Но у Бека не было одышки. Дыхание не сбилось. Было ровным, словно после короткой, спокойной прогулки.
Вот только Ком подкатывал к горлу.
Бек остановился на площадке четвёртого этажа. Замер. Перегнувшись через перила, посмотрел вниз.
Тошнота подступила. Тяжко
Спёртый воздух тёмного лестничного колодца наполнен запахами мочи, гниющего дерева и отсыревшей штукатурки, изъеденной плесенью.
Белые лампы дрожали внизу испуганными светляками. Белые точки в душной, душащей тьме.
Бек не любил старые дома. Зловонные, гниющие трупы.
Невыносимо Невыносимо жить в таких.
Но приходится, приходится, чёрт бы их!..
Бек отошёл от края площадки. Повернулся.
Подошёл к двери квартиры. Дважды нажал на кнопку звонка.
Через секунду дверь открылась
«Быстро Ждали, наверное».
И Бек зажмурился. Таким ярким после лестничного мрака показался ему свет в прихожей.
Он услышал голос Ладеева.
Проходи, дорогой, не стой в дверях. Гость у нас сквозняков боится
Ужин подавали в малой гостиной комнате, как и было заведено Балицким для тех случаев, когда не ждал он гостей.
В тот вечер гость пришёл на ужин, но был тот гость нежданным и совсем для Балицкого нежеланным. Негативного отношения к визитёру Семён Сергеевич Балицкий не скрывал, оттого и ужин готовили по обычному распорядку, не принимая во внимание высокий, начальственный статус гостя.
Возможно, Ратманов и чувствовал себя уязвлённым где-то в глубине души (как же так! авторитет этого колдуна-психиатра, которого приютило управление после скандальной да что скандальной откровенно криминальной истории с незаконными опытами над людьми, оказался едва ли не выше его собственного, командирского, полковничьего, между прочим, авторитета!). Возможно, чувствовал. Но обиду запрятал так глубоко, что и опытный в чтении чужих мыслей Балицкий в глаза гостя не увидел ничего, кроме искренней, чистой, незамутнённой дурными мыслями радости от встречи со старым другом.
«Умеет притворяться» с невольным уважением подумал Балицкий. «Мастер своего дела, ничего не скажешь Возможно, я его недооцениваю. Он куда опасней, куда умнее и злее, чем я могу себе представить. Что-то упускаю я в нём Змея водяная, скользкий хвост!»
Ратманов зашёл в гостиную, широко распахнув руки для дружеских объятий.
Ага! радостно воскликнул полковник, увидев Балицкого. А вот и наш чудо-доктор! Наш маг и волшебник! Наш Мерлин, хранитель Камелота!
Он поспешно
«Слишком поспешно» с профессиональной точностью отметил Семён Сергеевич.
кинулся к доктору, обнял его и с нежностью Иуды прижался к нему.
«Вот ты и попался!» с удовлетворением отметил Балицкий. «Переигрываешь, полковник. Суетишься. Напряжён, стало быть. Душа у тебя как ладошка была сжата, а теперь открыта. Не ухватываю я тебя, змей, но вот теперь, похоже, подловлю»
Здравствуйте, Семён Сергеевич! Я уж неделю с вами не виделся. Признаться, скучать начал. Вы же такой чудесный собеседник! Умнейший человек! А у нас ведь бюрократия сплошная, скука серая! А тут
Ратманов попытался покровительственно похлопать доктора по плечу, но Балицкий решительно отстранил его руку и отошёл на шаг.
Мерлин, говорите? спросил он полковника. А с вашим королём Артуром меня не познакомите? Что-то не припомню, чтобы сын Пендрагона когда-либо был моим воспитанником Или, может, у вас в управлении и благородный рыцарь Ланселот обнаружился? Вот было бы интересно!
Ратманов рассмеялся и склонил голову в шутливом полупоклоне.
Таковых не держим, Семён Сергеевич. Начальство не дозволяет. Беда с ними, с благородными рыцарями! Непредсказуемые они, шальные. Все они гуманисты поначалу, а потом или в идее разочаруются, или вдруг решат, что окружающие их люди свиньи распоследние и никак высоким принципам служить не могут. А потом вынут меч и давай крушить всё вокруг! Нет, с циниками проще. Ну, с Мерлином тоже, наверное, здорово
Пётр Владимирович обошёл накрытый к ужину стол, радостно потирая руки.
