«Хороший ход, Григорий. Ай, какой хороший ход!»
Затем решительно и быстро набрал номер личного помощника.
Дмитрий?
Закрыл глаза. Тихое, лесное озеро. Пристанище, убежище, защита. Там, в Штатах. Он всё объяснит, он всё расставит по местам. Он встретится с людьми из ЦРУ. Ведь этот Джексон или как его там зовут на самом деле? Да, он точно связан с ЦРУ. Ведь он их предупреждение передавал.
Или это какая-то другая спецслужба? Да чёрт с ним! Какая разница?
Послезавтра, не позже, надо быть в Штатах. Выйти на Джексона. Объяснить ему, растолковать, доказать, в конце концов, что не имеет он никакого отношения к этой проклятой, губящей их сделке.
И пусть он доведёт эту информацию до своих хозяев. И срочно!
«Уж я-то знаю, откуда ноги растут. Это ваша туземная гвардия в России начала отстреливать тех, кто перешёл дорогу белым сахибам. Но я-то не занимаюсь политикой! Я вам не враг, поймите вы это!»
Слушаю, Григорий Константинович, подал голос секретарь. Вы на связи? Разъединили, что ли
«Задумался я что-то»
На связи, Дмитрий, на связи. Ты это вот что Слушай внимательно!
Сахновский посмотрел на экран стоявшего на письменном столе электронного календаря.
Завтра к полудню билет в Нью-Йорк. Рейс на послезавтра. Любой авиакомпанией, через любой транзитный аэропорт и за любые деньги, но на послезавтра. И не позже одиннадцати билет должен быть у меня на столе, в офисе. Можешь воспользоваться корпоративной кредиткой. Не справишься в порошок сотру! Понял?
Сахновскому отчего-то показалось, что слушавший его указания помощник иронично и весьма дерзко улыбнулся. Конечно, помощник был на другом конце Москвы, и увидеть его непочтительную улыбку Сахновский никак не могу. Да и почувствовать, наверное, никак не мог, поскольку от рождения не обладал никакими экстрасенсорными способностями.
С каких это пор развилась такая чувствительность?
Однако же, странно
«Что, страху моему радуешься?» с раздражением подумал Сахновский.
Понял, я спрашиваю?!
Да, разумеется, Григорий Константинович, поспешно ответил помощник. Всё будет точно в срок! К одиннадцати ноль-ноль. Не сомневайтесь!
Сахновский отключил мобильный. И, не сдерживая уже эмоций, бросил телефон на пол. Только благодаря пушистому, толстому ковру, расстеленному на полу кабинета, тонкий пластиковый корпус не раскололся.
«Успокоиться Вырваться»
Беги, Боря, прошептал Сахновский, закрыв глаза. Беги, родной Чем больше ты будешь бегать и метаться, тем больше внимания к себе привлечёшь. Именно это от тебя и требуется. Тяни время. Прыгай как заяц. Путай следы. Уводи охотников за собой. Дай мне время оправдаться А там и подыхай!
Сахновский открыл глаза. Резким движением выпрямил спину, едва удержав равновесие в закачавшемся кресле.
И громко уже, с неприкрытой ненавистью произнёс:
Подыхай!
В кабинете полумрак. Тени плывут по стенам. Тени читают названия и имена, напечатанные на обложках книг. Золотистые буквы на синем фоне. Синий сафьян. Тени медленно плывут по стенам, по дубовым панелям стен. Бесшумно.
Тени читают, но не вслух. И не видно их шевелящихся губ.
Тяжёлые, старомодного плюша бордовые шторы не запахнуты до конца. Тонкая полоска освещена закатом.
Солнце перезрелый помидор, раздувшимся красно-багровым шаром висит над оранжевыми крышами, будто готовясь сорваться с вечернего неба.
И над едва видными сквозь мутное стекло верхушками деревьев больничного парка плывёт, поднимаясь вверх от разогретой земли, летнее туманное марево.
В кабинете полумрак. Стучат размеренно напольные часы. В резных узорах их деревянного корпуса застревают частички времени.
Мелкие песчинки. Пылинки.
Прах.
«Вот и моё время останется здесь»
В этом кабинете, в этих часах, в этом воздухе.
Пылью осядет на стенах, серой пылью осядет на шторах. Смятыми листками, вырванными из записной книжки, рассыплется по столу.
«Оно не уйдёт отсюда, даже если мне удастся уйти. Время заперто вместе со мною в этих стенах. Оно исчезнет вместе с этим странным, забытым, затерянным в подмосковной глуши зданием. Оно останется под охраной, под присмотром, под надзором. Моё время, мои мысли, моя боль. Пыль, частички моей кожи, прах мой Мои воспоминания Я оставлю их здесь!»
