Перед отъездом мама отвела меня в сторону, чтобы посмотреть, что осталось в моей комнате.
Мэдлин, ты же понимаешь, что это ненормально?
Я кивнула.
Я правда понимаю.
Сворачиваюсь в клубок, закрываю глаза, впиваюсь ногтями в мягкую подушечку под большим пальцем и принимаюсь считать до тех пор, пока не становится легче. Кэтлин со стоном наваливается на меня и просыпается. От нее пахнет болезнью. Липкими от пота руками она гладит меня по спине и болтает обо всем на светепересказывает сплетни о наших знакомых, фантазирует о том, что бы хотела надеть.
И словно снегом укрывает мою тревогу этими восхитительными глупостями. Я знаю: она не замолчит, пока я не усну.
Мне снится лес, где земля усыпана не листьями, а выпавшими зубами. Когда я наклоняюсь, чтобы к ним прикоснуться, они тают под моей рукой. А еще мне снится Маму.
Мир огромный и мягкий. А еще очень жестокий.
Полынь обыкновенная(снимает спазмы)
Утром перед школой я жалуюсь маме на Маму:
Почему она все время торчит у нас на кухне? У нее ведь свой дом есть. Я отправляю в рот кусок круассанасвежего, еще теплого. Погоди-ка, ты сама это испекла?
Нет. Сюда переехала семья из Франции. Брайан сходил с ними познакомиться и вернулся с круассанами. Их испек отец семейства. Он ирландец, но печь умеет.
А это, наверное, отец Уны, без задней мысли говорю я.
Кто такая Уна?
Новенькая в школе. Она вроде ничего.
Ты погляди-ка, улыбается мама. Заводишь друзей?
Одна близняшка пала, вторая восстала. Я наливаю кофе в термокружку, чтобы взять с собой в автобус.
Бедная твоя сестра. Черная смерть сразила ее в самом расцвете лет.
Мам, ты злая, с укоризной замечаю я. Кэтлин на самом деле болеет.
Знаю, отвечает мама. И откровенно этим наслаждается. Посмотри, что она мне вчера прислала.
Мама сует мне под нос телефон. На экране сообщение от Кэтлин: «Пожалуй, я бы чего-нибудь съела. Если бы ты приготовила мне тосты вот такого оттенка». Фотография тоста прилагается.
Господи боже.
Моя сестра настоящее чудовище.
С первого раза нужный оттенок у меня не получился, продолжает мама, так Кэтлин нашла в себе силы встать со смертного одра и вернуть заказ на кухню
Я смотрю на нее раскрыв рот, как удивленный котик из Интернета.
Я понимаю, что мы теперь живем в замке, но это не значит, что Кэтлин должна вести себя как принцесса.
Как будто она раньше вела себя по-другому, вздыхаю я. Мне пора, а то на автобус опоздаю.
Я поговорю с Брайаном, обещает мама, провожая меня до двери.
Вот только я не знаю, о ком она собирается с ним говоритьо Маму или о Кэтлин.
День проходит довольно скучно. За ланчем я сижу с ребятами из Баллифрана и слушаю, как они обмениваются шутками для своих. Переглядываюсь с Унойвсе-таки мы с ней обе новенькие и пока не до конца освоились. Я пытаюсь на корявом французском поблагодарить ее за круассаны, но выходит что-то вроде «я съела чудесный подарок твоего папы». Уна не понимает, о чем речь: отец не сказал ей, что угостил Брайана круассанами. Теперь я мечтаю провалиться сквозь землю. Нужно было попросить Кэтлин на меня покашлять. Уж лучше умирать от простуды, чем вот так сгорать со стыда.
Но в автобусе Уна садится рядом, и хочется верить, что она не считает меня больной на всю голову. Или ей нравятся больные на всю голову. Мы непринужденно болтаем, и я наслаждаюсь тем, что мне не приходится судорожно придумывать, о чем спросить и что сказать. Я просто слушаю и говорю. Как обычная девушка, у которой наконец появилась подруга. Унапросто подарок небес, и я им искренне благодарна. Она согревает меня своим теплом, и я чувствую, что важна сама по себе. Надеюсь, она чувствует то же. Не удивлюсь. Когда Уна выходит из автобуса, она машет мне на прощание и только потом разворачивается и уходит. Для меня это имеет огромное значение.
На нашей остановке стоит Брайан. Он ждет меня с чашкой чаю. Вернее, с двумяодна для Лейлы. Она благодарит его так, словно в чашке жидкое золото.
Я подумал, что будет здорово пройтись вместе, говорит Брайан, когда Лейла поворачивает к своему дому.
Я киваюспасибо.
