Два года прошло со времени нашего недельного романа, но душа болела. Я не мог себе простить, что тогда побоялся Физички, погнался за призрачными обещаниями, оттолкнул девочку. Где сейчас Физичка? Где ленинский Комсомол? А боль осталась.
Когда встретил Майю, надеялся, что новый роман поможет забыть школьное сумасшествие. Поначалу так и случилось. Однако Майино равнодушие и неприкрытый расчёт возвращали сердце к прошлому, не сбывшемуся, а потому идеальному. Перед сном я всё чаще вспоминал Аню, порою Алевтину Фёдоровну, а Майин образ растворялся бесплотным фантомом. Я уже перестал верить, что когда-нибудь что-нибудь между нами произойдёт.
И вотона согласна! Сумасшедший мир обретал порядок.
Майя проявилась телефонным звонком ещё в новогоднюю ночь. Поздравила и пожелала в наступающем году продолжения наших отношений (мир окончательно становился разумным!). Первого января опять звонила, но к себе не приглашала. Пригласила второго, под вечер.
Я догадывался о сути новогоднего сюрприза, потому воскрес, принялся нетерпеливо мыться-бриться, оделся в праздничное. Не каждый день Снежная королева зовёт в ледовый дворец. Взял подобающие вино и конфеты, забежал на базар за цветами. В надвечернем сумраке появился у Майиных дверей.
Майя встретила сияющая, как новогодняя ёлка: в розовой блузке, серой юбке-плиссировке до колен, темных капроновых колготках.
Пока я стаскивал верхнюю одежду, разувался, проходил к накрытому столу, Демон предвкушал обещанные утехи, прибавляя к давешним фантазиям новые, с поправкой на колготкищемящее хотение из детских грёз.
Однако Майя умело парировала мои намёки, переводила в шутку, игриво не понимала. Выскользнув из объятий, пригласила за кухонный стол, где пришлось поднимать бокалы за новый год, за успехи в учебе и за любовь.
Достаточно насмотревшись на глянцевые коленки и нежную бретельку лифчика, которая проявлялась на плече, я решительно пересел к девушке, взял за руку. Майя увернулась, поцеловала в лоб и загадочно попросила ожидать десять минут, а затем идти по коридору, в её комнату.
Упорхнула, колыхнув подолом, на мгновение приоткрывая бёдра, которые так скоро станут доступными, зацелованными, моими.
Посмотрел на часы. Секунды растянулись, вмещая троекратную пульсацию в напряжённом естестве. Минутная стрелка застыла на восьмёрке и не могла оторвать навершие от знака бесконечности.
Сейчас между нами случиться Только бы не разделасья сам хочу её раздеть. Посажу на колени, проберусь
Стрелке оставалось одно деление до десяткисимвола завершённости. Нет числа выше его, и всё десятое имеет нечто божественное, писал Корнелий Агриппа. Моя завершённость ждала меня в нескольких метрах по коридору, за богатыми, ручной работы, дубовыми дверями.
Пора!
В три шага пролетел разделяющее пространство. Распахнул двери. И замер непослушной женой Лота.
Посреди освещённой тремя свечами комнаты стоял разложенный диван, осыпанный лепестками роз, гвоздик и прочей флористикой. В центре икебаны, определяющей син, бездвижно лежала голая Майя, замотанная в прозрачную кисею, из-под которой смутно проступали девичьи тайны.
Демон уныло вздохнул и юркнул в нору.
Ты чего?
Иди ко мне, прошептала Майя, кутая лицо в кисею.
Сама придумала?
Нет. Читала, что в первый раз ЭТО нужно делать среди цветов, после бокала шампанского. Шампанское на тумбочке.
Зачем говорить! Зачем что-то объяснять.
Страсть моя в одно мгновение растаяла. Будто провели перед лицом стаканом родниковой воды, а потом протянули липкую пиалу растворённого «Yupi».
Демон окончательно издох.
Нужно доиграть глупую роль. Я прикрыл дверь, прошёл в комнату. Осторожно присел на краешек дивана, чтобы не раздавить ошмётки умирающих цветов.
Майин сюрприз не удался. Сюрприз был бы там, на кухне, на столе, со спущенными за колени колготами и юбкой, завёрнутой на спину.
Больше мы не говорили, если не считать моего угуканья на Майин вопрос, люблю ли её. Такуюне люблю. И не хочу.
Я неспешно разделся, аккуратно сложил джинсы, повесил на стул. Стянул свитер, расправил, примостил на джинсах.
