Одна баба не спит, просвистело за дверью и захохоталогулко, утробно, зловеще.
Я тебя не приглашала! хрипло каркнула бабка.
Он меня пригласил! взвыли за дверью, и та, выбитая какой-то неведомой силой, слетела с петель.
В проеме зачернело гигантское, могучее, не помещающееся в низкий и узкий проходоно протиснулось с кряхтеньем и скрипом, пришепетывая и хлюпая. Сверкнули налитые кровью глазасовершенно нечеловеческие, звериные, бешеные, жаждущие и алчущие.
Матвей с воплем поднял топор и кинулся на незваного гостя. Ударил раз, дваи топорище вырвали из его рук, дернув вверх так, что он подпрыгнул. На него отвратительно сладко пахнуло сырым мясом, а перед лицом клацнули белые клыки и брызнула едкая пузырящаяся слюна. Что-то ударило Матвея в грудь, словно молот, хрустнули ребра, перехватило дыхание, и он отлетел назад, в комнату, пропахав спиной пол и ударившись затылком.
Лампа раскачивалась, не давая толком ничего разглядеть, только метались тени, верещала старуха, грохотали и гремели падающие вещи и рычало и ревело что-то неведомое.
Деду! срывающимся шепотом забормотал Матвей. Дедууу! Ты где? Деду!
Он сдернул куртку с полатейи прогнившая тряпка расползлась в руках. Доски были покрыты слизью и плесеньютут давно никто не спал. Да и не жил, наверное
Деду? Матвей озирался в ужасе.
Комната приобрела совершенно иной видсловно исчезло, испарилось, сползло, как пелена, какое-то наваждение. Стены не просто почернели и перекосилисьсквозь трещины с палец толщиной был виден ночной лес. Половина потолка провалилась, оставив только торчащие балки остова, и над комнатой нависало звездноетучи наконец-то рассеялисьнебо. В углах в паутине не просто что-то трепыхалосьнет, там ворочалось и клубилось, периодически поглядывая на Матвея.
Матвей споткнулся, не удержался на ногах и полетел вперед, едва успев выставить руки. Больно ободрал ладони, локоть, ушиб колении чудом едва не расквасил нос. Приподнявшись на руках, выгнулся, чтобы увидеть, обо что же запнулся.
Этим оказалась плохо пригнанная крышка подпола. Она торчала одним углом вверх, скособочившись и рассохшись, на ней буйным цветом колосилась белесая плесень и тряслись комочки мха.
Матвей дернул проржавевшее кольцо на себя, хрипя от натуги и надрывая спину. Старые петли завизжали, по предплечью, щекоча, побежало что-то липкое и многоногое. Матвей, закусив губу, еле-еле удержался, чтобы не отпустить крышку и не начать отряхиваться.
Деду? громко шепнул он в полумрак подпола.
Ответа не былоно он и не ждал ответа.
Матвей ступил на ступеньку лестницынога соскользнула, и он съехал вниз, обдирая спину, задирая рубашку и чудом не свернув шею.
Дед был там. Он лежал в куче земли и песка, зарывшись туда наполовинутак, что виднелись лишь спина, затылок и кончики ушей. Лицо полностью было скрыто.
Деду? вскрикнул Матвей, подбегая, согнувшись, чтобы не расшибить голову о потолок подпола. Грудь болела, дыхание то и дело перехватывало, на ногу было больно ступитьно он не обращал на это внимания, охваченный страхом за деда. Дедушка-дедушка-дедушка, что с тобой, что?
Он схватил деда за плечи, потянул на себяи тут же отпустил. Ему показалось, что он дотронулся до холодного камня.
Нет, нет, нет, его нельзя здесь оставлять!
Сцепив зубы, Матвей стал тянуть деда на себя, одной рукой разрывая землю. Влажная, липкая, она поддавалась с трудом, пальцы резали какие-то острые обломки, втыкаясь под ногти и вспарывая подушечки. Матвей шипел, морщился, стонал сквозь зубы, то и дело тряс рукой в воздухено рыл и рыл, рыл и рыл, не давая себе возможности передумать.
Над головой грохотало и топало, рычало и визжало. Потолок подвала трясся, и сверху сыпались труха, земля и многоножки.
На моей коже сидит! хрипло взвыло наверху.
