Шилхара кивнул гурии в знак приветствия и жестом пригласил Гарна отойти вместе с ним в дальний угол кухни.
Ты что, с ума сошёл?прошипел он шёпотом.Я послал тебя в храм Луны за гурией, которая точно не заразна оспой. Ты что сделал, попросил самую дорогую проститутку в борделе?
Ехидная улыбка Гарна подтвердила его подозрения.
Шилхара покраснел.
Ты наглый ублюдок. Меня так и подмывает погрузить её в телегу и заставить тебя везти её обратно. Но ведь именно этого ты добиваешься? Ну, сегодня вечером можешь просто сидеть на кухне и пережёвывать мысль о том, как я на верху резвлюсь, пуская на ветер наш двухмесячный запас провианта.
Он не думал, что на языке жестов можно произнести дерьмовое-оправдание-ублюдка-портовой-крысы, но каким-то образом Гарн справился. Последовавший за этим рык Шилхары был прерван Мартисой, которая обратилась к гурии:
ЯМартиса, адане, слуга и ученица в этом доме. Давайте покажу подготовленную для вас комнату.
У Шилхары внутри все горело, как от её вежливого обращения с гурией, так и от того, что она привела в порядок комнату, не зная, для чего та предназначена. Низкое рычание Гарна подчеркнуло его отвращение. Слуга прошёл мимо женщин и вышел из кухни. Гурия улыбнулась и кивнула Шилхаре, когда Мартиса повела её к лестнице. Мартиса даже не взглянула на него.
Оставшись один на кухне и чувствуя себя полным ничтожеством, Шилхара побежал в рощу и выместил своё разочарование на укрытых в деревьях осиных гнёздах, замораживая или сжигая их заклинаниями, от которых у него начала раскалываться голова.
Когда подали ужин, он сел за стол и уставился на кулинарный «шедевр» на своей тарелке. Только его еда была кошмаром, почти несъедобной смесью свинины, сожжённой до куска чёрного угля, и водянистой зерновой каши со вкусом куска дерева. Гарн сидел на скамье как можно дальше от своего господина, стараясь не свалиться с края, и уставившись на него так, словно тот насекомое, которое он хочет раздавить ботинком и размазать по полу. Мартиса не поднимала глаз с тарелки. Она методично поела, расспросила гостью о поездке в Нейт и замолчала.
Лишь одна гурия, представившаяся Аньей, не относилась к Шильхаре как к парии. Она улыбнулась, похвалив древнюю красоту Нейта, уют выделенной ей комнаты и заботливость его слуг.
Прежде чем сдаться, Шилхара размазал ножом жалкое подобие еды на тарелке. Он встал и встретился взглядом с Аньей.
Когда закончишь, иди в свою комнату. Встретимся там.
Вернувшись в свои покои, он приготовил хукка и выкурил чашу до последней капли.
Мартиса
Улыбающаяся девушка, вышедшая из кокона осторожной пассивности, дабы посмеяться и пошутить вместе с ним, коснуться его руки и предложить огонь своего поцелуя, исчезла. Вместо неё напротив него восседал осколок льда и ел свой ужин, как будто мир за тарелкой перестал существовать. Она не поднимала головы, чтобы не увидеть жалость во взгляде Гарна, но сам Шилхара видел глаза слуги, и его грудь сжалась.
ТыКонклав,пробормотал он сквозь струйку дыма.Служишь воле священников. Я твой учитель. Ты моя ученица. Ничего более.
Если он повторит эти слова достаточное количество раз, то может начать верить в это.
Он сбросил одежду, принял ванну и переоделся в свободную тунику. Босиком прошествовал в гостевую, приготовленную Мартисой. Увидев его, гурия улыбнулась. Задрапированная в прозрачные шелка, она откинулась на кровати в позе, которая была заготовлена для того, чтобы показать свои немалые прелести с наибольшей эффективностью. Девушка поднялась, подошла к нему, соблазнительно покачивая бёдрами, и положила тонкие руки на плечи.
Чего желаешь? Сегодня я всецело твоя.
