Какого этооказаться в клетке с открытой дверцей, но откуда при всем желании не можешь выпорхнуть?
Это то же самое, что наблюдать за смертью близкого человека, не в силах ему помочь.
Невыносимо.
2 ноября 1998 года.
Не имея возможности связаться с Диланом, я жду того, что он сам в одно утро каким-то образом окажется в селе. Ведь именно так происходит в фильмах, когда речь идет о судьбоносной огромной любви, не так ли?
Красотка, Титаник, Унесенные ветром.. ведь там обязательно, когда один из влюбленных оказывается бессилен над обстоятельствами, на выручку ему приходит второй. А после они меняются, и в итоге находят выход из любых козней судьбы.
Находят друг друга по зову сердца, или же по каким-то логичным подсказкам, движимые страстью и упорством..
Но Дилан пока так и не появляется.
Я пытаюсь придумать сама себе, как бы он мог меня отыскать. Пока на ум приходит лишь одноувидеть наших в городе, когда те закупаются, и увязаться за ними. Но проблема в том, что для поездок в город Бардо обязал их нарочно использовать другую машину.
Вряд ли Дилан ее когда-либо видел.
И едва ли видел этих парней, чтобы опознать в них членов Салемских потомков.
Но, может, в один день Нара сжалится и, каким-то образом запомнив адрес на письме, что предательски сдала Бардопойдет туда пешком и на словах все объяснит Дилану?
В моих мыслях все это делается по щелчку пальцев, но в реальности дома отстраиваются, наши парни приезжают и уезжают, но Дилан так и не появляется.
Никто не появляется на пороге этой заброшенной чумной деревни.
Не уверена, что кто-нибудь еще вообще помнит о ее существовании. Судя по всему, последние поселенцы покинули эти края еще очень давно, счев их слишком отдаленными от ближайших населенных пунктов.
Даже люди в те времена эти поняли.
Но не Бардо. Конечно, ему это наоборот на руку.
Изоляция.
Культ Семьи.
Чокнутые фанатики.
Мне следовало понять это еще тогда, когда я впервые пришла к ним за помощью, а они поставили меня перед таким условием.. Но тогда, будучи совсем молодой девушкой, оставшись совершенно одной во всем мире, что ополчился против нее, я увидела в них лишь своих долгожданных спасителей, не замечая очевидных пороков в их психике и учении.
А теперь заметить их стало слишком поздно.
21 ноября 1998 года.
Первые несколько домов, наименее подверженные разрушениям времени, уже восстановлены. По крайней мере до такой степени, чтобы в них можно было заселиться. Однако, Бардо с Кларой по-прежнему держат меня подле себя в этом доме.
Я не особо противлюсь.
С каждым бесцельно прожитым днем моя надежда увидеть на горизонте Дилана гаснет все сильнее, а вместе с ней тухнет и вкус к жизни. Я уже не устраиваю истерик и склок, как в первые дни, и не пытаюсь хитростью выстроить планы, как в первые недели.
Я апатично остаюсь в той комнате, в которой скажут. Ем тогда, когда у всей семьи прием пищи. Помогаю в тех делах, которых поручают.
Я мало разговариваю, ибо мне нечего им сказать, кроме всяких гадостей, на которых мне не хватает сил и энтузиазма. Я начинаю терять даже силу к гневу, а ведь это, наверное, плохо?
Что есть гнев? Первобытное чувство отрицания, борьбы против обстоятельств и несправедливостей, что выпадает на нашу долю? Если нет сил выражать гневзначит ли это, что кончились силы и для борьбы?
4 декабря 1998 года.
Сегодня Бардо отправил Майка помогать мне с готовкой. Вообще это странномужчины никогда не помогают нам в женских делах. Это то же самое, что если бы меня отправили прибивать доски или укреплять рамы в окнах.
Я понимаю, что скорее всего этим Бардо дает понять, что время моей заносчивости и уклонения от договора вышло. Он пока не ставит меня перед фактом, но показывает, кого бы более всего хотел видеть моим выбором.
Мне плевать.
Я не отвечаю на любезности Майка, но и не противлюсь им. Я вообще с ним не разговариваю, хотя это не мешает без остановки трепаться ему самому. Майк чуть старше меня, с взъерошенными волосами и глупым выражением лица. Когда-то он казался мне симпатичным, но теперь кажется вульгарным и туповатым. Быть может, все просто познается в сравнении.
