Добрый день. Вас беспокоят по поводу покупки дома, очень вежливый, интеллигентный, вкрадчивый голос.
Да-да, я вас слушаю.
Меня зовут Владимир.
Модест.
Ок. Дом кирпичный, все коммуникации подведены?
Да, полный комплект.
Хорошо. Я правильно понимаювы в нём не живёте?
Угу. Да.
Надо посмотреть. Когда сможете показать?
В эту субботу вам будет удобно?
Да, Модест, вполне. После обеда, часов в семь.
На том и порешили. В субботу я и Настя выехали в деревню Ножницы. Ехали по Щелковскому шоссе: утренние пробки дачников к шести вечера рассосались, и мы спокойно проехали до моста через МКАД, там нам пришлось совсем чуть-чуть поскучать, и дальше путь был открыт. На радостях я нажал на педаль газа и расплата за моё "лихачество" не заставила себя долго ждать. За поворотом на Балашиху нас остановили. Я совсем забыл про этот стационарный пост ДПС и слишком поздно снизил скорость. Затормозил я немного дальше поста. К нам неспешно, походкой повелителя мира, подошёл полицейский. Молодой, холёный, но уже успевший набрать с десяток лишних килограммов. Пока он к нам шёл, у меня с Настей произошёл следующий разговор:
Модя, мы можем опоздать на встречу, с упрёком заявила мне жена.
Блин, ну я в чём виноват? Я не нарочно, наоборот, хотел успеть на встречу. Это же она сама долго копалась, красилась, собиралась и мне поэтому пришлось ехать быстрее.
Милая, что я могу поделать? Штрафне тюрьма.
Да, но мы теряем время.
Сдалось ей это время. Покупатель, если что, сможет и подождать. На дороге всякое бывает, должен понять. Я хотел ей ответить, выразить раздражение по этому поводу, но рот мне заткнул стук жезла в окно. Я нажал на кнопку, стекло опустилось вниз. Настя меня завела, остыть я не успел и вместо заготовленной сначала улыбки, я довольно неприязненно взглянул на постового. Он это заметил. Чёрт, не совсем хорошее начало.
Добрый день. Сержант Востриков, он отдал честь. Вы превысили скорость. Предъявите документы, пожалуйста, я передал ему бумаги. И страховку.
Там есть. В кармашке, после ПТС.
Я вижу, полицейский хмурился, внимательно рассматривал документы, тянул время.
Сержант, извините, я спешу, нельзя ли побыстрее, не сдержался я. Зачем?
Поспешай медленно. Слышали такую поговорку. Вам придётся со мной пройти на пост.
Этого ещё не хватало. Начнётся сейчас нудота на полчаса.
Слушайте, может, решим на месте. Мы с женой действительно очень спешим.
Сержант похлопал книжками документов по внешней части ладони левой руки и заявил:
Там разберёмся.
Вынеся вердикт, он повернулся и собрался уходить, не желая дальше слушать мои жалкие доводы. В этот самый момент в разговор встряла жена. Она открыла дверь, вылезла из автомобиля и окликнула полицейского.
Эй! Послушайте, господин полицейский.
Сержант застыл, не успев сделать и шага, развернулся и посмотрел на Настю. Но слушать оказалось нечего. Она ему так ничего не сказала. А сержант Востриков постоял секунду другую и вернувшись к моей дверце отдал права, приложил ладонь к фуражке, пожелал доброго пути:
Всё в порядке. Можете ехать. Внимательнее на дороге.
При передаче мне им документов, я хорошенько смог рассмотреть его глазапустые, выкаченные, как у пластмассовой куклы. Ясное дело, он находился под гипнозом и действовал на автомате.
Я завёл машину и, ни слова не ответив на пожелания сержанта, тронулся с места. С женой я обсуждать случившееся тоже не стал. О чём говорить? И так всё понятно.
Вышло так, что спешили мы напрасно. Покупатель так и не явился. Его телефон не отвечал, хотя звонок проходилгудки я слышал. Прождав его до девяти, мы решили отправиться в обратный путь. Сели в салон автомобиля, я повернул ключ зажигания. Раздался тревожный звук"Трух тух тух тух тух". Мотор кашлял, перхал, но заводиться не желал. Я предпринял ещё одну попытку.
Что за хрень!
Попробуй ещё раз, спокойно посоветовала Настя.
Я попробовал раз и другой, и третий, и двадцать седьмой. Машина заупрямилась и отказывалась уезжать. Я пошел, открыл капот. Вроде всё нормально. Вернулся в салон, проверил приборы и нашёл причинуаккумулятор сел Он не мог сесть. Мы проехали от нашего дома до дома деда порядка ста километров и он, по идее, всё это время подзаряжался. Но как говорится: факты упрямая вещь.
В багажнике есть зарядка, обратился я к Насте. Часа четыре нужно, чтобы он восстановил заряд.
Я не хочу здесь находиться.
Знаю. К сожалению, других вариантов нет. Переночуем, а завтра утром уедем.
Давай, такси вызовем.
Да ты что? Как я машину-то брошу? И вообще не уверен, что сюда кто-нибудь в такое время поедет. Одиннадцатый час. И предвидя её следующее предложение, сказал: В деревню тоже идти не вариант. Там одни конченные живут. Нас не поймут.