Она была мягкой и гибкой в его объятиях. Несмотря на беспокойство и громкое неодобрение его действий со стороны остальных членов его маленькой семьи, в нем пробудилось желание. Шилхара обнял гурию, скользнув руками по спине и обхватив округлые ягодицы.
Неожиданный запах сурьмы и киновари ударил ему в ноздри. Шилхара ожидал цветок апельсина и мыло. Он замер. Длинные волосы Аньи касались его рук, и он представил себе, что они рыжие, а не чёрные. Она пошевелилась в его объятиях, мягко касаясь его паха, раздвигая ноги так, чтобы его член прижался к шелку, покрывающему её лобок. Низкий стон застрял у него в горле, когда маленькая ладошками скользнула между ними, чтобы обхватить. Ловкие пальцы играли с его эрекцией, яйцами, лаская через длинную тунику.
Он уткнулся носом ей в шею, оставляя следы поцелуев на подбородке. Её округлые и твёрдые ягодицы заполнили его руки. У неё пышные изгибы, мягкие груди и умелые пальцы. И все же холодок пробежал по его телуотстранённость, как будто его разум действовал независимо от тела и наблюдал за их игрой с будничной скукой. Его член возжелал её, а разумнет.
Разочарованный, ища огня, который охватил бы пламенем конечности, когда он сжимал в объятиях другую, Шилхара отстранился. Ему пришла в голову мысль, которая могла заставить гурию взирать на него удивлённо. Неважно. Ей платили за то, чтобы она доставляла ему удовольствие, повинуясь любой прихоти.
Прислонённое к стене треснувшее зеркало было огромнымроскошь, купленная предыдущим повелителем Нейта несколько поколений назад. Несмотря на повреждения, оно все ещё впечатляло и отражало свет свечей в чистой поверхности. Он проигнорировал озадаченное выражение на лице Аньи и повернул её лицом к зеркалу.
Они составляли поразительную пару, оба темноволосые и раскрасневшиеся от жара объятий. Он возвышался за её спиной, высокий и аскетичный. Напротив, она была маленькой и чувственно красивой. Она напомнила ему о благоухающих цветах, цветущих на побережье оттенками розового, оранжевого и ярко-пурпурного. Озадаченный взгляд сменился тревогой, когда Шилхара махнул рукой, и воздух вокруг неё задрожал.
Он положил руки ей на плечи.
Я не желаю тебе зла. Это временно. Смотри.
Его рука скользнула по её лицу, оставляя за собой серебристую ауру. Она мерцала вокруг гурии, преображая, осветляя волосы Аньи до красновато-коричневого оттенка, изменяя черты лица, пока её красота не исчезла, и она предстала странно неказистой в ярких шелках. Гурия коснулась своего лица. Её глаза, теперь уже медные, а не изумрудные, расширились от ужаса. Она всхлипнула.
Шилхара погладил её волосы.
Тише, женщина. Это не более чем маска. Иллюзия. Она исчезнет через несколько часов или ранее, если я разрушу чары.
Её плечи облегчённо опустились, а изменившиеся глаза на мгновение закрылись. Когда она открыла их и улыбнулась, весь его сдерживаемый голод вырвался на свободу. Она была Мартисой. Шилхара обхватил руками тонкий стан и притянул к себе. Его загорелые руки лежали на её украшенном драгоценными камнями корсаже, и ему не терпелось сорвать с неё одежду. Анья встретилась с ним взглядом в зеркале.
Она ведь не знает, правда? Что ты её жаждешь? Больше всех остальных.
Она повернулась к нему, и он приложил палец к её губам.
Тсс. Ничего не говори. Есть красота, которую не может воссоздать даже моя магия.
Она выгнулась в его объятиях, гибкая и грациозная, пока он снимал с неё шелка и позволял стянуть с себя тунику. Её руки были натренированы касаться только нужных мест и только так, чтобы доставить наибольшее удовольствие. Он погладил её грудь, ягодицы и скользнул пальцами по гладкому изгибу бритого лобка. Он не целовал её в губы, а онаего. Он знал неписанные законы гурий. Своими губами они могли поражать или ужасать воображение, но никогда не целовали в губы мужчинили женщин,которым служили.
