Она многое знала о Наташе: о её работе, о походах, об обидах. И как она звала Георгия Гордеева, тоже знала. Гера.
А что у тебя голос сиплый? Опять болеешь?
Болею. Простыла, на работе фортку открывают, им душно всем.
Ну, поправляйся. Выздоравливай. И приходи, Наталья. Все тебя ждут.
Угу. Спасибо. И знаешь, Гера Не звони мне больше. Не приду я к вам.
За свою жизнь Гордеев навидался всякого и понял нехитрую истину: в жизни, как в природе, не бывает пустоты. Как вырубка зарастает молодой порослью, так и жизненные утраты зарастают: событиями, увлечениями, новой любовью и новой жизнью.
Он, Гордеев, нашёл этих восьмерых, которые тоже что-то потеряли в жизни и снова нашли. Васька-гитлерНадю Жемаеву. Юля и Любаблагодарную аудиторию. Лера нашла компанию, в которой ей комфортно и хорошо, огрызаться перестала, с Виталиком нашла общий язык, не узнать девочку. Галя Винник в группе больше не появляется, значит, нашла для себя что-то другое. И Наталья.
Все они с чем-то попрощались, каждый из восьмерыхкто-то со спортом, кто-то с профессией, кто-то с мечтой, кто-то с любовью, как он сам. Пустоту внутри надо было заполнить, загрузить выходной с утра до вечера, чтобы не думать и не вспоминать. Иначе бы они с ним не ходили. Бегство от жизни.
Не сходится. Они по-настоящему счастливы. Хохочут, песни поют, а маршрут прозвали лесоповалом. Гордеев вспомнил, как смеялась Лера в их первом походе, когда мужики натыкали вокруг костра рогулек и повздевали на нихкто сардельку, кто куриную ножку, а Васькацелую курицу. Жир капал на землю, Дима-Лось громко сокрушался и подставлял хлеб, Лера не могла говорить, сгибалась пополам от смеха и показывала на него варежкой. А потом ела эту курицу и облизывала пальцы.
Они нашли, что искали. Свой стиль. И если ты живёшь от похода до похода и считаешь дни, то это нормальная жизнь, а не бегство от неё.
Почему она сказала «фортка»? Москвичи так не говорят, и «простыла» не говорят, говорятпростудилась. А Наташа выросла в Москве, хоть и живёт в Синеозере. Бог с ней. Отрезанный, что называется, ломоть. Не хочет с нами ходить, не надо.
Часть 13
Угол зрения
Если чего-то не имеешь и трудно с этим смириться, можно повернуть плоскость желания под другим углом. Есть ли углы у плоскости и как её поворачивают, Лера не знала, но задачу решила: нет и не надо. И ещё один поворот: нет, потому что не хочу. Это всё эмоции.
С эмоциями Лера справлялась, а вот с собой справиться не могла. Хотелось нет, не дружеских тёплых отношений, и не отдалённых приятельских. Хотелось нейтралитета. Чтобы не липли с дружбой, не клянчили телефон, не накладывали миску с верхом (и куда это девать?), ничего не предлагали со стола (сама возьму), не лезли с советами (да засуньте свои советы знаете куда?), не говорили, что Лера медленно ест, народ уже чай допивает, а она с миской в обнимку сидит (зато вы, как собаки, целиком глотаете), не пялились (за погляд деньги берут, места согласно купленным билетам). Короче, чтобы её не трогали.
После гордеевского строгого предупреждения (то есть, после устроенной группе выволочки) к Голубевой перестали «цепляться», в ответ Лера перестала фыркать и огрызаться (поубавила прыть, сказала бы Сидоровна) и, к удивлению Гордеева, стала вполне приемлемой и контактной.
Никто не знал, чего ей стоило справляться с ненавистью к миру, которыйжил, любил, воспитывал детей, отдыхал в дешёвой Турции и в дорогой Доминикане. Лера пыталась жить так же, но у неё не получалось, мужчины приходили и уходили, без обещаний и обязательств. А ей хотелосьс обязательствами, хотелось надёжной спины, крепкого плеча и как там ещё Надеяться, однако, можно было только на себя, а ребёнка родить она не могла: попрут из MaximumShow.
О MaximumShow («Заказать шоу-балет на корпоратив, на свадьбу, на праздник. Звоните! Профессиональные танцоры. Эксклюзивные номера. Интерактив в подарок») Лера отзывалась так же, как о карьере моделидокатилась. Знаем мы ваш интерактив
Детски-восторженное восприятие мира уживалось в ней с неприязнью и злобным отчаянием, и жизнь была невыносима. И как следствие, невыносимой была сама Лера.
