Мам, дрогнувшим голосом наконец проронил он. Отец ждет внизу, он стиснул зубы и прикрыл глаза, пытаясь сдержать слезы. Нам нужно с ней попрощаться.
Альта моргнула, затем ещё раз, после чего перевела взгляд на сына. Она посмотрела на него пустыми глазами, в которых не было даже намека на жизнь, сейчас в них была лишь пустота, словно это были не глаза человека, а кукольные бусинки, черные и бездушные. Но несмотря на все это, Альта, скорее на машинальном уровне, чем на осознанном, поднялась, что тоже далось ей крайне непросто, плохо слушающимися руками оправила чёрное платье, после чего с пятой попытки попала ногами в черные туфли, и медленной походкой направилась к двери. Шэн пошёл за ней, взяв со стола черный платок, который его мама забыла. По лестнице хозяйка трактира спускалась медленно, пустым взглядом смотря вперёд, но никак не под ноги, которые сейчас больше походили на две деревяшки, прямые и негнущиеся. Её сын шёл за ней, ничего не говоря и не подгоняя свою мать, прекрасно понимая, что ей сейчас и без такого очень плохо.
Спустившись в главный зал, Альта, шагая словно заводной солдатик, пошла вперед, прямо к входной двери, возле которой её ждал муж. Мавиус ожидал супругу и сына будучи облаченным в черный свитер и мешковатые штаны темно-синего цвета, другой одежды траурного цвета у него просто не было. Когда Альта встала возле него, он хотел ей сказать что-то такое, что приободрило бы её, но увидев её пустой взгляд, передумал. Приняв из рук сына платок, Мавиус аккуратно накинул его на плечи жены, на что та никак не отреагировала, открыл дверь и пропустил её вперед.
До моста через речку все трое шли молча. Альта шла впереди, а два её мужчины на шаг позади. Шэн смотря на маму чувствовал боль и горечь, которая от неё исходит, а когда он смотрел на отца, выглядевшего очень серьёзным, но при этом с неутолимой печалью в уголках глаз, скорбь начинала разъедать его с двойной силой. Когда они перешли мост и шли мимо насаждений, растущими вдоль дороги на погост, Шэнтер хотел догнать маму, обнять её и сказать что-то такое, что смогло бы вывести её из этого жуткого транса, но не успел он сделать и шагу, как на плечо легка рука отца. Шэн поднял голову, посмотрел в глаза отца и смог прочитать в них лишь одно слово не стоит.
Каменная арка, ведущая на кладбище, показалась сразу же, как только Альта сделал первый и единственный поворот налево, который был на этой дорожке. На вершине арки, свесив одну ногу, а другую прижав к телу, сидел каменный ангел, весь покрытый маленькими трещинами и сколами. Лицо его было печальным, а в руках он держал два цветка. Пройдя через арку, которая служила вратами, между миром живых и мертвых, состояние Альты резко ухудшилось. Как только она ступила на земли мёртвых, она замерла, словно вкопанная, а неподвижные глаза, что продолжали смотреть куда-то в себя, наполнились слезами.
Альта, с левой стороны раздался тихий голос мужа. С тобой всё хорошо?
Нет, едва слышно ответила она. Но я справлюсь. Я должна ради неё.
Больше Альта не сказала ни слова, она лишь пару раз моргнула, смахивая слезы, и пошла дальше. За очередным склепом, принадлежавшему некогда жившей в деревне семье, показалась толпа. Все жители деревни, одетые в траурные одежды, стояли вокруг двух свежих вырытых могил, а рядом, на невысоких деревянных опорах, стояли два гроба, крышки которых еще были открыты. Вокруг них ходил худощавый мужчина в бело-красной рясе, в руках его было кадило, а лицо было сосредоточенным и печальным одновременно. Это был один из служителей церкви из города Ларкис, который приезжал в деревню только по церковным праздникам или же на прощание с усопшими. Несколько секунд понаблюдав за тем, как церковки обходит гробы, окуривая их каким-то травами и маслами, Альта на одеревеневших ногах пошла в сторону скорбящих и с каждым шагом её сердце всё больше сжималось от боли, в голове пролетали мысли, которые ранили её, а воздух вокруг становился таким тяжелым, что дышать становилось невыносимо.
