(Нельзя сказать, что разговор у нас пошел теперь так уж гладкоязыки все же разные, иногда она не понимала меня, иногда я не понимал ее, приходилось переспрашивать, порой не раз, помогая себе жестами, что нас обоих только забавляло. Но все же теперь мы могли общаться более-менее свободно. Прошло много лет, и я не держал в памяти наши разговоры дословнода и зачем? а потому пойду по самому легкому пути: буду пересказывать наши беседы правильным русским языком.)
Я тебе могу еще раз поклясться на распятииэто действительно Анно Домини тысяча семьсот сорок пятый.
Не надо, верю, сказал я. Но как так могло получиться? Не знаю, как ты, но я никогда не верил в колдовство
Эржи звонко рассмеялась:
Никакое это не колдовство. С колдовством я бы и не стала связываться как богобоязненная христианка. Тайные науки Тайные знания Тайные умения Примерно так. Точнее я объяснить не могув ученые материи не посвящена. А тот, кто мог бы Ее личико на миг омрачилось. Он погиб, не успев взяться за третью картину.
А как же теперь быть с этими двумя? Такая дверь меж временамиштука опасная.
Это ненадолго, сказала Эржи. Скоро все закроется, день-два. Останутся только картины, пейзаж и портрет. Самые обычные картины. Я надеюсь, день-два ты сумеешь удержать все в тайне? Задернешь портьеры, попробуй раздобыть ключ и запирать дверь снаружи, когда будешь уходить. У дворецкого всегда есть ключи от всех дверей Ты еще не взял?
Да как-то не подумал, что понадобится
Возьми сразу, как только вернешься. От нас к вам никто не попадет, я уже позаботилась. А вот если в твое отсутствие кто-нибудь обнаружит дверь и решит наведаться в гости, трудно и предсказать, что из этого выйдет. Она послала мне лукавый взгляд. В тебе-то я уверена, ты сумеешь сохранить тайну
Подожди, сказал я чуточку ошеломленно. Как же так Два-три дня
Увы Она сделала грустную гримаску. Есть обстоятельства, которые сильнее нас.
Так ты что же, вернешься в портрет?
Вот уж нет, засмеялась Эржи. Нет, конечно, изображение на портрете будет прежнее, но сама я остаюсь здесь. Слишком многое еще не закончено. Долго рассказывать.
Останется здесь и погибнет от яда в бокале. Сказать ей об этом? Но я же не знаю подробностей, представления не имею, где, в каком доме, в каком именно бокале ее подстерегает отрава Успокойся, внушал я себе, она уже умерла двести лет назад, в любом случае с ней это произойдет, если она намерена остаться здесь, в своем времени. И надо же было, чтобы это случилось именно со мной!
Господи! спохватилась Эржи. Заболталась, обрадовалась, что мы теперь с тобой можем свободно разговариватьи совсем забыла о долге хозяйки. Я сейчас велю подать завтрак
Я взглянул на часы и поднялся:
Нет времени на завтрак, Эржи, как ни жаль. Через четверть часа сыграют подъем, начнется обычная военная жизнь, и мне всем этим командовать. Ничего не поделаешь, служба
Я понимаю, покладисто согласилась она и тоже встала. У меня среди родных было столько военных И, подойдя вплотную, положила мне руки на плечи. Но ведь всякая служба когда-нибудь кончается Я приду ночью.
Прощание немножко затянулось, но я успевал к подъему, даже немного времени было в запасе. Да и не имелось каких-то неотложных дел, не было необходимости с ходу включаться в налаженную жизнь роты. Эржи помахала мне с крыльца, я помахал ей и быстрым шагом направился в свой двадцатый век. Благо «дверь» никуда не делась, и возле нее отиралась белка, кажется, та самая.
Цыкнув на нее, я шагнул в комнату и первым делом плотно задернул портьеру «двери», потом портрета. Критически присмотрелся, отступив на пару шагов. Если не знать, что за портьерами, получилось вполне благолепноа кто чужой завалится в мою спальню и станет лазить за портьерами?
