Тот, кто, хоть немного интересуется гравюрами и тоновым рисунком знает, что в Лондоне есть человек способный оказать неоценимую помощь в его поисках. Господин Дж. В. Бритнелл постоянно публикует превосходные каталоги, в которых представлен большой и постоянно меняющийся ассортимент гравюр, чертежей, старых набросков особняков, церквей, поселков и городков Англии и Уэльса. Эти каталоги для господина Вилльямса были, вне всякого сомнения, чем-то на подобии азбуки, той, которая должна быть всегда под рукой: но, так как, его музей уже являлся обладателем громадной коллекции гравюр, он был гораздо более заинтересован в системных и хорошо организованных закупках и не столь гнался за количеством; поэтому, он частенько заглядывал в каталоги господина Бритнелля в поисках недостающих сокровищ для того чтобы заполнить пропуски в своей коллекции, а не охотился за раритетами.
И, вот, в Феврале прошлого года на столе господина Вилльямса появился каталог с описанием всех сокровищ из заведения господина Бритнелля, с приложенным к нему письмом самого владельца. В котором было написано:
Дорогой господин Вилльямс,
Мы берем на себя смелость рекомендовать наш каталог 978, который мы посылаем Вам вместе с сопроводительным письмом. Мы рады представить его Вам для ознакомления.
И мгновения не прошло, как господин Вилльямс схватил в руки присланный ему каталог и, на заложенной закладкой странице, нашел следующую статью:
978 Работа неизвестного мастера. Интересная работа, выполненная манерой «меццо-тинто»: начало столетия, высота 10 дюймовширина 15 дюймов, черная рамка, цена22 фунта стерлингов.
Особенно интересной эта гравюра не показалась, да, и цена была слишком высокой. Но, так как, господин Бритнелл, который прекрасно знал свое дело и хорошо знал своего постоянного клиента, придавал ей такое большое значение, господин Вилльямс написал ему ответ на открытке, в которой просил прислать её для подробного ознакомления, вместе с другими гравюрами и рисунками, которые он решил выписать из этого каталога. После этого, не предвкушая увидеть что-нибудь особенное после своего приобретения, он приступил к выполнению своих ежедневных обязанностей.
Любая посылка всегда приходит, хотя бы, на день позже указанного срока, так же было и с посылкой господина Бритнелля, ведь говорят: у правила нет исключений. Она пришла в музей с вечерней почтой в субботу, к тому времени господин Вилльямс уже ушел с работы и посылку в его апартаменты при колледже принес смотритель музея, посчитав, что господин Вилльямс, вряд ли, захочет ждать всё воскресенье, и вернет посылку обратно тут же, если сочтет её содержимое не достойным особого внимания. Здесь он её и нашел, когда вернулся к себе, желая провести вечер за чашечкой чая с закадычным приятелем.
Единственная вещь в этой посылке была именно, та, довольно большая гравюра, краткое описание которой он прочитал в каталоге господина Бритнелля, выполненная в манере меццо-тинто и помещенная в черную рамку. Следует дать её более подробное описание, хотя, я не могу надеяться на то, что вы представите её точно такой, какой увидел её я. В наше время копию этой гравюры вы можете встретить в фойе и холлах старых добрых гостиниц или в прихожих, безмятежно дремлющих, деревенских особняков. Надо сказать, гравюра была довольно посредственная, возможно даже одна из самых худших, из тех, что существуют в мире. На ней был представлен развернутый в анфас небольшой особняк, построенный в соответствии с традициями прошлого столетия. На вас смотрят: три ряда окон со скользящими рамами в подъемном окне, без каких-либо украшений, между ними выступала каменная кладка, к дому вела дорожка, на углах вазы, а в центре маленький портик. На каждой стороне дорожки были деревья, а перед домом довольно широкий газон. На узком её поле была выгравирована надпись «A. W. F. sculpsit», и больше ничего. Создавалось впечатление, что это работа не профессионала, а любителя. Какой дьявол подсказал господину Бритнеллю оценить эту халтуру в 22 фунта стерлинга, да и, вообще, на основании каких соображений он установил такую высокую цену для господина Вилльямса было головоломкой, решить которую в настоящий момент он был не в состоянии. С презрительным выражением на лице он перевернул её; на обратной стороне была прикреплена бумажная этикетка, половина которой была оторвана. Остались только обрывки двух строк, написанных от руки: в первой строке были буквыngley Hall. А, во второйssex.