Он подвёл её к кровати и лёг. Она поднялась над ним, наклонилась и стала ласкать языком и руками, поглаживая и облизывая. Несколько минут он терпел её прикосновения и смотрел, как длинные каштановые волосы струятся по его животу и бёдрам, пока она проводит дорожку из поцелуев к члену. Первый всплеск желания, когда он изменил её черты, угас. Он неплохой иллюзионист, но этого недостаточно. Гурия могла носить лицо Мартисы, но не стать ею. Она иначе пахла и ощущалась, по-другому двигалась. Даже молчание не помогало, и фантазия, которую он пытался разыграть в этой комнате, рухнула.
Шилхара подтянул колени и мягко оттолкнул голову Аньи от ослабевшей эрекции.
Довольно,сказал он и притянул гурию к себе, чтобы она легла рядом.Я погиб.
Разочарование, похоть, желаниевсе это бурлило в крови, но не из-за женщины, разделившей с ним ложе. Шилхара уставился в потолок, гадая, не спрятал ли Гарн свою уже изрядно опустевшую бутыль огня Пелетты. Если он не может найти удовлетворения в доступном теле гурии, то обретёт забвение в очередном приступе пьянства.
Он перевёл взгляд на Анью, когда она приподнялась на локте и нависла над ним. Чем дольше он смотрел на неё, тем меньше она походила на Мартису, хотя заклинание все ещё действовало. Её глаза переполняло сочувствие, но душа за ними не принадлежала его милой.
Можно ли мне молвить?
Он кивнул.
Она взяла его за руку и прижала ладонь к своей щеке.
Онабольше, чем эта маска. Ты жаждешь того, что не может создать ни колдовство, ни мастерство гурии. Твои иллюзии и мои навыки здесь тщетны. Я не та, что тебе нужна.
Её слова утопили его во всей глубине отчаяния. Шилхара закрыл глаза, борясь с ужасом. Анья поцеловала ему ладонь. Он открыл глаза и провёл пальцем по её идеальным губам.
Если ты проболтаешься, я отрежу тебе язык.В его речах не было и следа злости, хотя каждое слово он произнёс серьёзно. Мартиса овладела им, а ведь даже не оказалась в его покоях. Он погиб, и Анья отправится на свидание со смертью, так как он не позволит своему унижению стать предметом смешков и пересудов на рыночных площадях.
Брови Аньи удивлённо изогнулись.
Я бы не завоевала титул прайма, если бы трепала каждому встречному о происходящем в спальне.
Если фиаско неудавшегося желания ещё не убило эрекцию, то заявление Аньи по поводу её высокого статуса в храме окончательно его добило.
Шилхара застонал в агонии.
О боги, во сколько ты мне обошлась?
Она назвала сумму, и он застонал ещё сильнее. Поднявшись, он оделся, разрушая иллюзию, и велел Анье накинуть шелка. Она ждала его у двери, пока он задувал свечи и гасил один из светильников. Шилхара взял оставшуюся свечу, вывел гурию в коридор и повёл вниз по лестнице, на первый этаж. Остановившись перед закрытой дверью комнаты, примыкающей к кухне, он резко постучал и стал ждать. Дверь открылась. На пороге их приветствовал обнажённый Гарн с широко раскрытыми глазами и дубинкой в руке.
Шилхара ухмыльнулся.
Ну разве не чудесная картина? А я-то думал, что это мой дурной нрав и репутация отгоняет посетителей от Нейта.
Он не дал Гарну времени переварить его внезапное появление. Вместо этого Шилхара притянул Анью к себе и толкнул её через порог.
Глаза Гарна стали круглыми, как обеденные блюдца. Анья присвистнула, её восхищенный взгляд отметил все его щедрые достоинства.
Шилхара скрыл веселье за нахмуренными бровями.
Вкуси её по полной. Онатвой ужин на ближайшие два месяца.Его глаза сузились.И если ты ещё когда-нибудь подашь мне помои, как сегодня, я вздёрну твою тушу на самом большом апельсиновом дереве и позволю воронам ободрать её до костей.
