А как же антилогика? он услышал знакомый стылый смешок, и в его глазах появилась искренняя тоскавыдерживать вторую атаку Виталию вовсе не хотелось. Как же ваши теории, мол
Это была не моя теория, а Маринкина. Я блин, ты своим представлением все испортила! Ты же этому гаду на руку сыграла! Он не хочет, чтобы мы тебя слушали. Мне кажется, он по какойто причине не хочет, чтоб мы поняли, где находимся. А ты ведь знаешь?
Не совсем, я просто
Я догадываюсь, а ты уже знаешь ты успела все систематизировать, не так ли. Тебе ведь это проще это ведь твой жанр. Аля, я знаю, что ты никого не убивала.
Да ты что?! скептически произнесла она. И откуда же?
Некоторые вещи просто знаешь.
Его лицо внезапно стало очень серьезнымсерьезнее, чем когдалибо, и внезапно она поверила ему, и это напугало ее до полусмерти. Если он это точно знает, то потому, что точно знает, кто на самом деле убийца? То есть, он? Потому что человеку не верят просто так. Для этого должны быть причины. Всегда должны быть причины. Особенно здесь.
Уходи!
Без тебя я отсюда не уйду! Пойдем со мной. Если с мечом тебе спокойнейоставь его себе. Но ты должна вернуться к нам, иначе убийцей будут считать тебя.
Мне на это наплевать!
Да тебе на всех наплевать! Они переведут на тебя все стрелки, расслабятся, а ему как раз этого и надо! Неужели ты этого не понимаешь?! Раз им будет спокойней, если они узнают о твоем прошлом, расскажи им! Тогда они станут слушать и остальное
Я не могу!
Виталий сделал шаг вперед, и острие меча коснулось его майки. Алина вздрогнула, и ее рука чуть дернулась.
Не можешь сказать всемскажи мне! Одному рассказать проще, чем толпе!
Не в этом дело! она жалко улыбнулась, стараясь не шевелить рукой. Знаешь, нет худшей клетки, чем в голове. И мне кажется, у моей клетки нет дверей Думаешь, я ничего не понимаю?! Не понимаю, что продолжать делать какие-товыводы для меня равносильно самоубийству?! Ради чего?! Ради вас?! Ради истины?!.. о, господи! И отправиться в холодильник?! Я никогда не верила людям, заявляющим что они смерти не боятся. Смерть ведь состоит из многих вещейиз боли, из неизвестности, из потери целого мира, из конца времени, из невозможности больше что-то делать или сделать, из людей, которых больше не суждено увидеть, из сознавания того, что тело, которым ты так гордишься, будет становиться все уродливее и уродливее, гнить, распадаться и тебя в нем уже не будет Хотя бы одной из этих вещей невозможно не испугаться.
Многих ли боишься ты?
Я боюсь смерти, глухо сказала Алина. Я боюсь Но еще больше я боюсь того, что окажусь права, и на самом деле
Что?
Алина покачала головой, и Виталий понял, что больше она не скажет ни слова. Ее глаза снова начали застывать, волнение и страх на лице стали покрываться инеем равнодушия.
Ты забыла еще одну вещь. Он убивает тех, кто хотя бы на мгновение выпадает из поля зрения. Если ты останешься здесь, он убьет тебя. Он хитрый Он убьет тебяпонимаешь?! Черт возьми, упрямая баба, если ты не пойдешь со мной, я выволоку тебя за волосы!
Если ты попробуешь это сделать, я убью тебя!
Так валяй! вдруг почти весело сказал Виталий и резко шагнул вперед, и на этот раз она, не ждавшая этого, не успела среагировать, рука отдернулась слишком поздно, и острие меча успело разрезать его майку и глубоко прокололо кожу на груди, и по белой ткани мгновенно расплылось яркоалое пятно. С губ Алины сорвался испуганный возглас, пальцы разжались, и меч кувыркнулся из ее ладони, стукнув о пол. Она подскочила к Воробьеву, дрожащие пальцы вжимались в испачканную майку, комкали ее, пытаясь остановить кровь.