Она не понимала, почему от неё уходили мужчины: она ничего у них не просила, за квартиру платила сама, аккуратно складывая квитанциичтобы возлюбленный не предъявил права на жилплощадь, как это сделали с её подругой. Еду и одежду покупала на деньги возлюбленного, но ведьего же и кормила, и одевалась для него. А драгоценности (Лера говорилапобрякушки) он покупал ей сам, без напряга. И шубу лисью купил, стоило Лере показать пальчиком и капризно протянуть: «Ви-и-ить. Вот такую хочу!»
Или восторженно: «Саа-аш, посмотри. Тебе нравится? Мнеочень!»
Или возмущённо: «Мииш! Ну ты что, не видишь, что ли?»
Ответы были предельно точными и стандартно-правильными: «Сейчас, сейчас»
Никто с ней не жил больше года, шуб скопилось четыре, енотовую поела моль, а норковую есть почему-то не стала. Потому что дура. Шуба отличная, целиковая, из пластин. Лера гладила мягкий мех, перебирала в пальцах. На лыжах не наденешь, а жаль.
Предложение Ивана научить её кататься, сделанное полушутя-полусерьёзно, было скорее серьёзным: телефон Ивана Лера забила в «контакты» и позвонила в первый же свободный день. Иван встретил её у платформы, и они поехали «учиться». Лера освоила попеременный скользящий ход и попеременный двухшажный. Иван её гонял в хвост и в гриву, игнорировал Лерины охи и вздохи, не делал замечаний, зато давал дельные советы. Он даже в овраг её завёл, чтобы Лера научилась правильно спускаться и подниматься. В гости не приглашал, довёл до станции и посадил в электричку.
В следующий раз он протащил её по глубокому снегу, по целику, и заставил тропить лыжню, игнорируя протесты и заявления типа «ты совсем уже». Лера выдохлась, шла из упрямства, пока не упала. Иван похвалил её за падение. Оказывается, она упала правильно, на бок, а неправильно она уже умеет, пошутил Иван, и Лера не обиделась, у неё уже сил не было обижаться.
Она научилась тропить, перешагивать канавы и деревья (боком Лера умела, Иван научил по-другому: если поставить лыжу грузовой площадкой на дерево, она не сломается).
Это как?
Это ботинком.
Ты как наш Виталик, всё знаешь.
А я книжку прочитал, техника ходьбы на лыжах. А Виталик ваш откуда такой умник выискался?
А он спасателем работал, на Кавказе. На Чегете. Ему не верит никто, потому что врёт много. А я верю. Он мне про лыжи столько всего рассказал!
Он рассказал, а я показал, теперь всех обгонишь в группе. И уставать не будешь. Не пыхти, мы пришли уже.
Лера отстегнула крепления. Без лыж ногам стало легко, просто замечательно.
Вань, я обратно не дойду. Может, тут автобус ходит? Или
Тут ничего не ходит, дорога тупиковая, к лагерю. А автобус в другой стороне, где дачи. Далеко. Я тебя на санках отвезу. Хочешь?
Лера хотела. Она устала, в ногах появилась противная слабость, и жалко было Ивана, которому придётся везти её три километра на санках. Она даже удивилась: впервые в жизни ей кого-то жалко.
Я привычный. С бойни мясо вожу, когда головы, когда передок, а когда и полтуши. Ты меньше весишь, чем свинья. Довезу.
Лере никто ещё не говорил, что она весит меньше, чем свинья. Комплимент, однако. Другому бы такого не простила, а Ивану прощала, у него выходило не обидно. И улыбка добрая. И глаз с неё не сводит.
Иван смотрел не так как другие: без оценки, с обожанием в глазах. Лере нравилось, как он смотрит. Нравилось как хлопотала вокруг неё Марита, усаживала гостью поближе к печке на низенькую скамеечку, приговаривая: «Ты ноги-то вытяни к огню, небось, заколели». Разглядывала Лерину куртку, ощупывала, восторгалась:
Это где ж такие продают?
Да я не помню, по случаю купила, отзывалась Лера, которая отлично помнила, что купила куртку в Греции, куда «Кремлёвский балет» летал на гастроли. Давно.
Ещё ей нравились пирожки. Вкусные, начинка сочная, специй многовато, можно бы поменьше Многовато.
Пирожки с требухой, с мясным фаршем и с печенью Марита продавала на дачах, с требухой отдавала дешевле, с печенью стоили дороже. Их покупали охотносдобренные специями, жаренные в кипящем масле, в большом котле, найденном Иваном на лагерной кухне.