Катя БерезуляКлассный учитель
Часть I
Пролог
В небольшой горнице стоял полумраксвета одной свечи едва хватало, чтобы Василий Алексеевич видел бледное лицо своей беременной жены Елены, лежащей на кровати. Он устроился рядом на сундуке, держа ее за руку.
На душе у Василия Алексеевича было тревожноЕлена чувствовала себя плохо уже третий день. Слабые схватки не получали естественного развития, а его тёща так обозлена на них, что не пускает в дом ни лекаря, ни повитухи. Строго говоря, Антонида Ивановна сама могла бы осмотреть дочь и избавить ее от мучений, ведь была известной в городе и знахаркой, и ведуньей, и даже ведьмой. В то же время слыла женщиной крутого нрава, не терпящей возражений. Не угодила ей дочь с женихом, вот и мучается теперь, а он ничего не может поделать.
Мужчина на минуту задремал, но встрепенулся сразу, как услышал стон жены. Однако Елена спала, за стон он принял скрип дверина пороге стояла тёща.
Высокая крепкая женщина лет пятидесяти в простом льняном платье, как у крестьянки, с накинутым на плечи платком, смотрела строго и даже с презрением.
Мама, побойтесь Бога, сам как будто простонал Василий Алексеевич.
Бога? она глянула в угол на божницу, где виднелся тусклый отблеск фольги иконы, и зло засмеялась.
Открыла глаза Елена, крепко сжала руку супруга.
А где был твой страх, когда ты женился без родительского благословения? в маленькой комнатушке слова раздавались как раскаты грома. Выметайтесь из моего дома!
Хозяйка хлопнула дверью, заставив Елену вздрогнуть, а затем скривиться от боли.
Васенька, кажется, началось
Я с тобой, я с тобой, зашептал Василий Алексеевич.
Спустя час он держал на руках новорожденного, закутанного в белую простыню. Елена с блаженной улыбкой глядела на мужа и ребенка. Женщина была очень бледна, на лбу выступили капельки пота. В комнате прибирали две девушкитёща все-таки послала прислугу поухаживать за роженицей. Они молча и деликатно вытаскивали замаранные простыни из-под Елены, протирали смоченными в теплой воде тряпками ее тело.
Василий Алексеевич чувствовал себя несколько ошалевшим. Мужчины не присутствовали при родах, а он не только присутствовал, но и почти самостоятельно их принял. Радость от того, что стал свидетелем таинства, была омрачена мучениями любимой женщины. Но орущий младенец оттягивал внимание на себя, и сейчас, когда дочка, закутанная в теплое, уснула, новоявленный отец любовался ею и размышлял о жизни и смерти. Разве не чудорождение человека? Как могло его семя, попавшее в чрево супруги в сладостную минуту обоюдного блаженства, через девять месяцев дать такой плод? Вот он, маленький живой комочек, сопит в его руках.
От умиления у Василия Алексеевича выступили слезы на глазах.
Ирина, едва слышно произнесла Елена.
Что? не понял сразу Василий Алексеевич. А! Точно? Уверена?
Елена кивнула и закрыла глаза.
Хоронили роженицу на следующий же день и без отпевания. Тут уж наступила пора Василия Алексеевича злиться на тёщу. Мало того что спокойно наблюдала за муками дочери, так еще из-за собственных убеждений не пустила попа на похороны. А говорят, смерть всех примиряет. Мужчина понимал, что если останется, может потерять и дочьгордыня не позволит упрямой женщине заботиться о малышке, пока он рядом.
Накрапывал мелкий дождик. Было сыро и пасмурно, как и на сердце у Василия Алексеевича. Вот она, смерть: любимая женщина больше никогда не согреет его своей лаской, не улыбнется ему, не научит ничему их дочь. Покойная лежит в гробу в красивом платье, с белым платочком в руке, но безразличная ко всемук мужу, новорожденной доченьке, дождю, который холодно капает на лицо. И вот она жизнь: малышка в его руках, розовощекая, полная энергии, которой, в свою очередь, безразлична смерть матери и непонятна вся трагичность случившегося.
Иринка закряхтела и открыла глаза. Уставилась на Василия Алексеевича с любопытством. Тёща нашла где-то кормилицу, и за ближайшее будущее дочери можно было не волноваться.
Ну, по́лно, сказала теща. Застудишь девку.