Приют для больных. Последнее пристанище для изгоев.
Колыбель новой революции!
Балицкий открыл и включил ноутбук. Дождался загрузки и запустил программу воспроизведения аудиофайлов.
Набрал пароль. Нажал на кнопку Enter.
Нашёл в открывшемся меня файл «Марк 19 июля».
Из динамиков ноутбука зазвучал глухой, с лёгкой простудной хрипотцой, голос больного.
«Зырянов Дмитрий Данилович. Одна тысяча девятьсот семидесятого года рождения. Осуждён за убийство соседа по дачному участку, и ещё пассажира электрички, и ещё мать прикончил. Она сама просила»
Кашель.
«Экспертизой признан душевнобольным. Назначено принудительное лечение. В больнице закрытого типа. Ну, конечно, не в этой больнице. Сюда меня перевели. Потому что я избранный. Меня избрали и перевели. Я теперь особенный Нет, конечно, не теперь особенный, а всегда таким был! Вот только теперь я это осознал, а раньше не осознавал. Не хватало времени, чтобы осознать. И обстановка была неподходящей. А здесь хорошо! Люди хорошие»
Кашель. Смачный плевок.
«Извините, доктор. Что-то нехорошо мне после вашего лекарства. А вот то, в капсулах, тоже принимать? Лис говорит, что это наркотик Зачем мне наркотик? Я же и так псих! Думаете, если совсем свихнусь, то стану здоровым? Впрочем, вам видней. Вы бог, по глазам вижу. Бог! Боженька, точно говорю! У вас глаза как у меня. Точно, точно Я бы тоже мог богом стать, да не вышло. Образование у меня профтехучилище да автомастерская. Для бога маловато А вы, говорят, институт закончили. Труды всякие научные писали. Степень у вас И английским владеете, и французским. А на рояле играете? Нет? А почему? Надо играть, доктор, надо! Бог должен на рояле играть! Так в святом писании сказано!»
Хрип.
«С лёгкими беда. Дышат так хорошо, что я замучился. Очень хорошо у меня лёгкие дышат. И бегать всё время хочется. А где тут бегать? Нас на полигон повезут? Я занятия по стрельбе люблю»
Пауза.
«Доктор, а зачем я вам всё это рассказываю? Ну, про убийства, приговор Вы же всё знаете. Дело моё читали. Я ведь псих, да не дурак. Всё понимаю Вы уже в который раз заставляете меня всё это рассказывать! Зачем? Чтобы я помнил, не забывал кто я такой? Помнил, что я давно уже в отбросы списан и назад мне дороги нет? Так я это помню, не сомневайтесь!»
Пауза.
«Как я их убивал? Обыкновенно Матери отвёртку в ухо сунул. Я же автомастер, у меня дома с инструментами порядок. Соседу пилой-болгаркой по горлу проехал. Хмыря того в электричке забил до смерти. В тамбуре. Кровищи там было Эх, хорошо на воле было! Разговариваешь, общаешься. Да и тут неплохо У меня собака на даче осталась. Когда за счастье бороться будем, за новый мир? Я ведь людей люблю. А собак так сердце пронзает! Доктор, может, перестать мне разговаривать? Хватит на сегодня Мысли у меня путаются Не надо мне эту микстуру подсовывать, я вам и так всё расскажу. Связно, красиво Я умею анекдоты рассказывать, и книги читаю Элизиум слово какое хорошее! Это я в вашей книжке прочитал»
Конец записи.
«Странно» подумал Балицкий. «Им всем так хочется бороться за счастье Интересно, а пациенты доктора Губера тоже хотели всех осчастливить? Или это только мои подопечные такие альтруисты?»
Он достал из ящика письменного стола микрофон, подключил его к ноутбуку и, активизировав функцию записи, надиктовал:
«Шестнадцатое августа. Лис находит кроличьи норы. Впечатляющие успехи! Инструктор по боевой подготовке просто поражён его необыкновенными способностями, а ведь ещё полгода назад он весьма скептически оценивал диверсионный потенциал душителя.
Мои пациенты»
Он остановил запись.
«Нет, эту информация я не оставлю на компьютере. Я слишком хорошо знаю моих покровителей. Они проверяют все мои записи. Я ещё ни разу не поймал их за руку, однако уверен в том, что они регулярно проводят обыски в моём кабинете. Возможно, в этих вот дубовых панелях скрыты микрофоны и видеокамеры. От этих людей всего можно ожидать! И в первую очередь слежки! Нет, до срока вы не узнаете самой сокровенной моей тайны. Мои больные авангард нового революционного класса России. Вершители ваших судеб! Да вы Всё равно вы ничего не поймёте!»