Седые взъерошенные волосы неимоверно его старили, хотя в истории болезни значилось каких-то тридцать шесть лет.
Развяжите меня! почти приказал он.
Прошу вас, присядьте, игнорируя его просьбу, я указала Станиславу на стул.
Тогда вытрите мне бороду, взирая на санитаров, он попросил уже более спокойным тоном.
Крепкий парень снял с шеи полотенце и вытер больному лицо.
Только не говорите, что вы ее выписали?! пациент резал взглядом.
А что вас удивляет? Она, между прочим, уже давно ведет себя намного спокойнее вас! словно разговаривая с маленьким ребенком, я погрозила Станиславу пальцем.
Вы что, вправду не видели?
Что именно?
Как исказилось ее лицо?! неподдельно нахмурилася он.
Нет, мы ничего не видели, но вы нам можете рассказать. Возможно, в следующий раз мы будем более внимательны к мелочам.
Простофили! мужчина с надрывом выдохнул в сторону. Как можно быть настолько слепой?
Если продолжите без оскорблений, я буду вам крайне признательна
Да в ней же демон сидит! Вы чего, люди?! Ее привязать к кровати надо и вызвать батюшку, а не выписывать
Станислав поседел не зря. Он постоянно видел одержимых бесами людей и, будучи на свободе, даже пытался их изгонять. Когда его доставили в клинику, при нем были бутылки со святой водой, огромный серебряный крест и изображения различных святых. Он смог бы найти в наших стенах мир, вдали от шумных улиц и греховных падений. Однако оказалось, что, по его мнению, практически все душевнобольные одержимы нечистыми, и его нахождение среди бесноватых было самым неудачным (из всех возможных) стечением обстоятельств.
Посреди ночи раздался звонок.
Доброй ночи, Мария Павловна, Лукреция Дмитриевна Шульц ваша пациентка?
Да, что-то произошло?
Ее родители. Сорок восемь ножевых ранений, оба скончались на месте.
У меня похолодели руки.
Номер отделения, я еду
На четыре было назначено собрание. Оно не определяло судьбу Лукреции, ей вряд ли теперь светило покинуть стены больницы. Но оно определяло мою судьбу как практикующего врача-психиатра. Я не боялась потерять работу, но я изо всех сил пыталась понять, как такое могло произойти. Как вялотекущая шизофрения спустя всего неделю могла превратиться в параноидную. Как Лукреция могла нарушить все допустимые границы разумного и зарезать своих собственных родителей посреди ночи, пока те мирно спали. Затем она позвонила в полицию и чистосердечно призналась, рыдая в трубку и задыхаясь от горя.
Мария Павловна, вы готовы? Из министерства будут через 10 минут. Следователь уже приехал, сообщила ассистент.
Я хочу, чтоб на собрании присутствовал Станислав, мой пациент, произнесла я напряженно потирая лоб.
Но если он опять будет
Если будет опять, то уведем, перебила я. Та закивала головой и оставила мою дверь приоткрытой.
Перед глазами стоял вчерашний вечер. Я шла по тусклому коридору, наполовину выкрашенному в неприятный зеленый цвет. Нутро не покидало ощущение, что из высоких больничных окон за мной кто-то непрестанно следит. И даже крепкие решетки не в состоянии остановить этот невидимый пристальный взгляд. Он мог проникнуть куда хотел. В любое помещение, в любой уголок земли и в любую голову В любую душу. Мне стало не по себе. Я ускорила шаг. Была ли я верующей или атеисткой? Работая здесь, мне приходилось быть и той и другой. В медицине намного больше необъяснимого, чем непосвященный человек может себе представить. Начиная от чудесных излечений силой убеждения, заканчивая моментальным облегчением тела на двадцать один грамм, когда мозг умирает. Так вот, в психиатрии странностей гораздо больше, чем во всех медицинских отраслях вместе взятых. Больной душе невозможно дать таблетку. Точнее дать таблетку можно, но не стоит надеятся, что препарат фармакологической промышленности прониктнет в самую душу и излечит ее.
Тяжелые замки отворились, и я прошла в узкую палату. Поняв по мускулатуре лица, что Станислав притворяется спящим, я прошагала в конец комнаты и опустилась на одинокий стул. Глубокий вздох просигнализировал пациенту о моем желании начать разговор.
Не страшно одной в изолятор? Станислав не спешил открывать веки.