К этому времени на дворе совсем стемнело. Мы сидели в тёмном салоне автомобиля и пререкались. В конце концов здравый смысл победил, и мы переместились из машины под крышу дома. Внутри жилища колдуна сохранялась своя особая атмосфера. Само собой затхлый воздух (уезжая, мы плотно запечатали все окна и двери), жара (дом хорошенько нагрелся за жаркий летний день), но и особая тишина, тьма, расползшаяся по углам, из которых её и свет электрических ламп не мог полностью изгнать и, конечно же, едва заметный запах библиотечного тлена.
Спать будем здесь, безапелляционно заявила Настя. На второй этаж подниматься не будем.
Я согласился. Не будем, так не будем. Чего я там не видел? Участвовать в экскурсии по местам смерти, особенно по ночам, не моё хобби. К таким вещам я на удивление не любопытен. И здесь на первом этаже знаков, говорящих о относительно недавнем пребывании покойника в доме, хватало. Все зеркала, а их в доме было не мало, оставались завешаны тряпками. И мне почему-то не хотелось их снимать. Возможность прикоснуться к ним и то пугала. Поэтому я тем вечером чистил зубы, не наблюдая в отражении свою поднадоевшую мне за двадцать восемь лет жизни физиономию. Вот и ещё один, второй повод завтра не бриться. Первый это отсутствие у деда в запасниках безопасных бритв, как оказалось (я все шкафчики в ванной перерыл), он предпочитал соскабливать лишнюю щетину бритвой опасной. Бриться ей после того, как он (мертвец) прикасался к ней, казалось мне нечистоплотным кощунством. И хотя я привык быть гладко выбрит каждый день, один раз придётся изменить хорошей нужной привычке. Ничего, потерплю. Один раз не пидо*аз.
Еды у нас с собой не было. Кто знал, что так всё сложится? (Кстати, меня удивило, почему жена ничего не почувствовала, ей я ничего не сказал и всё же. Или она не могла. Может быть, в этом случае, её таланты что-то блокировало?). Поэтому спать мы легли голодные. Разложив диван и расстелив бельё (Настя сходила куда-то в район кухни и вернулась со стопкой одеял, чистых простыней и пододеяльников), мы легли.
Свет не выключай, попросила она меня.
Настюш, я так не засну. Давай я выключу верхний, а ночник оставлю.
После некоторых колебаний она согласилась. Она вела себя так, будто действительно верила в не умершего, затаившегося где-то поблизости деда Игната. Мне такие сантименты были чужды, но недооценивать силу фантазии женщины, обладающей паранормальными талантами ведуньи, я не собирался. Ясно, что для неё ночевать в доме, где её на фоне нервного истощения посещали галлюцинации, было тяжело, страшно. Понимая это, я попытался её обнять и прижать к себе. Настя мягко, но настойчиво отстранилась, отказалась от моих охранных услуг. Её кожа показалась мне ледяной. Никогда раньше от неё не исходил такой холод. Лёжа на спине, уставившись в потолок, она замерла в ожидании. Мне же очень хотелось спать и это желание с каждой следующей секундой наливалось свинцом, туманя разум и спихивая его в пропасть сновидений. Так я и заснул. Последнее что я видел в реальности, была моя жена, неподвижно, словно мёртвая, лежащая рядом со мной.
Не знаю сколько я спал: по-моему, не больше двух часов. Разбудило меня чувство нарастающего беспокойства, распространяющегося ордой кусачих муравьёв от копчика, далее по спине, накидывающее петлю на сердце и наконец незваной трясучкой проникающее мне в мозг. Накал лампы в ночнике достиг критического уровняспираль еле тела. Самая большая, главная комната первого этажа будто скукоживалась в размерах, сжималась. Вещи, лежащие, стоящие у стен (стулья, столик, наша одежда на них), и сами стены растворялись в накатывающем мраке. Лампа ночника неожиданно подмигнула. Настя уже не лежала, вытянувшись на спине, она за эти два часа моего сна успела повернуться на бок и теперь я мог лицезреть лишь её спину. Бархатистая кожа, белые лямки бюстгальтера врезались в неё беспощадными лентами, сжимая в бездушных объятиях мою родненькую, волосы сбились на сторону, открыв изгиб шеи с трогательным невесомым пухом на ней и неловко выпирающий в мою сторону локоток. Прилив нежности захлестнул меня, на мгновение изгнав из сердца тревогу. Но сейчас же я испугался сильнее прежнего. Мне показалось (да что там, я был совершенно уверен)моя Настя не дышит. Ага, неужели она Боясь, дрожа, я, всё же пересилив себя, вцепился в её плечо. Трясти я жену не стал, мне было этого мало, хотелось выяснить всё быстрее, и поэтому повернул её рывком к себе. Сморщенное в печёное яблоко лицо, ввалившиеся, словно сдувшиеся, глаза прикрыты коричневыми веками и борода. Борода с жёлтыми клочками венчала эту невозможную конструкцию сатанинского коллажа. Я смотрел в лицо умершего почти год назад деда Игната.