Возможно, это поможет определить то место, где находится этот особняк, а сделать это при помощи справочника труда особого не составит, а потом отправить её обратно господину Бритнеллю, да еще написать пару строк, пусть хорошенько празмыслит над тем, кому посылать всякую дрянь.
Уже стемнело, он зажег свечи, приготовил чай и пригласил к столу своего друга с которым они постоянно играли в гольф (насколько я осведомлен, начальство того Университета о котором я пишу, не отказывало себе в удовольствии приятно проводить часы досуга); чай послужил прекрасным дополнением к беседе двух заядлых игроков, ведь такую беседу, какую вели они, добросовестный писатель никогда не припишет людям, не играющим в эту игру.
Они пришли к выводу, что некоторые удары могли бы быть и лучше и, что в определенные критические моменты игры, единственно, на что приходится надеяться, на удачу. Случилось так, что его друг (я буду называть его профессор Бинкс) увидел гравюру в рамке и взял её в руки.
Что это за место, Вилльямс?
Вот, именно это я и пытаюсь выяснить, ответил Вилльямс, подходя к полке, на которой лежал справочник. Переверни её. Не знаю, какой-то «Холл», то ли Сассекс, то ли Ессекс. Половина надписи оторвана. Видишь? Ты случайно не знаешь, где бы это могло быть?
А! Это тебе господин Бритнелл прислал, да? спросил Бинкс. Это для нашего музея?
Да, я хотел её в музей определить, я бы дал за неё шиллингов пять, ответил Вилльямс; Бог его знает, из каких таких соображений, он просит за неё 2 гинеи. Я не могу понять. Совсем она никудышная, никакой жизни в ней нет, ни единой человеческой фигуры, которая могла бы сделать её хоть немного интереснее.
Да, полагаю, двух гиней такая работа не стоит, говорит Бинкс; но, на мой взгляд, не такая уж она и плохая. На ней, как мне кажется, очень хорошо передан лунный свет. И, по-моему, я все-таки вижу здесь какие-то фигурки. Или, по крайней мере, одну точно, впереди, на самом краю.
Дай взгляну, говорит Вилльямс. Да, действительно, при правильном освещении, когда свет падает под определенным углом. Так, где ты говоришь, находится эта фигура? Всё, нашел! Вот она! На самом краю.
И, действительно, на самом краю гравюры можно было разглядеть нечто большее чем просто кляксуэто была голова, не то мужчины, не то женщины, очень сильно закутанная во что-то, причем было видно, что человек стоит спиной к тому, кто смотрит на эту гравюру, и взгляд его устремлен на дом. Раньше Вилльямс этого не замечал.
Ну и, все равно, пусть даже, она немного и лучше, чем мне показалось на первый взгляд, я не могу тратить казенные деньги на какую-то ерунду с изображением места, которое мне не знакомо.
Профессор Бинкс вспомнил, что у него есть еще кое-какие дела и вскоре ушел. Перед тем как идти в столовую, Вилльямс предпринял очередную попытку, которая в конечном итоге оказалась тщетной, определить место, изображенное на гравюре. Он думал: Если, потеряна только гласная перед сдвоенными согласнымиng, мне будет не трудно определить все слово. Нужно выбрать подходящее название из всего промежутка от Гастингли до Лэнгли. Но, кроме них еще очень много названий заканчивающихся точно так же, о чем я, даже, и не подозревал; а в этом дурацком справочнике нет списка окончаний.
Ужин в столовой колледжа был в семь часов. Поэтому, лучше было не опаздывать; по крайней мере, там его ждали коллеги, которые, также как и они с Бинксом, играли в гольф в послеобеденное время, и те фразы, которыми они обменивались сидя за столом, имели отношение только к гольфу. Я постараюсь обо всем рассказать по порядку.
После ужина, я думаю, час, а может быть и больше, они провели там, что у нас принято называть комнатой отдыха. Позже, ближе к вечеру, Вилльямс и несколько его приятелей ушли к нему в его квартиру, там, я вам могу сказать без всяких сомнений, они играли в вист и курили табак. Во время передышки Вилльямс, как бы не глядя, взял гравюру со стола и передал одному из своих приятелей, которого искусство не особенно интересовало, при этом рассказав, откуда она у него и другие подробности, которые уже нам известны.