Господи прости меня боже мой!.. сейчас
Да ну, царапина! Виталий улыбался, не препятствуя ей. Брось. И кровьто уже не идет.
Ты дурак! плачуще выкрикнула Алина, несильно хлопнув его ладонью по плечу. Зачем ты это сделал?!.. дурак!
Зато эффективно. Ничего другого в голову просто не пришло.
Алина качнулась назад, ее испачканные кровью пальцы сжимались и разжимались, комкая воздух. Виталий покосился на лежащий на полу меч, острие которого влажно блестело, Алина посмотрела туда же, тут же осознав, что у Виталия было очень много времени и возможности поднять оружие или отшвырнуть его ногой в дальний конец комнаты. Но меч все лежал себе на полу, и Виталий почти сразу же отвернулся от него и молча протянул ей правую руку раскрытой ладонью вверх. Серосиние глаза внимательно и вдумчиво смотрели на нее, и казалось, что кто-то в них с дружелюбной усмешкой манит к себе пальцем.
Но я ведь видела его лицо в окне!
Взгляд был не его, словно кто-то чужой смотрел его глазами и неумело улыбался губами, которыми еще не умел толком управлять
Я был на лестнице третьего этажа, когда услышал твой крик, побежал наверх, и никого мне навстречу не попадалось! Особенно его
Не мог же он телепортироваться!..
Я не отпущу. Только не дергайся.
Алина перевела взгляд на кэн, снова взглянула на приглашающе раскрытую ладонь, потом осторожно протянула руку и легко коснулась ее, готовая в любой момент отдернуть назад, словно эта ладонь могла обжечь, а потом внезапно вцепилась в нее с обреченным стоном утопающего, ухватившегося за подвернувшийся акулий хвост.
Ну, вот и славно, произнес спокойный голос у нее над головой. Обещаешь в ближайшее время больше не заниматься по мне художественной резьбой?
Дурак! повторила Алина, а потом, наверное, поскользнулась или просто пошатнулась, потому что вдруг отчегото уткнулась лицом в его майку, терпко пахнущую кровью, потом и, почему-то, апельсинами. Его ладони успокаивающе легли ей на плечи, потом легко, но настойчиво отстранили.
Эй, эй! Измажешься, тогда тебе, рыжик, припишут еще и вампирские наклонности.
Алина вытерла ладонью мокрую щеку и тускло посмотрела на испачканную кровью кожу.
А у тебя правда дома живут чау-чау?
Две штуки. Цезарь и Мэй, он улыбнулся и улыбка была теплой. Когда выберемся отсюда, обязательно познакомлю Ты говорила, тебе двадцать три?
Не припоминаю.
Виталий усмехнулся, но Алина не ответила на его смешок, внезапно как-то вся сникнув и потускнев, съежилась, точно от холода, шагнула назад и опустилась на кроватьмедленномедленно, точно страдающая радикулитом старушка.
А было пять, она покачала головой. Да, именно так.
Виталий присел на корточки возле кровати, свесив руки между разведенных коленей и глядя на неевнимательно, но не в упор, чтобы взгляд не резал, подождал немного, потом негромко спросил:
Что же случилось?
