Позже он показал мне, как пытался привить ветки к зрелому дереву. Многие не срослись, а если и срастались, большая часть яблони всё равно продолжала плодоносить терпкими бусинками.
Теперь представь Нико, что молодая дикушкаэто ребёнок, а ветка культурной яблонизнание. Если привить его малышу в начале жизни, он вырастет вместе с ним и будет думать и поступать так, как его научили. Взрослый же давно укрепился на диких корнях, и переубеждать его почти бесполезно. Даже если новая мысль приживётся на одной из веток его разума, останутся сотни других, на изменение которых могут уйти десятки лет.
Когда я пришёл в дом Седьмого, ты ещё не родился. Я видел живот твоей матери, видел тебя младенцем. И как только ты научился ходить, ещё не отягощённый миром, напитанный только любовью, неиспорченный и не озлобленный, принялся учить тебя. Я вырастил хорошее дерево, Нико, с тем, чтобы ты когда-нибудь разбил на моих учениях целый сад. Воспитывая потомков, увлекая своим примером близких, правя народом Соаху. Будучи единственным наследником, ты вскоре получишь большую власть. Потому я мечтаю, что ты останешься далёк от жестокости Валаария в отношении таких, как я.
В конце жизни я наконец понял, в чём Цель порченых людей, и как она связана с чёрным солнцем. Однако, воплотить её уже не успею. Я надеюсь раскрыть тебе великую загадку миразагадку затмений, но только если ты сам этого пожелаешь. А прежде прошу у тебя прощения за утаённые планы и напоминаю о праве выбора. Женитьбане такая уж плохая штука. Семья и тихая старость в окружении детейпоистине высшее благо в наш неспокойный век. И сейчас, умирая в одиночестве, имея за плечами только вереницу прошедших мимо людей, я понимаю, какого счастья был лишён все эти годы. И чем старше ты становился, тем сильнее меня терзали сомнения о твоём предназначении. Они не оставили мою дряхлую душу и по сей день.
Как бы то ни было, меня уже нет, и ты сам должен выбрать: пойдёшь ли по пути, начертанному родителями, продолжишь ли мою дорогу или же найдёшь свой собственный путь. Я не смею настаивать и просить. Могу лишь предложить тебе последнюю загадку о чёрном солнце и не раскрою всего здесь и сейчас, ибо ты не готов. Чтобы понять мои мысли и чувства, ты должен пройти тем же путём. Побывать в местах, где бывал я, увидеть людей, которых я изучал. И тогда ты будешь способен получить знание. И тогда ты решишь, как им распорядиться. Запомни загадку и сожги этот свиток после того, как прочтёшь».
Нико не стал разглядывать рисунки и надписи, в которых уже уловил несколько тайных слов, известных только им с Такаламом. Вместо этого он поднялся и, наскоро свернув записку, поспешил в домик учителя.
Волнение, страх и гнев захлестнули юношу. Он чувствовал себя обманутым, но воодушевлённым от мысли, что Такалам счёл его достойным какой-то невообразимой тайны.
Погоди же, старик! Тебе много чего придётся мне объяснить! выпалил он, сбегая по ступенькам в сад и распихивая перепуганных слуг.
Глава 3 Алчность
Если читатель задастся вопросом, почему я потратил всю жизнь на изучение порченых людей, ответ будет прост: я стремился познать их, дабы стать ближе к самому себе. «За каждый труд да воздастся», любила повторять Ами. Это правдивая поговорка. После долгих лет работы мои старания, наконец, оплачены. Я сделал выводы, которыми хочу поделиться с другими. Однако, то, что я напишувсего лишь догадки измученного старика-скитальца. Я не стану утверждать, будто мысли моипоследняя истина. Но и оставить их только в бренном теле, а после пустить по ветру прахом было бы глупо. Потому, я запишу их здесь.
Догадка первая: у каждого, кто рождён с Целью, есть и свой дар в противовес изъяну. Для правдолюбца ложь очевидна, как грязное пятно на рубахе. Мне даже кажется, у людей меняется голос, когда они лгут. Уроды предчувствуют беду. Плакальщики отличаются небывалой силой. Легковеры всюду видят хорошее и дарят надежду. Тайну безногих я не мог разгадать много лет. Только единицы калек доживают хотя бы до юности, а в детстве дар почти неразличим. Но всё же кое-кого встретить мне удалось. И из наблюдений я могу сделать вывод, что такие люди способны управлять. Управлять кем угодно. Власть их слова и взгляда не поддаётся объяснению. До сих пор не погас в моей памяти образ хрупкой безногой девушки, которой подчинялись воины и крестьяне, душегубы и примали. Девушки, которую я любил.
