Лайт не возражал.
Ключ несколько раз наказал замок.
Дом притих, будто собираясь с мыслями.
Мириам Дутль подкралась к зеркалу и быстрым взмахом стерла послание.
Таракан со шкафа согласно постриг усиками.
Игроки в загробный покер
Как мило, Леди Пустое Семя не знала иных эмоций, кроме сарказма. «Ее прическа похожа на надгробие!» осенило Мириам Дутль, но она смолчала. Вы их провожали? Или вам так интересна судьба этого юноши?
Мне она интересна, лорд Холдсток был кем угодно, только не трусом. Я мечтаю, чтобы он или кто-то другой пришел однажды сюда и сровнял нас с землей.
Вы же слышали про планы наших покупателей, у стен дома было множество ушей, и все они с жадностью впитывали любые слухи. Заправка!
Тюремное заключение вне тела, в стенах этого дома, оставило призракам бездну свободного времени. Они познавали мир, как насекомые, неторопливо, на ощупь. Если можно считать учебой подсматривание в замочную скважину за чужой жизнью. Никто не понимал принципов двигателя внутреннего сгорания и прочих современных механизмов, но что самодвижущиеся повозки нуждаются в питании, знали все.
Чушь! оскалился Душекрад, остро и бескомпромиссно, как всегда. Вы читали этих людей? Онировня тому, что ждет нас в подвале.
Тоньше, Душекрад, тоньше! насупился Гордон Бёрн и показал глазами на карты.
Уселись за стол.
Фан-Дер-Глотт вытолкнул на центр колоду и прищурился на Чиз.
Та сдала, бурча под нос что-то малопристойное. Сотни лет оказалось недостаточно, чтобы научить мертвую кухарку приличным манерам.
Первые три круга сыграли молча.
Слова им теперь почти не требовались. Вдумчивый наблюдатель сумел бы разглядеть в игре нечто большее, чем ежедневный ритуал. Призраки явно спорили о чем-то. Их позы, мелкие жесты, взгляды, которые они бросали вокруг.
Наконец Голос из Тени поднял карты и тут же перевернул их, показывая свой расклад. Остальные поступили так же. Лорд Тангейзер с сожалением смотрел на полную кровавой масти руку.
Две руки остались в колоде. Голос начал с очевидного. Они могли по-разному относиться к леди Зеленое Солнце, но ее кончина приближала финал каждого из них. Когда-то их было больше тридцати. Точного числа не помнил никто.
Первыми на корм твари пошли случайные гости того жуткого вечера. За нимиприслуга. Мириам Дутль помнила, как она кричала, пыталась удержать горничную Бетти, но зло тогда было сильным, не в пример мощнее нынешнего жидкого тумана. О, тварь оказалась разборчивой! Всех виновников она оставила на сладкое. Пиршество растянулось на годы.
И когда призраки пришли к единственному общему выводузло им не победить, они решили сбежать. Никакой мести и отчаяния. Сухой расчет. Жажда убийства засохла в первые годы заточения. Ничто так не смиряет, как бестелесное ожидание смерти.
Я знаю мало ростков, Голос показал всем червовую четверку. Старший сегодня ушел в пас, одним сердцем он наколол карту на подсвечник.
Шшшш, Круел Райт ткнул пальцем в сторону дверного косяка. Взгляды скрестились, как клинки. Тишина молитвенно сложила руки и сомкнула веки. Минуту все мучительно пытались разглядеть, что увидел там Райт. Потом таракан показался.
Делаем ставки, Фан-Дер-Глотт подбородком показал на перья, разбросанные по столу. В отсутствие чернил приходилось макать их в раствор ржавчины, толченого угля и пороха. «Потусторонние чернила, замешенные на вое и громыхании цепей!» насмехался Душекрад, единственный, кто умел их готовить. Призраки много чему научились в своем замке Иф.
Торопливо расчеркали карты, леди Пустое Семя взялась тасовать.
Они рисковали. Никто не понимал, сможет ли тварь прочесть их каракули. Умеет ли оно читать?! В любом случае заговор пах скверно.
Карты разлетелись, как приговоры.
Лорд Холдсток вчитывался в кривой частокол строчек: «Заманить еще одного его силой выкопать останки» опасная глупость, наверняка писала Чиз.