Повисает неловкое молчание, я отпиваю чай. Идеальногорячий, крепкий и молока ровно столько, сколько я люблю. И даже не пришлось посылать Брайану кучу фотографий, чтобы объяснить, как его готовить.
Твоя мама сказала, ты спрашивала насчет Маму. И я решил, что лучше мы прогуляемся и все обсудим. С Маму никогда не угадаешь, где ее встретишь. Она как кошка.
Я улыбаюсь:
Идет, куда вздумается.
Маму всегда так делала. Замок ведь и ее дом тоже. Ей многое пришлось пережить.
Вы с ней родственники?
Она дальняя родственница моего отца. В молодости уехала из Баллифрана, а потом потеряла все и вернулась. Мы дали ей крышу над головой, потому что она член семьи.
Как грустно, говорю я. Мне и в самом деле жаль Маму.
Да уж, соглашается Брайан. Все эти годы она помогала местным. И заботилась обо мне после смерти отца. Мне тогда было нелегко. Он сглатывает, кадык ходит вверх-вниз. Улыбается уголком губ. Но я не только поэтому хотел с тобой прогуляться. Иногда легче поделиться горькой правдой, если говоришь о других вещах
Я неловко глажу его по локтю. Сейчас самый подходящий момент для того, чтобы обняться, но, подозреваю, ни мне, ни Брайану это не понравится.
Мой отец был очень, как бы сказать, авторитарной личностью. И долгие годы я жил один. Настоящее чудо, что я встретил Шейлу и вас с Кэтлин. Но у старых людей свой взгляд на мир. Они боятся перемен. А тут я женюсь, люди из деревни начинают реже заглядывать в замок, и Маму чувствует Даже не берусь гадать, что она чувствует. Но я хочу, чтобы мы были к ней добры. К ней и друг к другу.
Понятно. Я медленно киваю.
Ты чуткая и отзывчивая, Мэдлин, продолжает Брайан. Но я не хочу, чтобы тебе было неуютно в собственном доме. Поэтому, если вдруг между тобой и Маму возникнет недопонимание или из-за нее ты почувствуешь себя неловко, надеюсь, ты придешь и расскажешь мне.
У Брайана странный, напевный выговор. Мы думали, что все в Баллифране будут так говорить, но нет. Только Брайан.
Я думаю о Матушке, о том, что значит потерять все. Мне вдруг становится жарко в пальто. Хочу раздеться, пойти на кухню и выпить чая. Брайан рассказывает мне то, что я должна знать, но у меня голова идет кругом.
Брайан берет меня за руку:
Мэдлин, у тебя лицо красное. Ты хорошо себя чувствуешь?
Я
Видимо, зараза, которая свалила Кэтлин, и до тебя добралась. А тут я со своими прогулками на холоде. Прости, пожалуйста.
Все хорошо, Брайан. Я рада, что мы прогулялись.
Он улыбается:
Я тоже. Если я вдруг переусердствую в своем стремлении стать образцовым отчимом, ты дай мне знать, ладно? Я в этом деле новичок.
Но у тебя отлично получается. Я поднимаю чашку с чаем. Это тянет на золотую звездочку.
Спасибо, Мэдлин.
Я думаю об одиноком мальчике, каким был Брайан, и о женщине, потерявшей все и вернувшейся в родную деревню. Глажу кончиком пальца пакетик с солью, который лежит у меня в кармане. Нам всем нужно утешение. Нужны вещи, которые оградят нас от беды. Чем больше людей я узнаю, тем отчетливее понимаю, что каждый из нас по-своему сломлен. Неужели в этом и заключается суть взросления? В том, что мир снова и снова тебя ранит.
Брайан уходит в свой кабинет, ему нужно разобрать какие-то бумаги. Я отправляюсь на кухню. Мама готовит ужин. Нарезает тонкими ломтиками красный болгарский перец. Затем смахивает ломтики в миску и принимается за лук.
Будешь делать уроки? Или поможешь мне? спрашивает она.
Я отвечаю утвердительно на оба вопроса. И чувствую себя лучше, чем за весь день.
За ужином я сыплю немного соли на ладонь. Смотрю на нее. Пальцы до сих пор горят. Видимо, я все-таки заболеламеня по-прежнему лихорадит. Сердцебиение замедляется, когда я сжимаю белые крупицы соли.
Мама глядит на меня с потаенной тревогой:
Дорогая, выброси это. Не нужно.
Я делаю, что велено, ощущая себя каким-то уродцем. Маму копается в саду. Полагаю, хоронит одного из своих многочисленных недругов. В голове звучат слова Брайана. Мне следует быть добрее. Закончив, Маму уходитпрямая спина, гордая осанка. Вместо соли на моей ладони пустота. Я возвращаюсь к столу.