местах лишения свободы, Корнилов хорошо усвоил правило, согласно которому, нужно сразу подавить желание противника оказать активное сопротивление. Единственным человеком в доме, кто мог реально оказать им сопротивление, был именно его хозяин.
Где деньги! Говори, сука, а то убью всех! закричал он в лицо хозяина дома. Говори!
Мужчина хотел что-то сказать, но из его горла вырвался какой-то непонятный для Василия хрип. Корнилов повернулся лицом к женщине и схватил ее за волосы.
Деньги! Где деньги, сука!
Женщина замотала головой. От охватившего ее страха она потеряла дар речи. Василий ударил ее ножом в горло.
Чего смотрите! Деньги ищите! закричал Василий остальным взрослым членам семьи.
Они бросились по комнатам в поисках тайников с деньгами. В одной из комнат спали дети. Когда в комнату вошел Бабаев, дети, проснувшиеся от шума, забились в угол и укрылись с головой одеялом.
Корнилов! Здесь дети, что с ними делать? спросил его Алексей.
Мочи! крикнул ему Василий, роясь в шифоньере.
Бабаев достал из-за голенища сапога нож и направился к детям. Вскоре, набив узлы вещами, они покинули ограбленный ими дом.
***
Ранним утром прошел сильный дождь с громом и молниями, от которого воздух в городе стал заметно свежее и прозрачнее. На улицах плыл терпкий запах цветущей сирени и черемухи. Капитан Максимов вышел из отдела НКВД и, взглянув на яркое летнее солнце, неожиданно для себя вспомнил, что сегодня воскресный день. Еще в среду он пообещал сыну, что они проведут этот день на островах «Маркиз», где будут рыбачить.
«Что я опять скажу мальчишке, что я занят на работе? Если так пойдет и дальше, то он вообще перестанет верить мне», подумал Павел.
Дяденька! Папироской не угостишь? обратился к нему мальчишка лет тринадцати.
На мальчишке была старенькая застиранная рубашка, короткие штаны и стоптанные ботинки. Максимов перевел свой взгляд на его грязные руки, которые тот пытался спрятать в карманах своих коротких брюк.
А не рано тебе курить, пацан? спросил его Павел и потрепал мальчика по длинным нестриженым волосам. Нет у меня папирос, пацан, я их еще ночью выкурил. Скажи, у тебя отец есть?
Мальчишка отрицательно покачал головой.
Нет! Мой папка погиб при взятии Варшавы. Он у меня был танкистом. Мамка говорит, так и горел в своем танке.
«Вот так и мой мог бегать по улице, прося папиросу», почему-то подумал он, продолжая наблюдать за мальчишкой, который, заметив прохожего, бросился к нему в надежде «стрельнуть» у того папиросу.
По улице, сверкая медью труб, прошел военный оркестр. Звуки музыки заставили Максимова остановиться и проводить его взглядом. До войны он тоже играл в духовом оркестре на альте и сейчас звук меди почему-то снова напомнил ему об умершей жене, с которой он познакомился на танцевальной площадке. Оркестр скрылся за поворотом улицы, автоматически вернув Максимова из прошлого в настоящее.
Зверское убийство семьи инкассатора напугало весь город. По Казани поползли слухи о неуловимой банде, с которой не может совладать милиция. Павел, как и все сотрудники отдела по борьбе с бандитизмом, «круглили» вторые сутки. Они «шерстили» притоны, воровские «малины», скупщиков краденного, но выйти на след банды не удавалось.
«Кто эти налетчики? Новички или профессионалы? Кем бы, они не были, хранить награбленное добро у себя домаопасно. Следовательно, они должны сбывать это добро скупщикам, однако, проверки у них ничего не дали. Значит, сбыт идет не в Казани, а в каком-то другом городе?» размышлял Максимов, шагая по улице.
Мимо него с шумом промчалась ватага мальчишек. Павел свернул к пивной и сразу же увидел Хряща, который стоял за отдельным столиком и медленно цедил из кружки пиво. Максимов прошел мимо него и, купив пару кружек пенного напитка, стал искать место, где можно встать.
К вам можно? спросил он у Хряща. Я вижу, что стол у вас не занят?