Алина, не поднимая глаз, сказала:
Когда мне было пять лет, я видела, как изнасиловали и убили девушку. В полуметре от меня. Это было она передернула плечами. Я часто бегала играть на пустырь, через дорогу тогда там еще не было свалки и автостоянки, а были холмы, зеленые холмы, весной покрывавшиеся цветами, а среди них был овраг, в стенах которого было несколько пещерокмаленьких, в них мог бы с удобством разместиться только ребенок. Снаружи они зарастали длинной травой, так что в них был таинственный полумрак, и со стороны их совсем не было видно. Я любила играть в них у меня были куклы из цветов и спичек а иногда удавалось стащить у деда шахматных коней, чтобы устраивать рыцарские поединки или романтические прогулки или она отрешенно улыбнулась. Там был целый мир в этих пещерках, волшебный, мой собственный мир А однажды, ранним вечером туда пришли они трое Я не помню их лиц, я не знаю, сколько им было лет помню только голоса вроде бы, молодые голоса Они шли очень быстро и смеялись, и с ними была девушка, но она не смеялась и идти не хотела, и они тащили ее, они очень торопились, и все время называли ее "коза". Она крикнулаодин раз, но ее никто не услышалдорога была далеко, ходили по ней в это время редко Только я услышала Они бросили ее на землю, порвали на ней одежду, заткнули ей рот ее же кофтой и начали по очереди на нее забираться Тогда я не понимала, что они делали но видела, что ей было очень больно Я сидела в своей пещерке и сквозь травяные заросли видела ее запрокинутую голову видела ее лицо видела, как она плачет Ее глаза почти все время были закрыты, но иногда она открывала их и смотрела прямо на меня, хотя я сидела за травяными стеблями, сжавшись в комок, и даже не дыша. Сколько лет я все думаю о томвидела она меня тогда или нет
Алина по-детски сунула в рот ноготь большого пальца, и чуть прикрыла глаза. Комната словно бы начала разрастаться, растягиваться, а сама она становиться все меньше и меньше, и вокруг запахло сырой землей и прелыми корнями, кровать вдруг свернулась вокруг кольцом с неожиданной гибкостью и превратилась в пещерку, а перед глазами встала свежезеленая трявяная занавесь, и рассеченные длинными стеблями широко открытые глаза, смотрящие прямо на нее. Она не слышала свой голос, звучащий в том мире, в этом она сидела не дыша и боясь проронить хоть малейший звук, здесь звучали чужие голосавысокие, задыхающиеся, захлебывающиеся, и видела согнутые спины в легких куртках, затылки, руки с обломанными ногтями, чувствовала странный резкий запах, похожий на спиртовой Возможно, ей нужно было только закричать, чтобы все прекратилось. Только лишь закричать Но она сидела молча, оцепенев от страха, слыша, как бьется ее сердце и отчаянно боясь, что и те, другие, тоже услышат этот стук. А потом в руке одного из них появился ножнож с пластмассовой зеленой рукояткой, наполовину замотанной изолентой и с тигриной мордой на зеленой пластмассе. Его рука держала нож как-то странно, между средним и указательным пальцами, очень близко к лезвию. А потом она вдруг резко метнулась вниз и слева направо под задравшимся девичьим подбородком, лезвие распороло натянутое горло, и оно раззявилось страшной густокрасной щелью, в сторону ударил тугой фонтан крови, оседая на стеблях травы на соседней стенке оврага тяжелыми тягучими каплями, и Алина вонзила зубы в свой кулак, чтобы не закричать, глядя на огромную рану, на дергающиеся в глазницах глаза, полные ошеломленной боли, на вздувшийся над губами большой кровяной пузырь. Двое остальных что-то испуганно загомонили, но она не разбирала слов, а третий, странно и страшно ухая, полоснул по горлу еще раз и еще, словно проверял остроту своего ножа, и кожа и мышцы послушно расступались под лезвием, из раны вылезли какие-тосырые трубки, а потом Аля зажмурилась и уже не смотрела, хотя и сквозь веки чувствовала сверлящий, обвиняющий взгляд уже мертвых глаз. В воздухе стоял резкий медный кровяной запахсовсем непохожий на тот, что витал в кухне, когда мать разделывала говядину. Она слышала удары, слышала уханье и ругань и зажмуривалась все крепче, думая, что это не кончится никогда. Ее пальцы сжимали и комкали раздавленное тельце желтой одуванчиковой куколки с кокетливой белой пушистой шляпкой.