Он зашагал обратно в кухню, слабо улыбаясь. По крайней мере, один из них насладится столь дорогим подарком. Улыбка погасла. Он намеревался провести одинокую ночь в своих покоях, выкуривая чашку табака и проклиная ученицу, унизившую его перед гурией.
Шилхара всмотрелся в темноту лестничного пролёта третьего этажа и задался вопросом, спит ли сейчас Мартиса. Тени сгустились за его спиной, цепляясь за ноги, когда он поднялся по лестнице и прошествовал по коридору к своей опочивальне.
Глава 14
Мартиса заправила выбившуюся прядь в косу и приготовилась спуститься к завтраку. Она надеялась, что никто не заметит её опухших глаз. С другой стороны, она ожидала увидеть на кухне только Гарна с Каелем. Хозяин дома явно занят другим.
Снаружи серело небо, воздух набух от запаха дождя. В любой другой день Мартиса обрадовалась бы надвигающейся буре. Нейт и соседние землевладения выжжены засухой, отчаянно нуждаясь в ливне. Но сегодня погода вторила её настроению, и Мартиса захлопнула ставни, дабы не лицезреть хмурого неба.
Желудок крутило узлом, грудь сжимало от невыносимой боли.
Он всего лишь твой путь к свободе,пробормотала Мартиса. Эту мантру она повторяла себе всю прошлую ночь, тихо плача в постели. Её усыпила вера, что Повелитель воронов не вполне заслужил свою репутацию. Как же она ошиблась! От его изощрённой жестокости выбивало последние крупицы дыхания, что напомнило о предупреждении Камбрии по прибытию в Нейт.
У него острый язык, своими речами он выпотрошил не одного незадачливого противника в беседе. Ты ему не ровня.
В какой-то степени епископ оказался прав. Шилхара вспорол её ножом, не произнеся ни слова. Даже грубые оскорбления Балиана меркли в сравнении с молчаливым презрением мага.
Он целовал её, словно умирающий от голода. Не нежным поцелуем, который заверял в своих чувствах и просил согласия, а тем, что завоёвывал и требовал ответной страсти. Она с радостью отдалась ему, припала к стройному телу, раздвинула бедра, стремясь ощутить его тяжесть. Она вписывалась в каждый изгиб и впадинку, словно боги создали её специально для него. От него пахло сладким вином и летними апельсинами. Её сердце утонуло в тепле его близости и ощущении мозолистых рук.
Сначала Мартиса винила в произошедшем силу своего дара и странную магическую связь, высвобожденную Шилхарой. Он верил в это так же, как и она, наставляя обуздать чрезмерно своевольный талант. Однако ей пришлось изменить своё мнение, когда они попытались исцелить его руку. Связь дара оборвалась, сила подчинилась растущему контролю, но всё ещё чёрные глаза Шилхары горели пламенем, когда он положил свою окровавленную ладонь ей на грудь. Его пальцы дёрнулись, скользнув вниз, как будто собираясь обхватить её грудь.
Едва осмеливаясь поверить, что Повелитель воронов может найти её желанной без благословения дара, Мартиса затаила дыхание и стала ждать. Он сбежал.
Она разрывалась между тем, чтобы упрекнуть себя за упущенный момент и жалким облегчением. В конце концов, он отверг еёи дал это понять столь жестокосердным способом. Он скорее заплатит за удовольствие женщине, одарённой поразительной красотой, нежели возьмёт то, что Мартиса предлагала ему даром.
Или, может, он вообще не думал о ней как о женщине.
Это заставило её остановиться. Шилхара мастак на хитрые оскорбления и многозначительные намёки, хоть словом, хоть действием. Но по её опыту он обычно предпочитал более прямой подход. Если бы он не хотел её, считая недостойной, разве просто не сказал бы об этом? Словами, которые не оставляли места для сомнений или вопросов? Может, он послал за гурией, изнывая от похоти, а видел в Мартисе не более чем дополнительную пару рабочих рук в роще?