Бывало, что такие посиделки затягивались до утра, до той поры, когда сумерки начинали постепенно терять насыщенность, точно разбавляемый водой чай, небо становилось ровным, бледно-серым, будто бы твердым на ощупькак алюминиевый ковш, а на траву и листья бархатной пудрой ложилась роса. Словно приставшая к краям ковша золотистая крупа поблескивали редкие утренние звёзды.
Молодёжь расходилась по домам, зябко ежась от предрассветной сырой прохлады, быстро засыпала и вновь размыкала веки обычно не раньше, чем после полудня, когда солнце стояло уже высоко, воздух был горяч, густ и ослепительно сверкала чешуйчатая поверхность моря.
Это было хорошо. Оливии нравилось просыпаться вот так, в баюкающем полумраке соснового домика, и, покидая его, будто выныривать из глубины в яркость дня.
Люция была соня; она поднималась на полчаса, а то и на час позже подруги, садилась на постели, лениво вытягивая вверх рукитакая милая в своей просторной ночной футболке, с неприбранными, примятыми подушкой волосами.
Завтракали на просторной веранде у обрыва: дом стоял на самом краю скалы, внизу пенилась от ветра небольшая роща. Столбики веранды обвивал плющ, трепетали в воздушных потоках тюлевые занавески. Сидели в удобных садовых креслах из белого пластика, пили пахучий свежезаваренный кофе с густыми сливками и мягкой сдобной выпечкой, ели фрукты и козий сыр.
Оливия часто отказывалась от завтрака, или, напротив, поглощала его с невероятной жадностью, заталкивая в себя неправдоподобное количество пищи, а потом вдруг под разными предлогами уходила домой; она заметно похудела за последнее времяу неё красиво выразились ключицы и мелкие косточки на груди, ещё немного подточились и без того стройные бёдрано когда её спрашивали об этом, она отмахивалась или отшучивалась, списывая внезапное улучшение фигуры на свежий воздух и ежедневные морские купания.
4
Артур стал всё чаще наведываться в домик по вечерам. Сперва за ним непременно следовала Роксанатемноглазая, бронзовая, с длинными жёсткими черными волосамией богу, самая настоящая тень! а потом он вдруг начал приходить без неё, и даже днём, чего прежде вообще не бывало.
Оливию неизменно нервировали эти визиты. Она выглядела напряжённой, прятала взгляд и всегда старалась сделать вид, что очень занята: хваталась то за вышивку, то за альбомона неплохо рисовалаи почти не отвлекалась от своих занятий всё время, пока Артур гостил в домикев шутку он называл его «девичий терем»а на его реплики, обращённые к ней, Оливия отвечала обыкновенно односложно или вовсе как-нибудь странно.
Зачем ты себя так ведёшь? удивилась однажды Люция.
Несколько мгновений Оливия молчала, терпеливо протягивая нитку сквозь канву, а потом подняла голову:
Я не хочу, чтобы он знал о моих чувствах. Я ведь ему не нравлюсь. А это так унизительно, быть влюблённой в парня, для которого ты всё равно что дерево или фонарный столб.
Послушай, но то, что ты делаешь нерешительно начала Люция, выглядит так неестественно Это, пожалуй, даже похоже на издевательство. Лично я бы обиделась, вздумай кто-нибудь обходиться со мною подобным образом! Артур, может, и обратил бы на тебя внимание, если бы ты сама
Нет, резко оборвала Оливия, бросив на стол вышивку, это невозможно!
Но почему? Люция удивлённо распахнула глаза и чуть подалась вперёд.
Он знает Он всё уже знает произнесла Оливия с каменным лицом.
Неужели?! Ты что, говорила ему? Когда? Люция была поражена; изумление напрочь вытеснило из её сознания даже досаду на то, что лучшая подруга держала настолько значительное событие в тайне.
Прошлым летом В день своего рождения, глядя в сторону, монотонно проговорила Оливия, Помнишь, твои родители принесли то сладкое вино, удивительно вкусное, из каких-то цветов, кажется, я немного захмелела тогда ипризналась.
Ну ты даёшь Смелая, восхищённо прошептала Люция, у меня бы в жизни духу не хватило. Сказать Парню
Да никакая это не смелость. Дурь произнесла Оливия с досадой и снова взялась за иглу, и поделом, отругала она сама себя через несколько мгновений, девушка должна сохранять достоинство, а не вешаться на шею.