(Архипелаг Большая коса, о-в Пепельный 12-й трид 1019 г. от р. ч. с.)
Астре ощутил пульсацию боли и сквозящий из-за двери страх.
Отпирайте, сонные тетери! послышался мальчишечий голос. Тут на мне дружок ваш кулём лежит!
Сиина торопливо растормошила парней на полатях. Астре спрятал в рукаве столярный нож.
Открывайте!
Дверь пнули.
Не врёт, коротко бросил Марх, всегда отличавший правду от вымысла.
Проснувшиеся дети испуганно жались друг к другу, словно замёрзшие пташки.
Ты кто? громко спросил Астре. И что за дружок?
Да Генхард я! Генхард! взволнованно сообщил мальчишка. А этого звать как-то не по-нашему, не помню я! Он по дереву мастер, вроде как. Всякие плошки да ложки делает. Забирайте его, зря я пёр что ли?
Переглянувшись с остальными, Рори пошёл снимать засов. Марх встал чуть поодаль, накладывая на тетиву стрелу. Сиина застыла у окна, до дрожи сжав ладонь Астре. Предчувствие не обмануло её.
Из сеней дохнуло холодом и сырым запахом дождя. В проёме появились две фигуры. Рори тут же побежал снимать Илана со спины мальчишки. Генхарду было лет четырнадцать на вид. Бедняга согнулся в три погибели, с носа и повисших сосульками тёмных волос капала вода. Грязный след растоптанных башмаков тянулся от самого порога.
Вот и ладно, пробормотал он, опасливо косясь на Марха. А я-то пойду. Пойду я. Больно надо мне с вами, обормотами, связываться.
Он развернулся и собрался бежать, но Рори проворно сгрёб мальчишку в охапку свободной рукой.
Так ведь, чернодень скоро, пробубнил он сочувственно. Куда пойдёшь-то? Обсохни хоть.
А я и в лесочке схоронюсь! завопил Генхард, извиваясь ужом и пытаясь укусить Рори. А ну пусти! Пусти меня!
Не тут-то было. Хватка у плакальщика была железной.
Тащи его внутрь! скомандовал Марх, подставляя спину для Илана.
Мальчишку вытолкнули на середину комнаты и обступили со всех сторон. Сиина только краем уха слышала разговор. Она подтапливала печь ради горячей воды и металась от кладовой с настойками и травами к стонущему брату. Он весь был в синяках и кровоподтёках. Нос сломан, губы разбиты, лицо вспухло так, что от карих глаз одни щёлочки остались.
Дети при виде него забились в угол. Только Яни подошла совсем близко и погладила по слипшимся, тёмно-рыжим волосам.
Больно, да? спросила она.
Не мешайся, подтолкнула её Сиина. Иди к остальным.
Яни стащила с соседней лавки одеяло и отправилась в общую комнату, где вели допрос нового знакомца. Она протиснулась через старших, отбросила руку Марха и деловито, без тени страха укутала трясущегося Генхарда. Потом обняла крепко и спросила, глядя на него снизу-вверх:
Ты теперь тоже с нами, да?
Мальчишка выпучился на неё.
А я и говорю, вступился за него Рори. Обсохнет пусть, потом говорит. Всё равно чернодень.
Ещё охаживать его не хватало! завёлся Марх. Может, тут целая толпа таких в кустах прячется, пока мы его греем, да жалеем!
Эй, Яни дёрнула парня за штанину. Убери свою стрелялку. Иди, лучше, ставни затвори, чернодень скоро.
Ты чего раскомандовалась, поганка мелкая? вспыхнул тот. А ну иди сюда! Сама у меня закроешь! Сначала рот свой бесстыжий, а потом и всё остальное!
Ты у нас самый длинный, фыркнула Яни, прищурив раскосые глаза и спрятавшись за Рори так, что видны были только две тугие рыжие косички. У тебя руки, как оглобли, вот и закрывай сам. Я не достану.
Зато язык у тебя до потолка достаёт! Что за дети пошли! возмутился Марх. Попадись мне только!
Он поворчал для вида, развернулся и нехотя поплёлся выполнять поручение маленькой хозяйки.
Жить будет, сообщила Сиина, появившись в общей комнате.