Он кивнул работникам. Те, оставив на время лопаты, закрыли крышку гроба, опустили его в землю. Василий Алексеевич, крепко держа ребенка, наклонился, взял свободной рукой горсть земли и бросил в яму. Кончено.
На следующее утро он с узелком на плечах стоял на крыльце, когда вышла растрепанная после сна Антонида Ивановна. Поежившись, кутаясь в платок, она спросила:
Решил, значит?
На днях обходили дома в пригороде, набирали рекрутов на войну с французами.
Сбереги Ирину, попросил он.
Об этом не тревожься, ответила тёща, и впервые Василий Алексеевич уловил в ее голосе теплые нотки.
Он слабо улыбнулся ей, кивнул и пошел прочь, исчезнув в предрассветных сумерках. Антонида Ивановна, перестав слышать звук тяжелых шагов зятя, вернулась в дом.
Гроза телефонных воришек
Следователь Алексей Тимохин брился в ванной комнате. В зеркале над раковиной отражалось лицо зрелого мужчины, тронутое первыми морщинками. Тимохин считал, что выглядит нормальнона свои 37 лет, хоть местами и начинает заплывать жирком. Впрочем, белая майка и домашние треники скрывали огрехи фигуры, но не скрывали крепкую мускулатуру.
Из кухни донесся звук заставки утренних новостей, недовольно кричала жена: «Ты почему еще не расчесалась? Дай сюда!». Опять трехлетняя дочка медленно собирается, нервирует Марину.
Тимохин ополоснул бритву под струей воды и продолжил приводить свою внешность в порядок. Раздался детский плач. «Да чтоб тебя», ругнулся Тимохин. Утро только началось, а вектор напряженности уже вовсю стремился вверх.
Да что ты сразу орешь, я совсем не дергаю! истерично вопила жена.
Мам, это ты всегда орешь в этом доме! послышался голос Игоря, 14-летнего сына Тимохина.
Немного погодя Марина ворвалась в ванную. В свои 35 она выглядела молодо и ухоженно, даже сейчасв банном халате с растрепанными мокрыми волосамисмотрелась весьма соблазнительно. Только злость Марины отваживала Тимохина от комплиментов или иных жестов внимания.
О, а кто у нас в домике, как всегда? начала тут же жена.
Тимохин ополоснул щеки, сохраняя непроницаемое выражение лица. Самое лучшее в таких ситуацияхотсутствие реакции на раздражитель.
Удобно, правда? не унималась Марина. Вот вам удобно, мужикам!
Она взяла с полки фен, воткнула штекер в розетку, включила, стоя за Тимохиным и выглядывая из-за его плеча, пытаясь рассмотреть себя в зеркало. Суша волосы, Марина нервно водила феном из стороны в сторону. Тимохин придирчиво осмотрел подбородок, оценивая качество бритья.
Умылся, побрился, пожрал, надел непонятную одежонку, и готов! перекрикивала Марина фен.
Вытерев лицо, он развернулся к Марине, всем своим видом демонстрируя желание покинуть ванную комнату. Но ей было необходимо во что бы то ни стало донести свою мысль до супруга.
Пять минут и готов! А женедетей собрать, накормить, самой накраситься, одежду подобрать, ребенкав сад.
Марина выключила фен и прижалась к стиральной машинке, давая пройти Тимохину.
Тот вышел и прошел в коридор, где перед зеркалом хныкала Олька. Она неумело пыталась расчесать свои волосы, завивающиеся на концах в симпатичные кудряшки. Из ванной комнаты снова послышался шум фена, прерываемый нарочито громким ворчанием жены: «У меня сегодня гости на площадке, мне надо выглядеть», «В садик опоздаем, снова выслушивать от воспитателя».
Тимохин вытер слезы у дочери, взял из ее рук расческу.
Давай сюда. Ща все будет. За дело берется папа.
Олька с доверием глянула ему в глаза и улыбнулась.
Расчесал дочери волосы, как мог собрал волосики в хвостик на макушке. Они с Ольгой рассматривали прическу в зеркале, и Тимохин спросил у идущего мимо Игоря:
Ну что, норм?
Игорь не отреагировал, а Оля энергично закивала и принялась обувать сандалии. Тимохин потрепал дочь по голове и пошел за сыном на кухню.
Небольшой плоский экран, установленный на стене, показывал новости. Игорь сидел за столом напротив, на ощупь поедая яичницу, так как все внимание ушло в соцсети, которые он просматривал в телефоне. Тимохин взял со стола полупустую кружку с кофе, сделал глоток, слушая передачу.