Но кто ещё может быть причастен к тайне? Явно далеко не все даже из правления компании, слишком хорошо держится тайна. Выяснить это жизненно необходимо, как для дальнейшего сохранения тайны, так и для сбережения собственной головы.
3
Когда мне не работается, я одеваюсь так, чтобы не бросаться в глаза приметной полицейской формой на улицах и выхожу в город. Хожу по улицам, иногда что-то покупаю у попадающихся на пути лоточников, захожу в лавочки, слушаю о чём беседует простой люд, толкущийся на рынке, а в основном просто смотрю по сторонам.
«Изучаю жизнь». Всего два слова, но они подводят под моё безделье мощную оправдательную базу, и совесть успокаивается. Больше то успокаивать и нечего. Раньше, пока я не перешёл под крыло графа Бенкендорфа, нужно было отчитываться по начальству, а теперь я как бы предоставлен сам себе. Хотя и понимаю, что спросят, в случае невыполнения работы, с меня гораздо строже.
В таких многочасовых, без всякой цели и плана, прогулках иногда возникает пронзительное ощущение того, что вот-вот произойдёт нечто очень для меня важное, а то и происходит уже, но только не здесьможет за ближайшим углом, или в конце квартала, а может вообще на Васильевском.
Я охотно поддаюсь этой иллюзии, начинаю кружить по улицам, беспорядочно меняя маршрут, напряжённо всматриваясь и вслушиваясь, чтобы не пропустить, выражаясь высоким слогом, «Знака судьбы».
В этот раз, меня, однако, никакие предчувствия не посещали. Просто когда я, щурясь от летящей в лаза влажной мороси, бесцельно брёл вдоль Большого проспекта Васильевского острова, из туманной мглы вдруг возникла вывеска трактира и неудержимо повлекла к себе призывным теплом распахнувшейся именно в этот момент двери.
Сидя за стаканом горячего пунша в общей зале трактира, я размышлял, как же мне втереться в общество к заносчивым господам морским офицерам, которые единственно и могли сообщить мне хоть крохи информации о своих безвременно скончавшихся коллегах. Я прокручивал в голове десятки вариантов, но всё это было не то! И тут, взгляд мой упал на полового, в напряжённой позе пристроившегося неподалёку от столика, за которым сидела шумная компания подгулявших купцов. Половой стоял к купцам спиной, но я видел его лицо, напряжённую позу и бегающий взгляд и понял, что этот человек ловит каждое купеческое слово!
Не знаю, был ли то осведомитель грабителей или просто честно заинтересовавшийся интересным рассказом человек, но меня осенило! Бенкендорф неспроста запретил мне давать официальные запросы и допрашивать господ офицеровон прекрасно знал, что они НИКОГДА не пойдут на сотрудничество с жандармом. Но вокруг всегда есть масса совершенно не замечаемых нами в обыденной жизни людейлюдей, которых мы воспринимаем не более как вещь, функция. Это и многочисленные слуги, посыльные, чистильщики обуви, фонарщики и дворники в городах, и не менее многочисленные матросы на кораблях.
Да, за несколько лет плавания офицеры неизбежно знакомятся с матросами, но что это за знакомство! На линейном корабле более 800 нижних чинов на капитана, пятерых лейтенантов, и десяток мальчишек мичманов. На малых судах ситуация попроще, но субординация неизбежно ограничивает общение служебными темами. Исключение, пожалуй, составляют ординарцы офицеров и каютные слуги капитана. И вот эти то нижние чины, зачастую весьма неглупые и ещё более любопытные, могут стать тем источником информации, который мне так необходим.
Но кого же выбрать для беседы? Кто может знать хоть что то?! Ведь в полицейском отчёте не сохранилось даже имён крестьян, управлявших в ту злополучную ночь баркой, на которую якобы пытались перепрыгнуть офицеры!
И вот тут мне пригодилось моё прошлое сыщика. Так уж устроено, что профессия неизбежно накладывает на каждого человека неизгладимый отпечаток, который заставляет его думать определённым образом. Чем отличается от своих товарищей человек, внезапно ставший причастным к тайне? И не просто к тайне, а к тайне, для сокрытия которой явно не пожалели денег (один полицейский отчёт, составленный с массой нарушений чего стоит!). Да вот этим самым и отличаетсявнезапно появившимися деньгами.
