Дмитрий АхметшинБродячий цирк
Глава 1О том, как я встретил бродячий цирк, и о том, как бродячий цирк забрал меня с собой
Замок наконец-то свалился к моим ногам, велосипед оказался целиком во власти мальчишки, которому подобная роскошь являлась разве что во снах. Аккуратно, стараясь не звенеть, я снял проржавевшую цепь с рамы, и через минуту железный конь уже нёс меня прочь от сарая со всяким хламом, от приземистого двухэтажного дома-коробки, полного спящих детей.
Я до полуночи сидел на дубе неподалёку, у самой кромки леса, ожидая, когда в окнах воспитателей погаснет свет. И вот она, награда, мерно поскрипывает рамой и изредка щёлкает цепью. Велосипед принадлежит пану Йозефу, маленькому, слегка рассеянному почтальону, живущему в комнатке возле столовой, на первом этаже приюта.
Мы с великом ломились сквозь лес и ночь, подпрыгивая на дороге, разбитой дождями и машинами. Неслись навстречу мечте, от этой мысли сердце билось сильнее, а кровь бежала по жилам с быстротой скорого поезда.
Я уже брал велосипед без спросу две недели назад, когда пан Йозеф, так же как сегодня, оставил ключик в библиотеке. Тогда, дрожа от возбуждения, ёжась от поскрипываний рамы и опасливо косясь на окнавдруг кто выглянет на звук? проехал вокруг здания и торопливо запихал железного коня обратно в сарай. Но никогда ещё я не забирался так глубоко в ночь. Конечно, я знал, что воровать плохо, а воровать велосипедывообще уму непостижимо, но я собирался вернуть его ближе к утру, и заодно вернуть себя под одеяло.
А повод к тому, чтобы провести эту ночь далеко от дома был, и довольно весомый. В наш маленький городок приехал цирк!
Я никому не сказал о готовящейся вылазке. Даже Каю, который вряд ли выдал бы друга кому из воспитателей. Я считал, что в нём есть капелька крови американских индейцев, та капелька, где содержалось умение переносить пытки и стоять насмерть под натиском врагов. Кай вряд ли составил бы мне компанию: помимо стойкости он обладал ещё и позорным для любого мальчишки послушанием и прилежанием. Не знаю, что свело вместе меня, главного хулигана, и Кая, которого ставили в пример все без исключения педагоги и воспитатели, но мы были самыми настоящими друзьями.
В поздних прогулках компанию мне обычно составлял Арон-карманы-наизнанку и Мышик. Первому я тоже ничего не сказал, просто потому, что не хотелось, а второй вот, кстати, и второй. Мышик догнал нас и побежал рядом, весело лая. Я от души надеялся, что никто не слышал, как он выбрался из конуры и бросился в погоню. Мышикдобродушный сторожевой пёс четырёх лет от роду, не слишком крупный, лохматый, с коричневой в белый горошек шерстью. На моей памяти его никогда не сажали на цепь. Возможно потому, что на привязи он бы завял, как кофейное дерево в горшке. Первоначальная кличка этого лохматого недоразумения была Мышьяк. Таким странным именем его назвал пан Август (наш повар и бывший русский солдат), потому что пёс в годы своей молодости изничтожил всех мышей в окрестностях. Грозный «Мышьяк» под натиском времени и не слишком способных к русской речи языков превратился в безобидного Мышика.
Приют для мальчиков маленького польского города Пинцзова затаил дыхание, когда мимо грохотали разрисованные фургоны и автобус, из окон которого смотрели Чудеса. Потом был самый счастливый день этой весны. Всех повели на представление. Воспитатели безуспешно пытались успокоить нас, орущих от восторга и похожих по отдельности на мартышек, а вместена растревоженный муравейник. А мы мы с распахнутыми ртами смотрели на клоунов и акробатов. А после спектакля с благоговением гладили настоящих цирковых лошадей, пялились на тигра-альбиноса в наморднике, которого тоже разрешалось погладить, но никто не решился.
Я обязан увидеть всё это ещё раз, перед тем, как чудо-в-фургончиках покинет эти края и отправится в далекие волшебные земли, которые обитателям приюта суждено было видеть лишь на картах.
Цирк расположился на холме близ городка, и чтобы попасть на его вершину, нужно ехать вверх по извилистой дорожке. И я крутил педали, обливаясь потом и вглядываясь в темноту.