Ну, а что он?
Да ничего, отрезала Оливия, давая понять, что разговор становится ей в тягость.
Совсем ничего?
Ну, как это обычно бывает с недовольным видом начала растолковывать Оливия, вежливый, деликатный от ворот поворот. «Мы с тобой можем быть друзьями» и всё в таком духе.
Боже мой горестно прошептала Люция, Он же так давно уже тебе нра
Вот только не надо меня жалеть, ладно?! гневно сверкнув глазами, выпалила Оливия. Он снова отбросила вышивку и, громыхнув стулом, встала. Понимаешь теперь, почему я так веду себя? Нет вопросов?! её реплики вылетали хлёстко, словно камушки из рогатки. Я хочу, чтобы он забыл. Пусть думает, что у меня всё прошло. Что я его разлюбила. Что мне плевать. Оливия ехидно скривилась. А если это похоже на издевательство Ну и прекрасно! Так у него точно не будет причин задирать нос.
В устремлённом на подругу взгляде Люции читалось искреннее сожаление. Оливия отвернулась, почувствовав, что против воли её глаза начинают наполняться слезами.
Я ненавижу жалость, сдавленно произнесла она, когда жалеешь кого-то, всегда мысленно ставишь себя выше него, а когда жалеют тебя, то, даже если до этого ты крепился, нестерпимо хочется плакать. Жалость делает акцент на слабости. Она убеждает в ней, и не помогает, а ещё больше затягивает в болото. Потому, прошу тебя, не жалей. Никогда и никого. Это жестоко.
Оливия резко втянула носом воздух и, сев за стол, в который раз попыталась приняться за свою работу. Она вышивала крестиком сцену распятия Христа. Мотив был готов уже почти наполовину: на белой канве ровным выпуклым слоем выделялись тщательно прорисованное скорбное лицо молодого бога с терновым венком на голове и его обнажённый торс.
Вот ведь никому же не приходит в голову жалеть Его, сказала Оливия, яростно вытыкая иглу в Христа.
5
Было ветрено. Листва на деревьях бурлила точно кипящая вода, с моря несло терпкой штормовой свежестью, пепельные тучи, похожие на густой дым, обложили небовсё предвещало грозу.
Оливия и Люция возвращались с «пятачка». Они спешили, опасаясь нависшего в воздухе ливня. По небу прокатывались уже отдалённые раскаты грома. Поведение Люции казалось Оливии несколько необычным: она как будто собиралась что-то ей сказать, признаться в чём-то, но никак не могла собраться с духом.
Да что с тобой такое сегодня, Люси? спросила она наконец притворно ворчливо, чтобы не нагонять излишней серьёзности, а заодно и избавить подругу от необходимости делать первый шаг, ты какая-то загадочная.
Я сомневалась, говорить тебе или нет, робко начала Люция, Но раз уж ты спросила
Оливия сразу догадалась, что речь пойдёт об Артуре. От нахлынувшего волнения у неё слегка подхватило в животе, как при езде по холмам, когда всё тело иногда неожиданно подскакивает вверх, отрываясь от сидения мотоцикла.
Что случилось? Говори же
Он предложил мне встречаться. Сегодня после завтрака, когда я была одна. Ты как обычно исчезла куда-то, а он как раз пришёл, заскочил буквально на пять минут, чтобы Помнишь те цветы в столовой, ты ещё спросила за обедом, откуда они, и никто ничего не ответил?.. Их Артур принёс.
Оливия вспомнила, что именно сегодня она была особенно голодна и употребила за завтраком гораздо больше пищи, чем смогла бы простить себе, а потом, как и много раз до этого, отправилась избавляться от съеденного. О таком «простом и безотказном» способе улучшить фигуру она прочитала на одном форуме. Неприятную процедуру ликвидации последствий обжорства там называли красивым словом «освобождение». Для этой цели у Оливии имелось тайное место под скалой, на каменистом берегу ручья. Оно было надёжно укрыто со всех сторон, и тут девушка могла не опасаться того, что её застанут врасплох, спокойно посидеть, глядя на пенистый поток, отдышаться после всего, умыться и запить ледяной водой горьковатый привкус желудочного сокаА в это самое времяБоже всемогущий! Перед Оливией проплыли в воспоминании нежные полевые цветы, пышный букет в вазеароматное облако над обеденным столом