Когда спустя три недели, проведённые в архивах морского ведомства, поисках выживших во всех последовавших войнах матросов, долгих бесед с ушедшими на покой, но не покинувшими столицы стариками, мои поиски увенчались успехом, я не поверил сам себе!
Семён Белобородов, более известный в определённых кругах как Сенька шалый, знаменитый в прошлом бандит, ушедший на покой и содержащий ныне притон с опиекурильней на Петроградской стороне, имел более чем интересную биографию. Он начал свою бандитскую карьеру в конце прошлого века, грабя с бандой бывших крестьян купеческие караваны на большом Казанском тракте. Бандиты наводили ужас на проезжающих почти полгода, пока не попались посланной на их поимку уланской полусотне.
Одним из немногих уцелевших в той мясорубке был 14 летний Сенька, в самом начале бойни отчаянно кинувшийся на прорыв, получивший пулю, но, в отличие от большей части подельников, подобранный уланами живым, чтобы было хоть кого-то представить властям. По результатам следствия Семён Белобородов был сослан на вечное поселение в Сибирь, где молодой, сильный и отчаянно смелый парень завербовался матросом в Русско-американскую компанию, и несколько лет исправно служил на её судах Последним установленным местом его службы был корабль «Юнона».
А после войны в окрестностях Петербурга стала орудовать шайка мало кому тогда известного атамана Сеньки Шалого. Бандиты обделывали свои дела удивительно дерзко, быстро забирая в караванах самое ценное и всегда уходя в леса задолго до прибытия полиции или военных. Ходили упорные слухи, что банда состоит из бывших крестьян, партизанивших в войну против французов, привыкших к свободе и лёгкой жизни, и не сумевших вернуться к тяжёлому крестьянскому труду в крепостных у нерадивых помещиков.
4
Прошла неделя с того времени, как я впервые вспомнил о Сеньке, и вот, вчера мне наконец удалось с ним встретиться. Это удивительный человек, и будет жаль, если он окончит жизнь на плахе, к чему, увы, есть все предпосылки.
Мы встретились на территории Сеньки, на одном из постоялых дворов на Московском тракте. Уверен, что в окрестных лесах ожидал десяток сенькиных молодцов, но для меня это не играло никакой ролия пришёл с миром.
Крепкий и высокий, одетый в добротный купеческий костюм Семён Белобородов не производил впечатления разбойника с большой дороги. Удивительно умные карие глаза пронизывали насквозь, но не несли угрозыскорее в них читался интерес и, пожалуй, усталость. В принципеничего удивительного, на что-то подобное я и рассчитывал.
Посредственность не смогла бы так долго и эффективно руководить людьми, и добиться столь значительных результатов. Умный же человек, к которым Семён относится, не может не понимать конечности выбранного им пути. И конечности весьма непривлекательнойс одной стороны плаха или пуля, с другойнож под рёбра от вчерашнего соратника, решившего занять место атамана.
Эту мысль я и высказал первой, добавив, что второй вариант становится для Сеньки всё более близким. Годы идут, ему уже за сорок, и пора бы подумать о спокойной старости, обеспечить которую можем только мы с графом Бенкендорфом. Опиекурильня без покровительства власти таким вариантом быть не может, особенно если мы вспомним прошлые «заслуги» уважаемого Семёна Аркадьевича Белобородова, который по приговору суда должен сейчас находиться на вечном поселении в Сибири.
Интересно было наблюдать за сменой выражения Сенькиного лица: от унылого равнодушия, через интерес к гневу и явному желанию немедленно убить возомнившего себе жандармишку. Я не стал испытывать судьбу, и добавил главноечто высоко ценю Сенькины человеческие достоинства, и не требую предательства.
После этой фразы прищурившиеся глаза готового к нападению хищника вновь сменили выражение на неподдельный интерес, рука, сжимавшая в кармане рукоять пистолета, расслабилась, и Семён поинтересовался, что же в таком случае меня интересует.
Я не стал сразу раскрывать подлинного интересаэто не полезно с людьми Сенькиного типа. Напротив, я «под большим секретом» сообщил ему, что нас интересуют некоторые из нынешних Сенькиных завсегдатаев, особенно из среды офицеров. Якобы поступили сигналы, что некоторые господа морские офицеры настолько злоупотребляют опиумом и погрязли в долгах, что готовы торговать с иностранцами служебными тайнами, а это для государства неприемлемо.