Сделав несколько шагов, я обернулась и продолжила:
Её Алёной звали. Мой коллега задал ей интересный вопрос о том, каким был второй. Она сказала, что слабым, щуплым, неспособным дать отпор, из тех людей, кто вечно в отстающих, Паша смотрел на меня не отрываясь, лоб медленно покрывался испариной. Человеком, которым всегда помыкают и не дают слова.
Зачем ты мне это рассказываешь? прерывистым голосом спросил Паша.
Первого звали Остап. Типичный альфа, который всегда знает, чего хочет, и умеет добиваться. Он обладал грубой силой и властью. И он в тот вечер предложил повеселиться, оторваться.
Нет. Не он, рыкнул Паша и замер.
Попался!
То есть. Я слышал, что второй всем заправлял.
Откуда? с улыбкой спросила я.
В полиции услышал, когда следователи между собой общались.
Ясно. А где у вас кухня? Можно попить?
Паша некоторое время колебался, потом прошмыгнул мимо меня, ёмко бросив:
Пойдём.
Зайдя в просторную кухню, Паша принялся наливать в стакан воду, я, не теряя ни секунды, достала электрошокер и ударила током Пашу в шею. Вода разлилась, стакан разлетелся вдребезги, тело упало на пол в судорогах. Достав нож и не дожидаясь, когда он очнётся, полоснула на обеих ногах ахиллово сухожилие, чтоб он никуда не смог уползти от меня. Паша в ту же секунду пришёл в себя, подогнул ноги и взревел. Я закрыла ему рот ладонью, повернула лицом к себе и приказала молчать. Слёзы в его глазах не задерживались, быстро скатывались по щекам, губы тряслись, руки дрожали.
Зачем ты это сделала? срывающимся голосом спросил Паша.
Давай так, я задам несколько вопросов, ты честно ответишь, и я вызову тебе скорую. Идёт?
Хорошо, ответил он, спустя несколько секунд раздумий.
Вторым был ты, так ведь? покачивая в руке нож, спросила я.
Паша в ответ кивнул, скривившись от боли, пытаясь подогнуть ноги.
Как вы вообще сошлись с Остапом?
Мы пересеклись в баре, оба отбились от своих компаний, разговорились. И он, как бы невзначай, упомянул, что увлекается насильственным сексом. Я тоже под мухой выдал, что нравится смотреть, даже подумывал в даркнет перебраться. И, слово за слово, мы вышли на улицу поджидать какую-нибудь девушку.
Глаза его метались, руки тянулись к разрезанным ногам, но дотянуться не представлялось возможным. Он похож на пойманного зверька, которому для устрашения бьют клетку.
Ясно. Я долго не могла понять, как вы познакомились, а оно, оказывается, совсем просто. Стечение обстоятельств, выждав паузу, я продолжила. Где фото и видео, которые ты снимал в тот день?
У меня их нет.
Ещё раз соврёшь, и я тебя порежу.
У меня, правда, нет их, продолжал стонать Паша.
Ударив наотмашь ножом, я нанесла довольно глубокий порез на половину его лица. Он вскрикнул и затрясся. Кровь вырвалась из рассечённой плоти, покрыла кожу и устремилась вниз.
Не ори, дождавшись, когда он более-менее успокоился, продолжила: Где фото и видео?
На телефоне, в облачном хранилище.
Жестом я запросила телефон, не опуская нож для уверенности Паши в моих намерениях. Открыв хранилище на моих глазах, поднял телефон с пола и протянул мне, опустив взгляд. Пролистав несколько фото, где Алёна лежит на земле в рваной одежде и крови, я наткнулась на видео. Когда включила, меня оглушило криком. На записи были Алёна и Остап. Как странно видеть его здесь, зная что он уже давно сдох. Остап времени не терял и делал несколько действий одновременно, одной рукой наносил удары по лицу Алёны, второй держал и при этом насиловал её. Она уже теряла силы, мало сопротивлялась и кричала только изредка. Остап был убеждён, что всем девушкам нравится такой секс, а кричат они только для затравки. Пролистав ещё несколько фото и видео, нашла «истоки». Остап идёт по улице спиной к Паше, они вместе сидят в машине, Остап ведёт Алёну к машине и так далее. Фото, не относящиеся к событиям того дня, тоже не отличались приличием. Несколько фотографий девушек со спины или из укрытия, фото спящей девушки с нескольких ракурсов и фото девушки в туалете, приглядевшись, я узнала плитку на стенах и полу. Повернув телефон экраном к Паше, спросила:
Это фото с того дня в театре?
Да, ответил он, отводя взгляд в сторону, как будто стыдился смотреть.
Слава знает о твоих увлечениях?
Паша замялся, медлил с ответом, но по глазам всё понятно.
Да. Но он в курсе только о случае в клубе, об остальном он не знает.
То есть он намеренно тебя отмазал от наказания. Наверное, он тобой гордится, с издёвкой произнесла я.
Мне плохо. Алана, вызови скорую.
Когда всё это началось?
Что? растерянно спросил Паша.
С какого возраста у тебя начали проявляться такие предпочтения?
Глаза его бегали, руки тряслись и пытались ухватиться за скользкий кафель. Он напряжённо думал, походу, сам не понимал, где его начало.
Наверно, с одиннадцати.
Ого, цветочек рано расцвёл. В чём проявлялись? голос мой был наполнен желчью.
Уф. Паша опустил глаза на свои ноги и продолжил. Смотрел за соседом. Ему тогда лет двадцать было, пришёл из армии, начал пить и приводил постоянно разных девчонок разного возраста. Мы тогда в доме жили, не в квартире, и перелезть через гнилой забор было несложно. Алана, вызови скорую, у меня уже кружится голова.
Да-да. Последний вопрос. Ты жалел о случившемся в клубе? Только помни, отвечай честно.
Немного подумав, Паша дал ответ:
Я жалею только о том, что Остап сотворил с ней. Я просил не избивать так сильно, но он как с цепи сорвался. Когда я узнал, что она вышла из комы, даже обрадовался, потому что я не убийца.
Паша мельком улыбнулся, в глазах горела надежда, добавилось немного слёз.
Да, ты не убийца, сказала я, погладив Пашу по щеке. А я да!
Нож вонзился в его горло по рукоять. Тело замерло на секунду, потом пробила мелкая дрожь. Руки поднялись к горлу, слёзы выкатились из глаз. Вытащив нож, я дала волю потоку крови, который хлынул, пропитывая одежду и заливая пол. В ярком искусственном свете она блестела и переливалась. Ладони Паши метались по горлу. Исходящий изо рта хрип гласил о приближающейся смерти. Ещё несколько мгновений, и глаза остекленели, руки опустились, а тело медленно скатилось вниз, почти бесшумно упав на пол. У головы образовывалась лужица. Я следила за каждой каплей, которые беззвучно сочились из горла и лица. Как же это красиво. В животе опять затрепетало. Всё же это даёт мне больше, чем воспоминания о былом.
Подняв телефон с пола, убрала к себе в карман, предварительно выключив. С пальца Паши я сняла кольцо, похожее на обычную бижутерию, и убрала туда же в карман. Глаза мои осматривали каждую часть остывающего тела. Взъерошенные волосы, лицо, забрызганное кровью, футболка, впитавшая в себя алый цвет, под ногтями собрана грязь, на тёмных штанах видны катышки и следы пятен, безвольно болтающиеся стопы уже давно затвердели от потери крови. Его глаза меня заворожили. Когда провела пальцами по ним, в голове вспыхнула фантазия.
Раскрыв окровавленный нож, я залезла в его глазницу и не без труда вытащила зеленовато-голубой глаз, оставив зияющую тёмную дырку. Убрав нож и полученный трофей в карман, я покрыла его голову шифоном, встала на ноги и приготовилась уходить, как услышала закрывающуюся входную дверь.
Успею ли я выскочить в окно? Бросив взгляд на темнеющее стекло, поняла, что нет. Пока я буду убирать шторы и цветы, меня заметят. Спрятавшись за кухонным островом, я задержала дыхание.
Паш? прозвучал голос Славы.
Хлопнула дверь, где-то щёлкнул выключатель, последовали приглушённые шаги. Он совсем близко.
Паш? Паша! вскрикнул Слава, оказавшись на кухне.
Нельзя позволить ему позвонить куда-либо. Тело лежит с противоположной стороны острова, значит, надо обойти и настигнуть его со спины. Аккуратно пробравшись к концу кухонного гарнитура, я выглянула, увидела спину Славы, который навис над телом сына. Надела на нижнюю часть лица маску на случай, если кто-то попадётся мне в подъезде или на улице, когда буду бежать прочь.
Пашенька, послышался плач. Нет.
Рука его принялась шарить в кармане, наверняка, в поисках телефона. Нельзя ждать!
Выскочив из-за острова, я выпустила разряд в шею Славы. Тело свело судорогой, ноги подкосились. Взяв нож, я полоснула по внутреннему сгибу колена одной ноги. В ту же секунду Слава схватился за ногу и повернулся ко мне лицом, задев ладонью нож, который я занесла для разрезания второй ноги. Глаза его бегали, лицо приняло цвет мела, глубокое дыхание выдавало страх.