Когда Альта подошла к толпе, все лишь безмолвно расступались, пропуская её, мужа и сына к двум гробам. Когда Альта оказалась возле них, слезы, что она старалась сдерживать, полились из её глаз с новой силой, а сердце, которое и так невыносимо болело уже несколько дней, защемило с такой силой, что в глазах потемнело, а ноги начали подкашиваться. В ближайшем к Альте гробу лежала Лона, дочь Норинга и Вильмы. Она была в белом саване, вокруг неё лежали цветы и игрушки, одной из которых была кукла в синем платьице, которую ей сделал отец. На руках и шее девочки виднелись последствия болезни, которая унесла её жизнь. Загрубевшие участки кожи, похожие на змеиную кожу, были очень большими и черными, отчего они выглядели намного хуже, чем у того безымянного юноши. В соседнем от неё гробу лежала Вельда, в таком же белом саване, как и её подруга. Вокруг неё также лежали цветы и игрушки, но среди всего прочего выделялось желтое платье в белые горошек, то самое, которое ей купил отец, и которое она так и не успела показать матери. Красная драконица оставила шрамы на её теле куда сильнее и грубее, чем на Лоне или том юноше. Почти все руки, ноги и шея были в загрубевшей чешуи, а цвет они имели угольно-черный.
Альта больше не могла смотреть на свою дочь, ведь её глаза закрыли слезы, а ноги окончательно ослабли, от чего она упала на колени и заплакала. В голове у неё жужжали мысли, которые жалили так сильно и больно, что Альте начало казаться, что они её убьют.
Почему она! кричал в голове истеричный, пропитанный болью голос. Почему не я! Она же невинна! За что её так наказали!
Когда Альта убрала руки от лица, вместе с тем смахнув слезы, она увидела рядом с собой Мавиуса, который приобнял её за плечи, своего сына, выглядевшего крайне испуганным, священника, который с печальным видом что-то бормотал, и старика Вилиона.
Сейчас, тараторил лекарь, копаясь в своей сумке, с которой никогда не расставался. Сейчас будет легче, он достал из кармашка своей уже изрядно потрепанная сумки какой-то сверток, развернув который явил на свет шарик зелёного цвета. Открой рот. сказал он Альте.
Подчинившись приказу на инстинктивном уровне, хозяйка трактира открыла рот, и старый лекарь аккуратно положил ей под язык странный шарик. Через несколько секунд во рту стало прохладно и появился вкус травы, но вместе с этим сердце, что разрывалось на части, стало выравнивать свой ритм, а камень в горле, который встал у неё едва она пересекла черту кладбища, стал медленно сходить на нет.
Это успокоительное, пояснил Вилион. Оно поможет успокоить нервы.
На это Альта лишь кивнула и опершись на руку Мавиуса, который стоял рядом, с уже менее перепуганным лицом, встала на ноги. Когда хозяйка трактира вновь оказалась на ногах, то её взгляд невольно упал на два гроба. Сердце матери сжалось, но не так сильно, как минуту назад, травяной шарик уже начал действовать.
Если тебе плохо, заговорил шёпотом Мавиус, ведя её к сыну, что уже стоял в первых рядах, то мы можем уйти.
Нет, надломившемся голосом ответила Альта. Мы должны с ней проститься.
Больше Мавиус ничего говорить не стал. Встав в первом ряду, между сыном и мужем, Альта огляделась вокруг. Украдкой пробегая глазами толпу Альта никак не могла увидеть среди знакомых лиц Норинга и Вильму, таких же безутешных родителей, которые так же, как и они потеряли дочь.
Вильме очень плохо, тихо пояснил Вилион, вставший рядом с Мавиусом. Я был у них не так давно и скажу вам, Вильма держится куда хуже вас, Альта.
Альта тоже страдает, Мавиус как-то не добро посмотрел на лекаря. Все здесь страдают по-своему.
Простите, Вилион кивнул и скосился на хозяйку трактира. Я не хотел вас обидеть. Примите мои извинения и соболезнования.
Альта хотела бы сказать, что всё в порядке и она не обижена, но не успела. В центр образовавшегося круга вышел мужчина, немного младшим лекаря, являющийся старостой деревни.
Сегодня мы собрались здесь по очень печальному и трагическому поводу, голос Гельштэта был тихим, но в мёртвой тишине кладбища его было прекрасно слышно. Сегодня мы вынуждены простится с двумя юными девами, покинувшими наш мир на зоре своей жизни. Лона Анвэй и Ве́льда Борнгард стали жертвами страшной и неведомой болезни, которая погасила их жизни за считанные дни. Я и все присутствующие жители нашей деревни выражаем соболезнования семьям погибших. Наших слез не хватит, чтобы оплакать такую тяжелую и невосполнимую утрату, а слова, что сейчас известны человечеству, не выразят ту скорбь и боль, которую испытываем все мы.