Наконец среди деревьев замелькали огни, ноздри взбудоражил аромат мятных леденцов, человеческого и животного пота, запах далёких дорог, что отслаиваются с покрышек фургонов пластами грязи. Я соскочил с велика, повёл его к границе леса, где берёзы и дубы сходят на нет упрямой порослью. Мышик, почуяв серьёзность момента, прижал уши и прекратил лаять.
Мы укрылись за кустом и стали наблюдать. Цирк свернулся, почти растаял, как мираж в пустыне. В автобусе царила сонная темнота, зато поверх него на шесте светилась яркая лампа, освещая близлежащие окрестности. Нутро одного из двух фургонов светилось мягким живым светом. Около него стояли деревянные сундуки с коваными углами, в которых находились хитрые цирковые пожитки. Воображение рисовало мне целые горы сокровищ внутриот остатков шоколада и сладкой ваты, до воздушных шаров и мячиков, при помощи которых жонглёры держали в напряжении детскую ораву. Канаты канатоходцев лежали свёрнутые в кольца, как сытые гадюки. Поодаль паслись две тягловые лошади, рядом гарцевала цирковая лошадка (Цирельтак называла её рыжеволосая акробатка), всё ещё в ярком банте меж ушей.
Мышик, о котором я совершенно забыл, внезапно гавкнул. Не знаю, кого он углядел среди сундуков и фургонов, однако через секунду мне оставалось только смотреть ему вслед и чихать от поднятой пыли. Я вспомнил о питоне, который, судя по надписи на вольере, питался мышами, но, учитывая его размер, вполне мог съесть и собаку, и бросился следом.
Мышик, давясь лаем, растворился среди циркового скарба. Кого-то мы всё-таки побеспокоили, потому что секунду спустя мои ноги уже беспомощно молотили воздух, едва касаясь земли.
Ага, попался! Да тише ты, всё равно не отпущу. Ворюга, сказали над ухом визгливым голосом.
Извернувшись, я увидел рослую девчонку лет пятнадцати, и держала она меня одной рукой без всякого напряжения. Точнее, не просто держала, а уже тащила к светящемуся фургону.
Аксель, смотри, кого я поймала! закричала она с порога, втаскивая меня по лесенке следом.
Я скукожился, прекратил вырываться и запихал руки в карманы. Мало почету в том, чтобы тебя таскала за шиворот, как кошка котёнка, девчонка едва старше тебя.
Изнутри фургон был уставлен ящиками и коробками. У дальней стенки, на ящике с надписью «Good Bananas», горела свеча в медном подсвечнике. Прямо на полу, держа в руках книгу, сидел человек, очаровавший меня ещё днём, на представлении. Он словно бы и не переодевался после выступления: тот же красный жилет, потёртый и кое-где тщательно заштопанный, и брюки. На щеке темнели остатки грима, а по песочного цвета волосам плакал горючими слезами гребешок.
При нашим появлении он отложил книгу и воззрился на меня поверх очков.
Где ты его нашла? И почему бы тебе не выкинуть его обратно?
Сказал беззлобно, скорее, с благосклонным интересом.
Пытался что-то украсть, сморщила носик девочка. Наверняка гирю, они как раз там лежали.
Я храбро фыркнул, но тут же сконфуженно замолккак-то неуместно фыркать, когда твои ноги едва касаются пола.
Да опусти ты его наконец, сказал мужчина, и я тут же проникся к нему безграничной благодарностью.
Я не собирался воровать ваши гири. Я всего лишь бросился за своим псом.
Мужчина расхохотался.
Ещё бы ты собирался! Я бы тебе даже подарил парочку ради такого случая. Я не думаю, что ты, дружок, хотел что-то стырить у бедных артистов, но всё же не стоит думать, что ночью мы такие же хорошие как днём. Ночью мы чаще всего сонные.
Он притащил сюда какую-то шавку, продолжала возмущаться девчонка, она своим лаем наверняка всех перебудила!
При свете я наконец разглядел свою мучительницу. Какая-то нескладная, она обладала на редкость уверенными движениями и, казалось, при желании могла разнести фургон в щепки за какие-то мгновения. Пепельные волосы неровно подрезаны у самых ушей, белая майка и джинсы явно не по размеру.
Шавку? заинтересовался мужчина, вытянул шею и сумел разглядеть за порогом кончик непрерывно виляющего хвоста. Это интересно, у нас никогда не было циркового пса. Ну-ка, фьють-фьють!