Полез на холодное тело.
Кисею откинуть не позволила, лишь слегка приоткрыла подобающее место.
После поочерёдного душа, растерянные и понурые мы сидели на кухне, пили чай.
Не о том я мечтал пустыми холостяцкими ночами.
Тебе не понравилось? виновато спросила Майя.
Как в кино.
Что ей сказать? Что удовольствие не в хорошо придуманном сценарии. Готовилась же, шампанское везла из Киева, цветы потрошила. В Майином понимании ВСЁ должно было произойти именно так. И не её вина, что не люблю я устланной лепестками фальши. Мне милее обветренный сарай, в котором мы с Аней спасались от дождя.
Вот именно, как в кино. Красиво и романтично, согласилась Майя, плотнее кутаясь в длинный халат. Недавнее обретение независимости тепла в батареи не добавило.
Да. Красиво и романтично.
Тогда почему недовольный! Я старалась.
Спасибо. Всё хорошо. Но не по-настоящему.
Так должно быть! ПЕРВЫЙ РАЗ бывает раз в жизни! рассердилась Майя. А ты хотел как гопник с двоечницей в парке, на скамейке? Приличным девушкам так нельзя.
Ничего не ответилна душе тошно. Я не смог оценить жертву, а загадка Снежной королевы разрешилась настолько просто, что больше её не хотел.
Но онамоя девушка. Её нужно хотеть и мечтать о ней. Возможно жениться придётся. После случившегося она меня не отпустит. Очевидно, для того и был поставлен этот спектакль.
Я поднялся из-за стола, подошёл к Майе сзади, обнял за плечи, поцеловал в макушку.
Дёрнула плечами, попыталась освободиться. Не отпустил.
Всё хорошо. Я был немного не готов к такому
НЕ-ГО-ТОВ! передразнила Майя. А когда на кухне сиделиглазами ел, прямо там Я же чувствовала!
Там и нужно было.
Извращенец! огрызнулась девушка, высвобождая плечи.
Не отпустил.
Вздохнула недовольно. Маленькая, обиженнаясовсем не деловая, какой её не люблю, даже, боюсь.
Все мужики одинаковы! сказала Майя, смирившись с объятием. Я-то думала, что тыромантик, поэт
Гениальностью и ничтожеством отмечена природа человека.
Что?
Булгаков.
Который «Мастера и Маргариту» написал? Михаил Афанасьевич?
Нет, который «Свет невечерний». Сергей Николаевич.
Не слышала, вздохнула Майя. Вот ты, такой умный, а с девушками обходиться не умеешь. Почему не поцеловал тогда, в комнате. Я же боялась, лежала, как мёртвая.
Потому, чтоответил, чувствуя, как оживает Демон. Вот такую её люблю.
Решительно, без всегдашнего страха, следуя едва уловимому шевелению мохнатого чёрта, я разомкнул объятия, взял сидевшую девушку под мышки, поставил на ноги, повернул лицом к кухонному столу.
Ты чего? пискнула Майя, но не упиралась, заворожённая нахальством.
Я молчал.
Цапнул решительной рукой за шею, властно нагнул (как Алевтина говорила: упереть головой в книжную полку), закинул подол халата Майе на голову.
Стол натужно скрипнул, шатнулся. Стаканы с недопитым чаем дружно грохнулись, разлетелись брызгами ледяных осколков.
Майя была без трусовне успела одеть после душа. Мелькнула молочно-белая попка с двумя прыщиками на левой ягодице и розово-узорным отпечатком складок халата. Открылась тонкая талия, стройная спина с родинкой меж лопаток. Совсем недавно, под кисеёй, этого не заметилтогда было безразлично. А сейчас
Дурак! Я так не могу! взвизгнула девушка, пробуя вывернуться.
Куда ейтрепетной ланипротив уверенного в своём праве сатира, за которого думает окрепший, похотливо вздыбленный приап.
Продолжая насилие над Майиной личностью, движением колена раздвинул её ноги, дотронулся к недоступной (теперьдоступной!), сильно сжал в горсти, разъял, запустил пальцы в горячую глубину. Девушка вздохнула, выгнула спину, но уже не брыкалась.
Уходи! Видеть тебя не могу! выдохнула Майя, брезгливо вытирая попку кухонным полотенцем. Не зло сказаласмущённо.
Утёрлась, опустила халат. Не поднимая глаз, вышла из кухни. Хлопнули двери ванной, через минуту зажурчал душ.