А потом двое других оттащили третьего. Судя по звуку, один его даже ударил и продолжал бить, пока другой поспешно выливал что-тоона слышала бульканье, но посмотреть так и не решиласьоткрыла глаза только тогда, когда услышала потрескиванье, почувствовала жар, и в ноздри ей полез жуткий сладковатый запах горелого мяса и жженных волос.
Аля не сразу смогла заставить себя уйти, хотя овраг уже опустел, и только на дне продолжал гореть страшный костер. Она боялась, что те трое стоят где-то рядом и смотрят вниз, дожидаясь, пока она вылезет, чтобы и ей располосовать горло. Но потом она все же выбралась наружу, и никто ее не схватил, и тогда она побежала домой так быстро, как не бегала никогда в жизни, а дома залезла с головой под одеяло и просидела там до тех пор, пока за ней не пришла мать.
А потом были бесконечные недели ночных кошмаров, где к ее горлу тянулась рука с обломанными ногтями и ножом с зеленой пластмассовой рукояткой, а потом появлялась онабезликая, в разорванной одежде, с полуотрезанной головой и задавала ей один и тот же вопрос:
Почему ты не закричала?!
Что ей было ответить?
Она так никому ничего и не сказала, хотя хотелось много разчтобы пожалели, успокоили и главное, убедили бы, что она ни в чем не виновата. Каждый раз открывая рот для признания, Аля вдруг почти видела, как после этого знакомое лицо вдруг на глазах преображается, искажаясь гримасой отвращения и осуждения.
Почему ты не закричала?
Пятилетняя Аля закрыла глаза и тут же снова открыла ихвокруг опять была комната, и она по-прежнему сидела на кровати, и было ей двадцать тривысокая гора, с которой прошлое опять казалось успокаивающе крошечным. Она почувствовала, что ее ладонь опять прилипла к горлу, и подумала о том, что лучше бы ее убрать, и рука тотчас же послушно поплыла вниз с непривычной покорностью, и Алина не сразу с удивлением осознала, что делает это не самаруку тянут чужие пальцы, и она им это позволяет.
Виталий, уже сидевший рядом, на кровати, положил ее ладонь на свою и прикрыл сверху другой ладоньюосторожно, словно бабочку.
Их нашли?
Она покачала головой и тут же подумала, что ей давным-давно следовало об этом кому-то рассказать. Стало внезапно легкоудивительно легко.
Нет. Никогда. А ее звали Оксана Щеглова, ей было семнадцать лет. Я узнавала потом
Это страшно, Аля. Очень страшно. И не всякий взрослый такое бы выдержал, а ребенок
Я могла бы ее спасти. Если б я крикнула, меня могли бы услышать они могли бы испугаться убежать. У меня был очень громкий голос. Но я испугалась я не
Господи, глупая, и ты мучаешь себя этим столько лет? В ее смерти нет ни крошки твоей вины, ты ведь была пятилетней девчонкой. И если б ты крикнула, очень мало вероятности, что тебя бы кто-то услышал, а если и услышал, то ничего бы не понял. А вот они тебя, скорее всего, тоже бы убили. А может, и хуже
А может и нет. Теперь этого никак не узнать, Алина пожала плечами, глядя на его ладонь, прикрывавшую ее. Она была теплой, уютной. Знаешь, иногда мне кажется, возможно они и не были пьяны или под наркотой все это больше походило на какойто безумный вирус. Вирус, который пожирает всеи душу, и разумчеловек просто исчезает. Кошмарный инфернальный вирус.
Кто знает, может и так. Наверное, такой вирус действительно существует. Очень многие людские поступки нельзя объяснить с человеческой точки зрения. Живут, как ты, ходят, дышат, нормальные, обычные, а потом вдруг и никто ничего не может понятьдаже они сами, Виталий нахмурился, словно пытался что-то вспомнить.