Когда Майк рассказывает мне какой-то плоский анекдот (беспрестанно называя меня, как и все остальные, «Мари») и сам же над ним смеется, я вспоминаю широкую вольготную улыбку Дилана, его белокурые растрепанные ветром волосы и полное уверенности:
Значит ты найдешь возможность, Роза. Свяжешься со мной. Куда ты, туда и я, помнишь?
Интересное, а он это все еще помнит или уже через неделю тщетных ожиданий и поисков, присмотрел себе другую городскую девицу?
13 августа 1999 года.
Вчера я обвенчалась с Майком. Теперь я официально Роуз Биршот. Раньше эта мысль вызывала во мне отвращениено уже порядком времени стало плевать. На самой церемонии я даже смогла сподобиться на такое лицемерие, как улыбку. Просматривая сделанные Салемскими Потомками фотографии, отмечаю, что выглядит улыбка на моем лице даже вполне естественно.
Белое платье, которое по моим размерам притащили парни на заказ Бардо из (как я подозреваю) Хейдленда, пышная фата, куча заколок, которые напихала мне в волосы Карла, считая это невероятно красивым..
Все члены семьи вокруг с широкими улыбками.
Роуз Биршот.
Бардо в качестве свадебного подарка отдал нам с Майком один из самых удачных отстроенных домов в деревне (после своего двухэтажного, конечно). Наконец-то я смогу переехать от них и не видеть назойливого взгляда Карлы на себе.
Прикреплю один из снимков сюда же, в дневник. Он, как мне кажется, получился наиболее удачным. Если уж этому суждено стать страницей моей жизни, то почему бы не зафиксировать его?
Внимательно смотрю на себя рядом с Майком. Белое платье, фата, алые губы в тон ярко-рыжим заколотым волосам. Интересно, что сказал бы Дилан, попади ему на глаза это фото?
Узнал бы он вообще ту, которой клялся в вечном сопровождении, куда бы ее не занесла судьба? А может, он уже и сам обзавелся девицей в белом платье?
Мысли о Дилане единственные, во время которых я могу почувствовать прежние эмоции, какую-то легкость и жажду ко всем страстям жизни. Но последнее время они все чаще и чаще, напротив, приводят меня в ярость на саму себя. Почти что год я нахожу утешение лишь в образе и мыслях о том, кто, должно быть, уже даже забыл мое лицо.
А следом за злостью следует отчаяние.
Неразрывный порочный круг моей новой жизни.
2 марта 2000 года.
Наша деревня, наконец-таки, полностью отстроена. По крайней мере, ее основа, как заявляет Бардо. В порядок приведены все жилые дома (которые на наш заезд еще можно было отремонтировать), заборы и прилегающие к ним территории. Все члены семьи расселены по ним, в оставшихся пустующих Бардо планирует сделать какие-то пункты приема, но что именно он под этим подразумеваетне знаю.
Сам он не объясняет и говорит, что то еще будет не скоро и пока только в планах.
Мужчины и женщины пару раз в неделю выезжают в город за продуктами, меня пока мягко отводят от этой роли, хотя теперь, мне кажется, в Хейдленде едва ли я стала бы кого-то искать.
Образ Дилана со временем все больше меркнет, оставляя после себя вопрос, а существовало ли все то в самом деле, или лишь в моей голове? Быть может он и правда был обычным парнем, которому в забаву было погулять ночами с ведьмой, а все остальное я надумала себе сама?
Так или иначе, его лицо уже начинает терять четкость в моих воспоминаниях, точно выцветающий черно-белый снимок, долго пролежавший на солнце.
Быть может, Бардо оказался и прави то была лишь мимолетная безрассудная интрижка, которую они попросту вовремя пресекли.
19 мая 2000 года.
Сегодня утром, после череды дней недомогания, я сделала тест и узнала, что беременна. Майк оказался вне себя от восторга, а Бардо, узнав об этой новости, едва ли не выпрыгнул из своих штанов. Карла в честь этого собирается вечером накрыть с девчонками огромным стол, едва ли не как в честь свадьбы.