Кухарка щурилась и пыталась по слогам разобрать ажурную вязь аристократического почерка: «Выжить. Любой ценой. Добывать ему крыс, кошек. Детей! Заплатить их жизнями». Чиз замутило от такой низости, но она услышала в себе тонкий одобрительный писк. У нее была робкая щенячья душа.
Мириам Дутль не стала читать. Ей достались надписанные ею самой карты. Все равно на них не было ни слова правды. Что-то о чести и принятии собственной участи. Лицемерная попытка казаться лучше своего замысла.
Охотник кривился: «Мы обязаны ему подчиниться и тем самым искупить грех. Дать ему все, что он просит. Стать ему верными слугами и палачами!»
Голос из Тени читал корявую, сочиненную на колене считалку: «Раз-два-три, глаза скорей протри. Четыре-пять-шестьхочет тебя съесть. Семь-семь-семьубегай совсем. Восемь-девятьнадо больше верить. Десять-десять-разсвет совсем погас». Она не казалась Голосу смешной. Интуиция твердила, что среди них скрывается предатель. Но продался тот недавно или служит много летГолос терялся в догадках.
Леди Пустое Семя улыбалась: «В сущности, наши дети заслужили ровно то, что сделало их отцов тучными и уверенными, мор, глад и казнь души. Ибо месть Небескара, не знающая границ и совести».
Остальным достались совсем уж корявые призывы и моления.
Тараканы бегали по столу. Их лапки шелестели о брошенные карты.
Зло торжествовало.
Заговор был смешон.
Стены из детских криков
Люк Комптон глотал слезы.
Они походили на кубики льда и намертво застревали в горле.
Приговор мальчика самому себе был крайне суров для тринадцати лет от роду.
Убить или умереть, пытаясь.
Люк нашел дохлую тайну, оживил ее, и бездна начала смотреть в него, а он, полуживой от страха, проболтался старшей сестре.
Комптоны еще верили, что Шейла непременно найдется, но мальчик был безутешен.
Дом забрал ее, и Люк, несомненно, являлся тому причиной и виной.
В рюкзаке лежали цветные мелки и уголь. Острые, как оружие.
На случай, если они не помогут, Люк запасся двумя бутылями с керосином и коробкой охотничьих спичек.
Люк стоял, обнявшись с Кривым Носом, и не хотел отрывать рук от морщинистой, похожей на задубевшую кожу деда, коры отца-дерева.
Он вспоминал, как приходил в дом после уроков.
По засохшему плющу залезал на второй этажплетеная лестница могла выдержать только такого кутенка, как он. Долго вслушивался в ворчание дымохода. На чердаке кто-то жил, Люк знал это со всей определенностью и никогда не искал встречи с этим постояльцем. Чутье подсказывало ему часы, когда дом был внутренне пуст и благодушен.
Люк не ладил с сестрой. Шейла делала слишком много глупостей и хотела одновременно казаться принцессой из сказки и крутой современной девчонкой. До драк дело не доходило, но и дружбой особой не пахло. В дни, когда Шейла приводила домой подруг, Люк с особой радостью сбегал на свои вернисажи в дом.
Тот играл с ним в карусель.
Казалось, Люк стоит на месте, а стены вращаются вокруг него, показывая волшебные картины. Каждая исполнена огненными красками, она поджигала обои и оставляла обугленный след. Морок расслаивался и сползал на пол размокшей картонной оберткой. Люк обрывал обои и обнаруживал под ними тонкий, едва заметный контур, который ждал, пока мальчик оживит его.
Руки не знали усталости.
Иногда Люку казалось, что кто-то подсматривает за ним из-за плеча. Он даже чувствовал любопытное дыхание, но никогда не оборачивался. Он верилу них договор: Люк заполнит пустоту дома смыслом и жизнью, а тот взамен
Шейла шла за братом от самой школы.
Нетерпеливая, как кипящая вода, она дождалась-таки, когда он полезет вниз, и сдернула за шиворот на землю.
Ты там что-то прячешь, Шейла соображала ничуть не хуже брата.
Я полез туда в первый раз, растерянность Люка была почти всамделишной.
Лгунишка, Шейла покачала головой. Что там? Скажи, и я отстану.
Люк насупился, в голову лезли самые разные мысли, но одна, навязчивая, как заноза, никак не желала уходить: это его дом, и терять его Люк не намерен.
Я выслеживаю здесь чудовище! осенило Люка. Девчонки ведь боятся всякой нежити?!
Брось, захихикала сестра, но как-то неуверенно.