Возьми меня к себе, забери меня! Освободи меня от этих уз плоти: без тебя они все равно обречены на распад, ведь лишь с тобой можно найти мир и радость! Убей меня!
Что это? Мужские голоса; осторожные шаги. Группа голодных хищников, которые не пощадят ни мою добычу, ни меня. Я должен спасаться от них.
Схватив ляжку убитой лошади (самое большое сокровище, которым мне когда-либо доводилось владеть!), я бросился в кусты и, сокрытый ночной тьмой, побежал прочь. За спиной раздались вопли безумной радости: это двуногие хищники обнаружили остатки добычи
Боже мой, какое лютое одиночество! Я снова в городе, откуда недавно бежал, но столичная жизнь, прежде бившая ключом, замерла: предо мной расстилалась каменистая пустыня! Дело было не просто в отсутствии людей: город и сам словно бы превратился в тень себя прежнего. Многие здания стали жертвами пожаров: от них не осталось ничего, кроме каменных труб, которые высились над обугленными руинами, словно материализованное воплощение божьих перстови божьего гнева. Улицы были загромождены грузовыми фургонами, крытыми экипажами, телегами, брошенной впопыхах утварью и багажом: пугающие признаки всеобщего панического бегства. И повсюдуразлагающиеся трупы Смрад их отравлял воздух так, что идти вперед сделалось почти невозможным.
Тем не менее я все больше углублялся в город, хотя мои физические и душевные силы были уже на исходе. Я настолько ослабел, что должен был поминутно останавливаться для передышки. Рассудок мой тоже пострадал настолько, что все окружающее казалось реальным только наполовину. Время от времени я бормотал себе под нос или, наоборот, разговаривал в полный голоси это был голос безумца; но иногда мне удавалось обрести контроль над своими мыслями и действиями.
Как и почему я вообще оказался в городе, не могу сказать. Блуждания нескольких прошлых дней оставили о себе смутные, запутанные и наполненные отвратительным кошмаром воспоминания
Наконец я добрался до своего домаи с изумлением обнаружил, что он не тронут огнем и вообще выглядит почти как прежде. А перед домом
Это была большая собакапервое живое существо, встретившееся мне в городе. Мой желудок судорожно затрепетал; инстинкт первобытного охотника подсказывалвот он, твой ужин!
Задача выглядела более легкой, чем может показаться, поскольку было очевидно: пес только что вышел из схватки с кем-то еще, тоже желавшим им поужинать. Причем вышел, возможно, победителем, но не невредимым: при виде меня он вздыбил шерсть, оскалил зубы, однако это не мешало мне видетьзадние лапы пса волочатся по мостовой, значит, его позвоночник поврежден.
Я выхватил из поясного чехла свой нож и бросился в атаку. То есть на самом деле хотел броситься: ноги едва держали меня, в глазах все кружилось. Едва удерживаясь от голодного обморока, я пошатнулся, схватился за столб и собака, искалеченная, тоже едва способная передвигаться, ускользнула от меня. Я попытался метнуться ей наперерезно тщетно: не сумев остановить раненое животное, растянулся во весь рост.
Со стоном и слезами разочарования на глазах я наблюдал, как мой ужин исчезает за углом. Потом, с трудом поднявшись, я вошел в дом и с еще большим трудом вскарабкался по лестнице к моей комнате. Рухнул в кресло возле окнаи провалился в сон: беспробудный сон, освещенный лишь блаженным приходом Лауры
Тишина
Что это?!
Никакой тишины: я, только что державший в объятиях Лауру, моего сияющего ангела, был грубо выброшен обратно в реальность, полную яростного шума за окном.
Воробьи!
Но это же невозможно!
Я дико огляделся по сторонам. Ночь сменилась утроми на карнизе моего окна, как обычно, кипело миниатюрное, но яростное сражение: пернатые рыцари бились за право обладания своими щебечущими дамами. После короткого замешательства я понял: случившаяся катастрофалишь сон, на самом деле все вокруг такое, как прежде!
Я не колебался долее секунды: решение пришло само собой. Вскоре, прихватив на бегу шляпу, трость и перчатки, я уже несся вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньки.