Матвей вздрогнул. Пелена памяти лопнулаи перед глазами всплыли картинки детства
Скырли-скырлы, скрипит плотно сжатыми губами дед, изображая медведя. Скырлы-скырлы, на липовой ноге, на березовой клюке. Все по селам спят, по деревням спят, одна баба не спитна моей коже сидит, мою шерсть прядет, мое мясо варит
Деду, а как медведь на липовой ноге ходил? дергает его за рукав маленький Матвей. Эта сказка слишком странна для него и непонятна, он не видит в ней ни толка, ни смысла, ни моралитолько один всепоглощающий ужас. Как пират, да?
Да, Матвейка, как пират, нехотя соглашается дед.
Деду, а зачем он за лапой пришел? Она же все равно отрублена была? В мальчишеской голове не укладывается логика сказки, он не понимает еще, что у сказки может и не быть никакой логики.
Ну непростой это был медведь Кажется, дед тоже начинает сомневаться в том, о чем рассказывает.
А к нам придет? Матвей со страхом оглядывается на окно. Он помнит, что в двадцати минутах хода от их домишки находится медвежья берлогаи вдруг?..
А зачем к нам? рассеянно говорит дед, подбирая в памяти какую-нибудь другую, более привычную и известную сказку. У нас же нет бабки, что его лапу украла
Желудок резануло острой больюа потом скрутило, стянув в тугой и жгучий узел. Что-то забилось в кишках, выворачивая их и разрывая, к горлу подкатился едкий пульсирующим коми Матвея вывернуло прямо на пол.
Он корчился, не выпуская деда из руки, тяжело дыша и роняя вязкую слюну. Полупереваренные куски мяса трепетали перед ним, двигаясь в каком-то хаотичном порядке. Они словно пытались сложиться во что-тоно их было слишком мало, поэтому они просто тыкались друг в друга, переворачиваясь и прилаживаясь.
Матвей взвизгнул и отпихнул их ногой. Потом еще и еще, вымазывая кроссовку в жире, желчи и слизи, втаптывая мясную жижу в землю, превращая в густую и вязкую черную грязь.
Что-то зашебуршало в дальнем углусамом глухом и темном, до которого не доставали даже те жалкие крохи света, что падали из открытой крышки подпола.
Матвей, прижимая к себе деда, сунул руку в карман рубашкивдруг слишком запоздало вспомнив, что там лежит спрятанный с вечера телефон, выхватил аппарат и врубил фонарик.
Рядом с черным провалом (а скорее, подкопом) заметалась белоглазая тонкопалая тварьта самая, что выманивала его в лесу из круга света. Она тряслась, поджимая и втягивая тощий животбудто бесясь от ярости и разочарования, что ее заметили.
Матвей метнул в нее горсть песка, потом еще и еще. Тварь дернулась, сгорбилась, вся подобравшись, а потом резко выпрыгнула вперед и стала подползать к ним, широко расставив в сторону лапы, словно какая-то жалкая пародия на человека решила стать такой же пародией на паука.
Вокруг Матвея не было камней, так что единственное, что он мог швырять в эту дрянь, плотно сжатые и спрессованные в кулаке комья земли. Они взрывались вокруг твари фонтанчиками песка и торфа, но не причиняли никакого вредаи даже неудобства. Она ползла и ползла вперед, медленно, мелко перебирая лапами, скаля тонкие и острыесколько их, три десятка, четыре, пять? Как сложно подсчитать, когда они растут в несколько рядов в этом черном провале бездонной пасти, зубы, и вдруг захихикала, истерично и почти что по-человечески.
Терять было уже нечего. Матвей сжал в руке телефон, примерилсяи со всей силы, резко выдохнув, запустил его в голову твари. Луч света заметался в полутьме подвала, выхватив оскаленные черепа в кладке стены. Раздался глухой удар, и тварь взвыла, опрокинувшись и задергав лапами.
Матвей схватил деда под мышки и, сопя и еле дыша, стал карабкаться по лестнице.
Он уже наполовину высунулся в комнату и, переводя дыхание и сцепив зубы от дикой боли в ребрах, готовился совершить очередной рывок деда вверхно тут чуть ли не помимо его воли голова повернулась в сторону входной двери, к тому, что свистело, скрипело, завывало и издавало какие-то не имеющие описания в человеческом языке звуки.
И Матвей замер, оцепенев от страха.
Это была уже не старуха. И даже не человек. Рваная ночная рубашка висела клочьями на выступах костейстолько костей и в таких местах не может быть у человека! седые волосы шевелились, как клубок белесых земляных червей, а рукискорее даже птичьи лапы, когтистые и жилистые, шевелились и дергались, складываясь в какие-то фигуры и производя странные пассы.