Почему мне так больно, если я в порядке?
Что болит?
Наверно голова, я же головой ударилась. Это сон. Или я умерла.
Ты не спишь. И ты не умерла, иначе мы были бы в другом месте.
Где твоя жена?
А где твой муж?
«Я замужем? У меня вообще есть кто-то? Всему этому должно быть какое-то простое объяснение. Застряла ночью в лесу с каким-то сектантом», она согнулась и положила голову на колени. Её нежные непослушные волосы струились по его пальцам. На секунду он ощутил терпкий запах цветочного поля. Они плывут по нему, не касаясь земли. Держа её руку, блуждая в её глазах, чувствуя её улыбку, он был самым свободным. Свобода, которая приходит, когда ты разгадал сложную загадку, раскрыл глубинный секрет, ты один знаешь ответ на главный вопрос, и ничто из существующего не может разъединить тебя с этим знанием.
У меня был мужчина, она подняла голову, спокойная и отстранённая. Он точно также гладил меня по голове. Я всё время задавала себе два вопроса: чем я заслужила право испытывать такие чувства? И когда это всё закончится? Нет, я не боялась, что он меня бросит или что-то пойдёт не так. Я ждала этого. Мне было больно рядом с ним. Я так сильно хотела его только для себя, что почти потеряла связь с реальностью.
Он знал, что в этот раз все будет по-другому, ещё когда она только вылезла из разбитой машины. Но он был не готов, всё шло не так. Почему он не может всё исправить?
Я больше не могла быть с ним, мне не было места в этой близости.
Он выпрыгнул из машины и побежал через парковку.
Стой! Я никогда он уже не слышал её, голос прошёл насквозь.
Его выдернуло из воздуха.
Они едут за город, она рассказывает о каком-то месте в Норвегии, где в небе по ночам мерцают странные огни, которые ни один учёный не может объяснить. Приближается свет одинокого придорожного фонаря.
Ты чего? она смотрит на его серое мокрое лицо огромными обеспокоенными глазами.
На минуту он потерял сознание: «Ничего, в следующий раз все получится, как надо».
Я так виновата, прости меня, слышишь, прости, пожалуйста, только не оставляй меня одну.
Её черные стеклянные глаза сливались с ночью. Непрекращающийся шёпот едва можно отличить от шума ветра. Ему хорошо и спокойно, как будто они одни в этом моменте, и ничего нет за пределами их машины. Он ухватился рукой за скользкую, торчащую из шеи, ветку.
Всё будет хорошо, тебе помогут, это всё моя вина, прости, прости, прости, продолжая нашёптывать, она вывернула сумку и перебирала предметы в поисках телефона.
Он хотел сказать, что виноват как раз он. Это он не мог смириться с тем, что мир продолжит своё существование без него, что она продолжит жить дальше и постепенно забудет о нём. Или будет до конца жизни прокручивать в голове их время и захлёбываться чувством вины. Или уйдет в химозную кататонию, и вспышки памяти будут изредка возвращать её в искусственный ад.
Но всё это будет без него. Он исчезнет даже для самого себя. Он выбрал бы этот грязный хаос вместо пустоты в несуществующем измерении. Он готов застрять в этой больной минуте навсегда, лежать здесь среди осколков и наблюдать за её чёткими движениями, слушать её размеренный шёпот, чувствовать, будто нужен и любим.
Сердце заколотилось, усилив кровотечение.
Помочь ей освободиться от боли, простить себя, отпустить его и жить дальше с лёгким притягательным оттенком печалиэто не то, чего он хотел.
Остаться здесь без ответов и возможности говорить, без права на светлое желание, вечно мучить себя, доводя до безумия, чтобы когда-нибудь через множество неизмеримых дней сгореть под тусклым фонарём, превратиться в этот ветер, уйти в лужу, и всё равно мусолить воспоминание о её первой улыбке только для него. Так не должно быть.
Листья на дубе застыли, фонарь не скрипел, её голос стал чистым.
Его нет, телефона нет, она положила руку на его мокрую от крови грудь.
Ему потребовалось несколько секунд, чтобы как следует сжать ветку и выдернуть её из шеи.
Боль ушла, вылилась на его белый свитер, на асфальт, на дрожащее пятно под фонарём, видимо добралась до пса и смешалась с осенним воздухом.