Если б я видела бесов, мне меньше всего хотелось бы делить с ними одну палату. Если б вы не вели себя буйно по отношению к другим пациентам, то были б сейчас в общей. Ну а если б не пытались изгонять из людей нечисть, ходили б на свободе.
Кто, если не я? Вы же настолько слепы, что ничего не видите.
Вы правы, я не вижу их лиц, но я вижу их труды. И мне приходиться с этим жить.
Он приподнялся на кровати.
Ваша пациентка кого-то убила?
Вам не составило труда догадаться исходя из моих слов или того, что вы в ней увидели?
Назовем это интуицией, улыбнулся Станислав. Довольно приятно улыбнулся.
А мне, как никогда, захотелось послушать подробности этого видения, и я инстинктивно постаралась придвинуть к Станиславу привинченный к стене стул. Он усмехнулся, я расплылась в улыбке, и напряжение между нами заметно спало. Невысокий и крепкий мужчина в серой пижаме сел на кровати и прислонился к стене. Теперь я видела его исключительно в профиль не имея возможности словить всех физиогномических изменений, если пациент намеревался соврать. Но отчего-то мне не особо хотелось копаться. Работая с ним без малого две недели, я еще ни разу не поймала Станислава на лжион искренне верил всему, что видел. Возможно, именно по этой причине в расцвет сил он сидел в одиночке психбольницы, седой словно старик.
Если в человеке бес, то, сосредоточившись на точке между бровями, можно узреть лик подселенца. Он появляется как наложение полупрозрачного снимка на человеческое лицо. Если в несчастном несколько бесов, то они сменяют свои обличияих жуткие лица меняются как слайды.
И я могу их увидеть?
Да, можете! Тем более вы уже поверили в их существование.
Но у вас не было времени сосредоточиться на Лукреции. Нескольких секунд в дверном проеме Неужели хватило?
Вы правы. Я их вижу по-другому. Для моего взора демоны искажают человеческий взгляд, говоря мне то, чего не говорят другим. Они чуют меня, знают, что я их вижу, потому не прячутся вовсе. Эта хрупкая девушка, онаон на несколько секунд замолчал, словно припоминая момент их встречи.
Я раздосадованно улыбнулась и опустила голову. Внезапно мой разум восторжествовал, и я перестала верить этой театральной попытке вспомнить Лукрецию. Он непременно должен был ее помнить, где еще этот чудак мог видеть обилие бесноватых, сидя один в четырех стенах.
Что вас смутило? мгновенно отреагировал больной. Он резко повернул голову и уперся в меня строгим взглядом.
Я уверена, вы помните Лукрецию, и без труда могли б воспроизвести свое видение, если оно, конечно же, не плод вашего воображения. Она последняя, кого вы видели за прошлую неделю из пациентов.
Станислав громко расхохотался, а вскоре сквозь смех добавил:
Пока вы будете считать веру чем-то ограничивающим ваше понимание мира, вместо того, чтоб расширять его, так оно и будет.
Я второй раз была смущена. Станислав атаковал с неожиданных сторон, и это заставляло мое сознание, словно тягучую ржавую телегу, медленно, неохотно, но все же катиться.
Лукреция далеко не последняя из одержимых, кто говорил со мной на этой неделе.
После этой фразы я сжала губы, пожалев, что пришла сюда. Но уже в следующее мгновение он произнес нечто, заставившее меня вновь опуститься на стул.
Далеко не все запертые одержимы. Так же, как и там, он махнул головой на дверь, найдется парочка подверженных демоническому влиянию.
К вам приходили посетители?
Нет, друзей почти нет, родные от меня отвернулись. Но Олежкин дьявол говорил со мной.
Санитар, работающий в этом крыле, некогда был переведен к нам из престижной частной клиники. Его практически уволили за жестокое избиение одного сложного пациента, но Олег смог найти связи и без записей в трудовой вернуться к работе у нас. В момент задержания он говорил, что ночью в него вселился сам дьявол и заставил делать то, чего он сам не желал. Позже парень отказался от своих показаний и практически чудом избежал наказания. Ко всему он не выбрал другую сферу деятельности, а снова пришел к психически нездоровым. Да, этот качок не был особо отзывчивым и милым человеком, но для работы в здешних условиях выдержка, физическая сила и опыт работы были куда важнее доброго нрава. Как Станислав мог узнать такие деликатные подробности жизни Олега? Как знать, возможно, тот сам поведал ему. Тем не менее, мой интерес к разговору получил некую подпитку, чтоб снова разгореться.