Сын экс-губернатора Михаила Линника решил пойти по стопам своего отца и зарегистрировался кандидатом в депутаты Законодательного собрания, вещал диктор. В дальнейшем Леонид Михайлович намерен добиваться губернаторского кресла.
На экране появилось изображение упомянутого Леонида Линникабрюнета лет сорока, дающего интервью корреспондентам.
Вот козел, Тимохин поставил кружку на стол.
Пап, ты чего? отреагировал на реплику Игорь.
Тимохин молча выключил телевизор и снова пошел в прихожую.
Оля стояла в одной сандалии, а в руках держала вторую, мучилась с металлической застежкой.
Тихонов взял из ее рук обувь и, расстегнув ремешок, отдал обратно.
Спасибо, папа.
Из ванной вышла Маринас макияжем, красивой укладкой, но все еще в халате и раздраженная.
Ну, куда ты обуваешься уже? набросилась она на Ольку. Видишь: мать не одета еще?
Оля застыла на месте, держа сандалию в руках.
Дурдом какой-тобросила Марина и ушла в комнату.
Тимохин назвал про себя жену стервой, а сам присел на корточки перед дочкой.
Ты это, давай второй надевай, мама сейчас махом, шепнул он ей. А я пойду тоже одеваться, а то папе на работе дадут по жопе за опоздание.
Оля засмеялась.
Из комнаты вышла Марина. Женщина, которая свела Тимохина с ума пятнадцать лет назад. С годами она стала еще привлекательнее, но характер портился. Возможно, Тимохин сам был отчасти в этом виноват На Марине был брючный костюм, из-под пиджака выглядывал топ с глубоким декольте.
Там такая работа, что не страшно, даже если уволят сразу, прокомментировала она, уже без злости и раздражения, а так, по привычке.
Тимохин придерживался выбранной стратегиимолчание. Марина, наклонившись, обувала туфли.
Хотя нет, добавила она, без папы все пропадет, он ведь у нас гроза телефонных воришек.
Протянув руку к декольте жены, Тимохин одернул вниз топ, заглянув глубже. Марина шлепнула его по руке. Оля, уже уставшая ждать маму, начала что-то ковырять в стене. Из кухни вышел Игорь.
Пап, арестуй маму, она неуважительно относится к стражу порядка, внес он свой вклад в утренний семейный полилог.
Марина выпрямилась, готовая дать достойный ответ и сыну, но заметила занятие Оли.
Дочка, не нужно портить квартиру, за которую, выразительный взгляд на мужа, мама еще не расплатилась.
Взяв Олю за руку, Марина вышла, захлопнув дверь перед носом Тимохина, намеревавшегося чмокнуть обеих на прощание.
Художники и соседи
Задержаться на лестничной площадке у почтовых ящиков Тимохина заставили нарисованные мелом на почтовых ящиках крестики. Соседка, пожилая женщина, также в раздумье созерцала необычные художества.
Здравствуйте, Елена Андреевна, поздоровался Тимохин.
А, Алексей. Вот полюбуйся.
Крестики? спросил он.
Они, родимые, кивнула Елена Андреевна. И на моем, вот, стоит. И на Марии Степановны с седьмого.
А на моем не стоит.
Ну вот и думай теперь, что хотели
Она, кряхтя, спустилась по лестнице на первый этаж.
Кто хотел? спросил Тимохин, спускаясь следом.
А шастали тут двое. Темненькие. Не русские, кажись. Спросила, чего хулиганят.
Елена Андреевна остановилась у двери в свою квартиру.
И что? уточнил он.
Соседка пожала плечами и скрылась за дверью, не ответив. Тимохин тоже пожал плечами, постоял секунду, затем вернулся к ящикам и переписал номера отмеченных крестиками в свой блокнот. Теперь пора было спешить в участок.
Проходя по двору, Тимохин увидел впереди, у следующей девятиэтажной панельки, двух подростков, рисующих что-то на стене дома.
Он неслышно подошел к ним сзадина стене крупными черными буквами красовался номер телефона. Мальчишки были в легких кофтах с накинутыми на головы капюшонами, рюкзаками за спинами. Наверное, немного старше Игоря, прикинул про себя Тимохин. Один держал в руке баллончик с краской.
Восьмерка кривовато получилась, отметил вслух Тимохин.
Парни резко обернулись.