Позвонил дежурному по ротеникаких происшествий не случилось, никто меня не искал, не звонил ни из батальона, ни выше. Так что на какое-то время спокойная жизнь обеспечена. Есть полная возможность кое-кого порасспросить, развязать кое-какие узелочкине столько из любопытства, сколько по въевшейся привычке доводить начатое дело до конца. С кого начать, с Паши или с Иштвана? А пожалуй, с того, кто первым под руку подвернется
Кто первым подвернулся под руку, стало ясно сразу жепо деликатному стуку во все еще запертую на щеколду дверь. И по деликатности и по самому стукуПаша стучать ни за что бы не стал, в армии не стучат (правда, только в те двери, перед которыми нет приемной с адъютантом или часового).
Так и есть, на пороге обнаружился Иштван во всем блескеливрея в золотом шитье, позолоченные пуговицы с графским гербом, панталоны до колен, белоснежные чулки, туфли с позолоченными пряжками. Так он по дому и расхаживал. Бойцы его прозвали Павлин-Мавлин, посмеивались вслед, но не обижали. Лейтенант Горский, мой самый молодой командир взвода (месяц как из школы ускоренного выпуска младших лейтенантов, едва усики начали пробиваться), даже с ним сфотографировался. Сказал, что пошлет карточку невесте, пусть полюбуется, какая экзотика попадается на войненастоящий старорежимный дворецкий, как у нас в царские времена.
С отработанным за десятилетия поклоном Иштван сказал:
С позволения господина капитана я заберу посуду?
Да пожалуйста, сказал я, пропуская его в комнату.
Он сделал пару шагов к столуи вдруг остановился как вкопанный. Вместо привычного бесстрастно-услужливого выражения на лице появился неописуемый страх, оно побледнело так, что стало белее седых бакенбардов. Я проследил за его взглядомон был прикован к возвышавшемуся во главе стола графину с портрета (там еще оставалось изрядно пурпурного нектара). Что-то он должен был знать, стервец, и сам прослужил здесь всю сознательную жизнь, и упомянул как-то мимоходом, что его семейство служило графам Ракели добрых полторы сотни лет
Да что с вами такое, Иштван? спросил я с наигранным удивлением. Вы словно привидение узрели. Может, вам водички дать?
Нне надо, выговорил он, полное впечатление, легонько постукивая зубами.
Его взгляд метнулся к портьерам, наглухо закрывавшим картины, потом вернулся к графинуи снова заполошно метнулся к той портьере, что закрывала портрет. Не требовалось особенного труда, чтоб понять ход его мыслей. Он несколько овладел собойдолжно быть, сказалась многолетняя лакейская муштра, но все еще таращился на графин с неприкрытым страхом.
Ага! Я сделал вид, будто меня осенило. Такое впечатление, что вас не на шутку испугал этот безобидный сосуд?
Это же это же Он снова уставился на закрывавшую портрет портьеру.
Ну да, сказал я самым будничным тоном. Это графин с портрета. Вы знаете, Иштван, у вас очень интересный дом. У меня сегодня ночью была крайне занятная гостья
И вы живы, господин капитан? вырвалось у него.
Как видите, пожал я плечами. А с чего бы мне быть мертвым?
Некоторые говорят, она сосет кровь, когда приходит
Сплетни и наветы, сказал я. Очень милая и воспитанная девушка, можете мне поверить, никакой не упырь. А что, был кто-то, у кого она высосала кровь? И очевидцы есть?
Нет, никто никогда не видел но некоторые болтают
Ну, о красивых девушках вечно болтают всякие глупости, вам ли, в ваши годы, не знать Хотите что-то спросить?
Осмелюсь спросить, господин капитан, а а там? Он оглянулся на портьеру, закрывавшую дверь в восемнадцатый век.
Там тоже никаких ужасов. Хотите убедиться? Я подошел к портьере и распахнул ее примерно на метр. Как видите, солнышко светит, листочки шелестят, страшнее белки зверя я там не видел. И даже был в том красивом домике. И никакие чудища меня не съели, там вообще нет чудищ. Там всего-навсего та же Венгрия, разве что не девятьсот сорок пятого года от Рождества Христова, а семьсот сорок пятого. Так мне сказали, и я этому почему-то верю. Интересно, а вы?
Я ттоже почти прошептал он. Именно в тот год все и произошло
Что?
Он молчал, как истукан. Похоже, его легонько познабливало, хотя в комнате было совсем не холодно. Подойдя к нему почти вплотнуюон невольно отступил, но налетел поясницей на массивную столешницу и замер, я сказал тем тоном, каким порой допрашивал пленных «языков»: