Да и сам день прошел быстро. Он получился самым обычным. Старые пациенты выздоравливали, а у новых ничего не обычного или просто сложного, не было. У него даже выкраивались существенные отрезки времени, в течении которых он мог погрузиться в размышления. И первыми делом он прокрутил в голове разговор с отцом, сразу после встречи с Генрихом.
*
Поднявшись тем же путем, с помощью которого оказался в подвале, Пауль подошел к кабинету своего отца. Он только поднес свою руку к дверной ручке, как услышал за дверью громкие ругательства. Понять кто ругался, для него не составило труда. Его отец редко выходил из себя настолько сильно, чтобы так вульгарно выражаться. Его помощник, казалось, вообще не умел ругаться. Настолько спокойно он воспринимал всё. Да и голос ругавшегося был хорошо знаком Паулю. Его «друг»Эрвин Фогт, мог выражать свое недовольство лишь в настолько грубой форме. Странно что в СС его не научили более изощренным методам.
Не желая попасться ему на глаза, Пауль спрятался за одной из колонн, которая выступала из стены. Конечно если Эрвин пойдет в его сторону, то он его увидит. Но смысла ему идти в эту сторону, молодой человек не видел. И так и случилось. Злой, как коммунист, лишенный возможности обирать так почитаемые им же, крестьянство и рабочий класс, он вышел из кабинета и, хлопнув дверью, отправился в противоположную от прятавшегося за колонной сторону. Подождав некоторое время, пока представитель СС отойдет подальше, Пауль вышел из-за своего укрытия и зашел в приемную кабинета его отца. Сидевший за своим столом помощник, посмотрев на вошедшего расслабился, он ожидал повторного визита молодого представителя СС. Увидев же, кто зашел, он произнес:
Он ожидает, движением головы помощник отца указал в сторону двери кабинета. Пауль зашел без стука. Перед ним предстала самая обычная картина его отца за работой. Господин фон Сект даже не обратил внимания на вошедшего, продолжая делать какие-то записи и читать документы. На Пауля накатила небольшая ностальгия. Его отец часто работал на дому. Для этого у него был кабинет, в котором маленький сын мог играть. Что теперь вызывало некоторое непонимание у уже повзрослевшего сына. Он мог делать почти всё что хотел, отец не запрещал ему. Но были определенные правила. Первое, и, наверное, самое главное, не шуметь. Шум мешал отцу работать. Так же запрещалось без разрешения брать какие-либо вещи в комнате. А поскольку шуметь нельзя, то и попросить тоже. По причине того, что к шуму относились любые звуки, нарушавшие тишину.
Поэтому единственное, что мог делать маленький Пауль в кабинете, не издавая никаких звуков, это смотреть как работает его отец. Вспоминая то время, он поразился тому насколько его отец постарел. На голове стали появляться небольшие залысины. Волосы поседели. Все лицо покрылось морщинами. Даже сам по себе отец, казалось, стал меньше, чем тогда. Единственное что не изменилось, так это аура, исходившая от него. Одним своим присутствием в помещении, он подавлял всех в нем находившихся. Уважение или страх? До сих пор Пауль не мог этого понять. Или, может быть, страх вызванный уважением или, наоборот, уважение вызванное страхом? Даже сын не понимал, что именно оказывало влияние. И оно продолжало действовать даже сейчас. Пауль стоял у двери не зная, можно ли ему войти или нет. В конце концов господин фон Сект посмотрел на вошедшего и показал, что тот может войти. Когда его сын сел в кресло напротив него, он спросил:
Ну как, ты доволен разговором? он произнес это, не отводя глаз от документов и продолжая делать записи. «Любовь к своему дело, вот что я унаследовал», подумал Пауль, глядя на работавшего отца.
Это оказалось, он немного замялся, стараясь подобрать нужное слово, неожиданно, наконец нашел он слово лучше всего характеризующее то что произошло. Этот ответ вызвал неожиданный интерес со стороны господина фон Секта. Он оторвался от своей работы и посмотрел на сына. Они никогда не были достаточно близки, даже как для отца и сына. Поэтому выражение лица и ответ данный его сыном, вызвали у него интерес. Он никогда не видел своего сына таким увлеченным. Все что он предлагал ему, никогда не вызывало такой реакции. На момент ему захотелось узнать, что же еще может вызвать у его сына такую реакцию. Но потом, под грузом навалившихся на него забот, решил отложить это.
Просто ты впервые разговаривал с человеком, лишившим жизни более десяти людей, начал господин фон Сект, при этом вернувшись к своей работе. Хотя мне он показался вполне нормальным. Конечно за все время допроса он почти не выказывал никаких эмоций, хотя и сожалел. И, это удивительно, он вновь отвлекся от своей работы, мне его сожаления показались настоящими, а я общался с многими похожими на него. Некоторые вели себя более чем странно.
Со мной он себя тоже вёл вполне нормально, но только вначале, сказал Пауль глядя на отца. Ему была интересна его реакция. Заинтересуется ли его отец? Задастся ли он вопросом: «Неужели его сын сумел узнать что-то, чего он сам не смог?»? Это немного напоминало рыбалку. Ты забросил крючок с наживкой и ждешь дернется ли поплавок. И поплавок дернулся. Да еще как.
Что ты имеешь в виду под, только в начале? господин фон Сект и вправду заинтересовался. Сколько лет он проводил допросы? Скольких разных людей ему приходилось слушать? Скольких раскалывать? Он был уверен, что досконально изучил человеческую натуру. Но время идет. Он, видимо, слишком постарел, упустил что-то. Его взгляд уперся в ликующее лицо сына.
Какой твой вывод? Почему он совершал эти убийства? с улыбкой спросил у отца Пауль. Ответ несколько обезоружил его. Хотя сказать, что он был совсем уж неожиданным нельзя.
Меня не интересует, почему, строго начал господин фон Сект, единственное, что я хочу знать, совершил он эти убийства или нет.
Тут сомнений быть не может, он убийца, начал Пауль, но его тут же прервал отец.
Большего мне и не надо, констатировал прокурор и уже хотел вернуться к своей работе, но его вновь отвлек молодой врач.
Неужели тебе не интересно, по какой причине мужчина может убить женщину, которую сам же и называет первой своей любовью? Пауль решил надавить на отца, призвав на помощь его природное любопытство. И это удалось, господин фон Сект посмотрел на своего сына в ожидании ответа. Всему винойстрах, увлеченно начал Пауль и не обращая внимания на отца, уже открывшего рот чтобы задать вопрос, продолжил. Я узнал, и даже не спрашивай, как это у меня получилось, что во время его службы в СС, с подразделением в котором он служил произошло нечто странное и ужасающее. Иначе описать это, я не могу. Он сам не мог описать увиденный им ужас. Это поразило его очень сильно, иначе почему он ушел из СС? Оттуда так просто не отпускают. Вернувшись к любимой девушке, он пережил какой-то припадок, в результате которого и убил её, закончил Пауль и только после этого понял, что по мере того как рассказывал, почти встал со своего кресла.
А что насчет других женщин? Тоже припадки? поинтересовался господин фон Сект.
Несомненно. Он принимал их за то, что напугало его. Его убийства, это попытка защититься. Убить раньше, чем убьют тебя, заключил Пауль. Часть того, что он говорил сейчас отцу, сама по себе формировалась в его голове. Рассказывая он приходил к единственному, правильному, по его мнению, выводу. Картинка собралась сама собой. Генрих Гейзер убивал, потому что пытался защититься. Все эти женщины казались ему тем, что он увидел в лесу. Тем, что тогда пыталось его убить. Но что это было?
Это не отменяет его признания, подытожил все сказанное сыном господин фон Сект.
Видимо он устал от постоянного страха, предположил Пауль.
И решил таким образом покончить со всем, закончил мысль сына господин фон Сект. Это предположение показалось ему более чем верным. Устав от испытываемого страха и осознав все что натворил, убийца, прекрасно понимая, что его ждет, явился с повинной. Во время допроса он рассказывал лишь то, что требовалось для подтверждения, что убийцей является он. Это все и вправду показалось господину фон Секту интересным. В его работе, ему не нужно было узнавать мотив или причину преступления. Он должен лишь подтвердить вину обвиняемого, обычно словами самого обвиняемого. За всю свою карьеру прокурор фон Сект добыл столько чистосердечных признаний, что пересчитать их все казалось очень сложной задачей. Результат, хорошая должность и благосостояние его семьи. А сколько раз он разрушал другие семьи, добиваясь нужного ему результата? Нет, он всегда верил в вину подозреваемого, но какой мотив скрывался за действиями тех людей. Эта работа лишила его души. Она сделала его хуже. Единственное, что еще держало его, это близкая пенсия и не менее близкая возможность понянчить внуков. В том, что его сын подарит ему внуков, господин фон Сект не сомневался. Законных или нет, это уже другой вопрос. Да он знал о похождениях своего сына. Почти всех. Хотя тот особо и не прятался. «Нужно будет переговорить с ним по этому поводу», подумал господин фон Сект. Он посмотрел на своего сына. Тот хотел попросить о чем-то. Это читалось на его лице.