Изображая ценителя живописи, зажав рабочую папку локтем, прищуривая глаза и массируя подбородок, Тимохин делал вид, что внимательно рассматривает надпись, как будто картиной любуется. На самом деле, он уже запомнил особые приметы парней. Сережка в ухе белобрысого и шрам над левой бровью, у лысого на шее виднеется часть татуировкикрыло, на пальце крупный перстень.
Краски скудноваты
Он сделал шаг ближе к парням. Тот, что с татуировкой, державший баллончик, тут же бросил его в Тимохина и крикнул напарнику «Валим!», после чего оба смотались.
Тимохин успел среагировать, закрыв лицо. Баллончик попал в руку и упал на землю. «Засранцы», проворчал он, потирая ушибленное место. После сфотографировал нарисованный на фасаде дома номер телефона, поднял баллончик и закрасил несколько цифр. И далекому от полиции человеку было понятно, что молодые люди рекламируют какую-нибудь наркоту.
Именно в этот момент мимо дома шел, опираясь на палочку, Иван Петрович, сосед, остающийся к своим 70 годам на удивление бодрым и энергичным. Он не преминул остановиться:
Здравствуйте, товарищ Тимохин.
Доброе утро.
Да где же оно доброе, когда родная милиция фасады домов портит?
Иван Петрович с укором глядел на баллончик в руке Тимохина.
Тот сначала смутился, но потом открыто посмотрел в глаза Ивану Петровичу и поправил соседа:
Не милиция, а полиция. Не мешайте работать.
Ну-ну, буркнул Иван Петрович и побрел прочь, говоря как бы себе под нос, но нарочито громко:
Иди на своем доме и работай, полицейский Сталина на вас нет!
Да, утро понедельника начиналось интересно. Тимохин побрел на работу, предвкушая череду мелких делкраж документов, кошельков и мобильников, бытовые скандалы, пьяные драки и прочая, и прочая Но в следующем дворе его ждала очередная причина для остановки.
Недалеко от мусорных баков он заметил полицейский УАЗик, накрытое черным полиэтиленом тело и некоторое количество зевак, с которыми беседовал Петров, его коллега. «Моложе меня лет на десять, а делами занимается раз в десять более интересными и важными», вздохнул про себя Тимохин. Заметив его, Петров махнул.
Сослуживцы пожали друг другу руки.
Что тут у тебя? поинтересовался он.
Мужик вышел вынести мусор, упал посреди улицы, охотно поделился Петров. Наверное, сердце.
Тимохин подошел ближе к телу, руки зачесались узнать подробности, опросить свидетелей, поразмышлять о происшествии.
Ага, посмотри, вдруг он телефон у кого спер и в розыске, съязвил Петров, заметив, как у коллеги загорелись глаза, и громко заржал. Но все-таки присел на корточки рядом с телом, откинул край полиэтилена.
Тимохин глянул в лицо умершему, потом на Петрова.
Это Сидоренко Паша, умерший оказался знакомым.
Уже выяснили, сказал Петров и поспешно прикрыл труп.
Затем он отечески похлопал сослуживца по плечу, как бы разворачивая его восвояси. Тимохин спокойным коротким движением убрал с плеча руку коллеги.
Это мой одноклассник, счел нужным пояснить он.
Тимохин и Петров некоторое время смотрели друг другу в глаза, потом Петров почесал подбородок и согласился:
Ну ладно, это может пригодиться. Мало ли что вскрытие покажет.
Я забегу тогда сегодня, воодушевился Тимохин.
Давай, снова согласился Петров.
Тимохин пошел, наконец, на работу. Его теперешнее настроение мог бы удачно проиллюстрировать какой-нибудь первоклассник, вприпрыжку с портфелем торопящийся в школу после известия о замене нелюбимой математики на любимую физкультуру.
Мертвые одноклассники
Когда Тимохин, наконец, добрался до участка, возле кабинета его ожидали уже около десяти человек, преимущественно женщин разного возраста. Он громко всех поприветствовал и попросил проходить в порядке очереди. Сам вошел в кабинет и прошел к своему столу в углу у окна.
И потянулась «серая будня», как любил Тимохин исковеркать это слово, унылое, как его жизнь в последние годы.
Первый заявитель, женщина лет шестидесяти, жаловалась на зятя и просила арестовать его.
Что послужило причиной конфликта?
Да этот найдет причину, прости господи. Буйный он. Не знаю, что дочка в нем нашла. Зачем вообще было рожать от такого детей, чтобы по ночам раздетой к матери убегать?