Вот, салатик у нас с королевскими креветками у тут с индейкой А основное блюдо?
Утка, фаршированная апельсинами с кисло-сладким соусом, пояснил помрачневший Балицкий.
Вот здорово! Ваше любимое блюдо? Помню, помню
Балицкий присел на диван, что стоял в дальнем углу комнаты и не обращал уже внимания на суету полковника, который отчего не спешил присесть за стол, а всё бегал по комнате, передвигая стулья и переставляя приборы на столе.
А потом, приблизившись к высоким, в старомодных деревянных рамах окнам, Ратманов посмотрел на усыпанную белыми лепестками роз садовую дорожку, на потемневшую от времени и укрытую разросшимся диким виноградом викторианскую беседку, чей смутный контур лишь едва виден был сквозь серо-туманные от вечерней росы стёкла, и, замерев на секунду, тихо произнёс:
Я сегодня не единственный гость
Что? забеспокоился Балицкий. Пётр Владимирович, кого вы ещё пригласили?
Ратманов тянул с ответом.
Резким движением он задёрнул шторы.
Подошёл к старинному, почтенному посудному шкафу из красного дерева, отделанному по краям вставками из цветного саксонского фарфора, наклонившись, открыл широкие скрипучие дверцы и достал аккуратно, из всех сил стараясь не сломать, три длинных витых свечи красного воска, каждая из которых вставлена была заранее в небольшую бронзовую плошку-подсвечник.
Ратманов расставил свечи на столе.
С минуту стоял у стола, словно тщательно и придирчиво проверяя, всё ли в порядке, всё ли сделано так, как надо.
Потом подошёл к небольшому столику-бюро у входа в комнату и поднял трубку служебного телефона. Набрав внутренний номер, произнёс отрывисто:
Вино и вазу с фруктами. Через двадцать минут подадите горячее. Не пересушите утку, доктор этого не любит!
Вы не ответили на вопрос, напомнил Балицкий.
Полковник повесил трубку.
Повернулся к доктору и с виноватой улыбкой тихо произнёс:
У неё особый день. Она вам не говорила?
Кто? с заметным уже раздражением спросил Балицкий. Какой ещё день? Кто и что мне должен говорить?!
Доктор услышал шорох в дверях. Едва заметный, едва слышимый.
Он повернул голову. В дверях, улыбаясь смущённо, стояла Наталья Петровна. В руках она держала только что снятый (видно, в прихожей) лёгкий летний плащ, пальцами перебирая в нерешительности тонкую шуршащую ткань.
У нашей Натальи Петровны У нашей красавицы Натальи сегодня день рождения!
Ратманов подошёл к ней и принял плащ.
Здесь у входа в комнату, за дверью, есть вешалка. Да, точно она здесь Профессиональная память, помню расположение предметов!
Повесив плащ, Ратманов подвёл Наталья Петровну к столу и, повернувшись к Балицкому, с умоляющей интонацией произнёс:
Доктор, позвольте нам остаться. Вы приняли меня, примите и эту красивейшую из дам нашего замка.
Принимаю, подчёркнуто равнодушно ответил Балицкий.
И с кривой, болезненной усмешкой произнёс:
Мерлин хлебосольный хозяин
Бек вошёл в комнату. Услышав шаги, человек, сидевший за столом, повернулся к нему.
Здравствуй, Валентин. Беляк на месте, чай готовит
Он выглядел уставшим и хмурым. И говорил медленно, растягивая слова.
Их командир, куратор и связной полковник Никеев. Борис Иванович Никеев.
Оперативное командование группой возлагалось на Ладеев (агент «Вальтер»). А общее руководство группой и связь с центром осуществлял Никеев.
Если он лично прибыл на явочную квартиру значит, будет новое задание. Особо важное задание.
При постановке рутинных заданий инструкции передавались Ладееву. Он и доводил их до сведения группы.
Заказ на оружейника передали через Ладеева. И оружие им перекинули через закладку на одной из съёмных квартир.
Сейчас же явно намечалось что-то очень серьёзное. Может быть, не по уровню сложности, но уж по степени ответственности это точно.
Впрочем, визит Никеева нисколько Бека не взволновал.
«Всё-то у нас чрезвычайное в последнее время»
Бек пожал протянутую руку.