В прихожей мне едва удалось не столкнуться с домовладелицей. До крайности изумленная таким нарушением устоявшихся правил (прежде она никогда не видела меня бегущим!), пожилая дама и сама их нарушила, впервые в жизни спросив, все ли со мной в порядке и куда я так тороплюсь.
Тороплюсь?! в восторге воскликнул я. Не просто тороплюсьлечу, как на крыльях! Спешу сделать предложение Лауре, моей возлюбленной!
В приступе все еще нерастраченного восторга я заключил удивленную старушку в объятия, от души поцеловал ееи выскочил на улицу.
Перевод Григория Панченко
Герберт Уэллс. Бродячая смерть
Уэллстоже не из тех, кто нуждается в представлении. А вот рассказ, включенный в этот сборник, нуждается. Это самостоятельная глава из романа-предсказания «Облик грядущего», увидевшего свет в 1933 году и никогда не переводившегося на русский язык. Формально он представляет собой стенографические заметки профессора Филиппа Рэйвена, которому во снах вдруг привиделось, что он наблюдает будущее, точнее, читает энциклопедию будущего, а еще точнее«просматривает» ее, потому что перед ним не книга, а (Тут профессор затруднился дать точную формулировку: уж не с экрана ли он эту энциклопедию читал?) Каждая главаконспект очередного сна. Перед намисон десятый, охватывающий события 19501957 годов.
Повествование простирается до конца 2105 года. Для Филиппа Рэйвена (то есть, конечно, для Герберта Уэллса) все, что имело место далее начала 1930-х, было возможным будущим, но для нас те события давно уже переместились в область альтернативной истории. Как это бывает со всеми, кто пытается дать научный прогноз грядущего времени, Уэллс предложил причудливую смесь предсказаний неожиданно точных и абсолютно неверных. Так, он абсолютно верно угадал время и место начала Второй мировой войны, безошибочно назвал ее инициатора, гитлеровскую Германию (а ведь к моменту начала работы над книгой Гитлер едва пришел к властии, казалось бы, ничто еще не предвещало грядущего могущества нацизма!), даже угадал, что в ходе ее будет применено оружие массового поражения (правда, еще привычное ему, газовое) но Но контуры, итоги и сроки той войны оказались совершенно не такими, как в нашей реальности. Достаточно сказать, что она, по Уэллсу, затянулась на десять лети «бактериологический этап», непонятно кем инициированный, начался как раз после того, как завершились активные боевые действия на фронтах газовой войны.
Скудость сведений и нехватка подробных описаний, из-за которых получилась столь бесцветной история последних войн, еще сильнее сказались на свидетельствах об эпидемии, сделавшей невозможным возобновление военных действий. Дневники, письма и пространные изложения вышли из моды; у людей были дела поважнее, да и излишком энергии для мыслительных усилий они не располагали. Выглядело все это так, словно микроорганизмы вырвали страницу из книги министерства иностранных дел и сочли смуту, поразившую человечество, удобным моментом, чтобы восстановить давно погибшую империю микробов.
Нападение началось в лучшем стилевнезапно, без объявления войны. В авангарде выступили различные инфлюэнцы, изнурительные лихорадки, весьма заразные и не поддающиеся контролю в условиях военного времени. Население воюющих государств было истощено вследствие скудного и нерегулярного питания. Это, а также коллапс санитарных служб позволили инфекциям разгуляться вовсю; они убили несколько миллионов и понизили и без того уже низкую жизнеспособность многочисленных популяций. Общее понижение жизнеспособности стало гораздо более существенным фактором, чем смертность как таковая. Холера и бубонная чума пришли следом, а затем, пять с лишним лет спустя, когда казалось, что худшее уже позади, в решающую атаку пошла пятнистая лихорадка.
Это странное заболевание, до тех пор известное лишь у содержащихся в неволе бабуинов, по-видимому, каким-то образом адаптировалось к родственному человеческому организму; возможно, имелся некий посредник, в котором бациллы скапливались, готовясь атаковать человечество. Возможно также, что предыдущие эпидемии повлияли на защитные компоненты человеческой крови. Эти вопросы все еще покрыты мраком неизвестности, потому что тогда у медиков и биологов не было свободного времени для записи своих наблюдений; даже если они успевали делать эти наблюдения, публикация научных статей повсюду прекратилась.