Падай, мужик! произнес тот, сверкнув на солнце золотой фиксой. Столик большой, как наша страна, всем места хватит.
Максимов поставил на столик свои кружки и посмотрел на «Хряща».
Закурить не будет? обратился он к Хрящу. Извини, поиздержался.
Кури свои, меньше будешь кашлять, ответил тот и громко засмеялся. Шутка!
Хрящ похлопал себя по карманам брюк и, достав пачку папирос «Беломорканал» положил ее на стол пере Максимовым.
Кури, братишка.
Павел взял папиросу и закурил. Он посмотрел по сторонам. Люди стояли за столами и о чем-то беседовали. Никто на них не обращал внимания.
Что скажешь? спросил он Хряща. Есть что-то новое?
Я перетер эту тему с нашими авторитетами, все в отказе. Я же вам говорил, начальник, что наши люди здесь не при делах. Такое, что творят эти «друзья», могут совершать лишь серьезные люди, а таких у нас в Казани, просто нет.
Погоди, Хрящ, меня интересует, что они говорят? задал Павел очередной вопрос. Ты же сам понимаешь, что все это сделали люди, а не призраки? Может, ты просто мелко плаваешь, Хрящ, и не знаешь то, что знают другие?
Хрящ сплюнул себе под ноги и зло сверкнул глазами. Ему было обидно за то, что Максимов усомнился в его авторитете.
Зуб даю, начальник, что это сделали не наши урки! стукнул себя в грудь Хрящ. Наши украсть могут, «подрезать» могут, а вот так, всю семью и деток, нет у нас таких. Нам самим интересно посмотреть на этих гадов.
Так ищите, а иначе мы вас начнем закрывать всех до одного. Вот тогда вы все «запоете».
За что, начальник? Этобеспредел, а его творить не нужно. Мы же до этого как-то жилимы воровали, вы ловили и сажали. Все было по закону и не было никаких претензий со стороны блатного мира.
Максимов посмотрел на него и усмехнулся.
Мира между нами никогда не было и никогда не будет! Ты это понял, Хрящ! Я вас всегда давил и давить буду. Ну, что ты, так смотришь на меня? Ты знаешь, в чем у нас разница с тобой? Вижуне знаешь! Мы вас «мочили» и будем «мочить». Ты понял Хрящ. Нюхай и нюхай. Если это дело дойдет до Москвы, сам понимаешь, что будет с вами. Вас всех упакуют в «столыпинские вагоны» и поедете вы далеко на север, к мишкам.
Павел снова достал из пачки папиросу и закурил. Он посмотрел по сторонам и убедившись, что они не вызывают никакого интереса у окружающего их народа, продолжил:
Нет, Хрящ, как не крути, а этоместные преступники, произнес убежденно Максимов. Кто они, пока я не знаю, но, то, что ониместные, это точно.
Если это так начальник, то шила в мешке не утаишь. Как сказал один умный мужиквсе тайное становится не тайным.
Максимов рассмеялся.
Философ, ты хреновый. Нюхай, Хрящ, а иначе подсядешь вместе с братвой. Ты же сидеть не хочешь?
А кто хочет? Там не курорт
Вот и я об этом.
Оперативник развернулся и, поставив пустую кружку на стол, направился по улице дальше.
***
Галина Морозова шла по улице Ленина города Зеленодольска, всматриваясь в указатели номера домов. В доме номер восемнадцать жила ее бывшая свекровьНина Ивановна Галицина. Они не виделись чуть больше двух лет, с момента смерти мужа Галины. Морозова несла в руке большой узел. Судя по тому, что она часто останавливалась и перекладывала его из руки в руку, можно было судить о том, что он был достаточно тяжелым. Она остановилась около знакомого ей дома и громко постучала в калитку.
Иду! услышала она знакомый голос свекрови. Сейчас! Минутку!
Из дома вышла женщина лет пятидесяти и направилась в сторону калитки. У хозяйки дома были темные волосы с яркими искрами седеющих волос. Сама Нина Ивановна была небольшого роста, излишняя полнота делала ее фигуру немного комичной, но она не комплектовала от этого. Вытерев руки о цветастый фартук, она открыла калитку.