В отъезде? Куда ты едешь?
О, я думала, что сказала тебе. Я еду в Мельбурн увидеться с мамой и с моей сестрой Элен. Это та, у которой я отбила мужа. Думаю, пора мне наконец уладить наши отношения.
Что тебя привело к этому?
Ты. Мы. Я хочу двигаться вперед по жизни, Клод, и я хочу делать это вместе с тобой. У меня тоже были кое-какие разочарования, и слишком многое я оставила неразрешенным. Я хочу распутать что-нибудь. По-моему по-моему, это было бы лучше для нас обоих. Ты заслужил кого-то полноценного.
Тыполноценная,он хотел сказать, что ей не нужна ее семья, когда у нее есть он. Что это лишь затруднит все. Одна из ее сестер служила в охране Кларка. Хорошо, если она видела Альфреда Бестера лишь один или два раза.
Но он не мог ей этого сказать, потому что зналона права. Примирение с сестрой было для нее важным, и он желал ей лучшего, даже если это немного опустошит его. В конце концов, он привык к опустошенности. Он мог это перенести.
Я бы попросила тебя поехать со мной, но это лишь усложнило бы дело. Надеюсь, ты не возражаешь,тут она, должно быть, разглядела что-то в его лице.Я не слишком нахальна, а? Я имею в виду, я знаю, мы не так долго знаем друг друга, но я думаю, мы я имею в виду, по-моему, у нас есть нечто вроде будущего.
Будущее. Последует она за ним с планеты на планету, если ему снова придется бежать? Мог ли он просить ее об этом?
Но это и было то, чего он хотел. Он хотел того, чего до сих пор никогда не умел понять, никогда не признавал существующим. Шанс побыть действительно счастливым, прежде чем наступит конец.
Это он заслужил.
Он взял ее руку.
Я рад за тебя,сказал он.Поезжай, повидайся с сестрой, облегчи душу. И мы пойдем вперед.
Она нежно поцеловала его в губы.
Спасибо, Клод. Я знала, ты поймешь.
Что ж, я должен поздравить вас, мистер Кауфман.
Жан-Пьер стоял над ним, протирая свои модные бесполезные очки.
Уверен, должны,отозвался Бестер, попивая свой кофе. Он не заметил, как Жан-Пьер вошел в "Счастливую лошадку". Обычно сонное кафе сегодня было полно, практически забито туристамисобытие непривычное, но время от времени происходящее.Но что за особенная причина делать это именно сейчас? Или это просто вас переполняет неизменное восхищение мною?
Не притворяйтесь скромником передо мною. Вам известно, что "Ле Паризьен" начала публиковать вашу колонку.
Поверьте мне, Жан-Пьер, мою заинтересованность притворяться скромником перед вами не измеришь даже по квантовой шкале. Я ничего об этом не слышал.
Нет? Что ж, это правда.Он шлепнул перед Бестером газету.
Это моя рецензия на "Далекие облака".
Да, та самая. Мы ее опубликовали всего несколько дней назад.
Я никогда не давал им разрешения печатать это.
Ну, я-то точно не давал,ледяным тоном сказал молодой человек.
Луиза уехала днем раньше, и Бестер чувствовал себя с тех пор более и более неуютно. Теперь беспокойство остро укололо его в подреберье. У "Ле Паризьен" был шестимиллионный тираж, не только в Париже, но в Квебеке, Алжирена Марсе.
Это могло быть хуже. Они могли поместить при колонке его портрет. Конечно, у них нет фото
Мы в этом разберемся,сказал он.Где находится их офис?
Симон де Грюн был круглым мужчиной, составленным из круглых частей, и даже в безупречно сшитом костюме он выглядел похожим на одетый воздушный шар. Он улыбнулся Бестеру и предложил ему черную сигару с золотым тиснением.
Нет, благодарю вас,сказал Бестер.Я бы предпочел побеседовать о плагиате.
Привлекло ваше внимание, не так ли?сказал де Грюн, зажигая свою сигару и с удовольствием втягивая дым.Я пытался выйти на вас, знаете ли. Ваш нынешний издатель не снабдил бы меня адресом и номером телефона.
У него их и нет. Я дорожу своей личной жизнью.
Но, надо полагать, он также и не передавал вам посланий от меня.
Нет, я не верю, что он это сделал.
Это очень просто, мистер Кауфман. Мне нравится ваша колонка. Париж любит вашу колонку,он выдвинул ящик стола, вынул конверт и протянул его Бестеру.
Эта карточка на две тысячи кредитов. Вы станете получать столько каждый и всякий раз, как я опубликую одну из ваших статейа я планирую публиковать их всякий раз, как вы их напишете. Смею сказать, это лучшее вознаграждение, чем вы имели от этого претенциозного маленького оборванца, на которого вы работали. Не говоря уже о том факте, что большинство наших читателей покупают свои экземпляры на настоящей бумаге. Подумайте об этом, мистер Кауфманувидеть свое имя в печати, как Фолкнер.
Бестер смотрел на конверт.
Вы шутите.
Нет, не шучу. У вас есть хватка, мистерр Кауфман. У вас есть стиль и жила неукротимости в милю шириной. Отклик на первую нашу публикацию вашей колонки изумителен, даже лучший, чем я ожидал.
Не знаю, что и сказать,он ощущал себя полностью обезоруженным. Ребенком ничего иного он не желал более и не зарабатывал старательнее, чем восхищение равных себе. Со временем он преодолел это, и сама работа приобрела большую важность, чем признание. Однако признание продолжалась. То было время, когда каждый молодой пси-коп мечтал лишь о том, чтобы стать Альфредом Бестером. Он свыкся со своими достижениями, со своим превосходством.
Только после исчезновения моря почитания, в котором он купался, он понял, как сильно это подбадривало его, как сильно облегчало его ношу.
Теперь, впервые за последние годы, он снова почувствовал нечто сродни той легкости. И презабавно, насколько неожиданным это было. Он не искал признанияоно нашло его само собой. Конечно, они не знают, кто он на самом деле, но это делало все еще приятнее.
И опаснее. Как мог он рисковать? Он уже подвергся чрезмерному риску.
Он был готов оттолкнуть конверт обратно де Грюну, когда столь же неожиданная молния гнева поразила его. Почему он должен делать это? Неужели он оробел настолько, что все, о чем он мог думатьэто прятаться, уменьшаясь и уменьшаясь, пока он просто не исчезнет? Не этого ли желали его враги?
Три тысячи,сказал он.
Де Грюн и глазом не моргнул.
Две с половиной.
По рукам,сказал ему Бестер.Но только на моих условиях. Я рецензирую что хочу и как хочу.
Это я переживу.
Тогда хорошо. До свидания, месье де Грюн.
Подождите. Как мне связаться с вами?
Не волнуйтесь. Я сам свяжусь с вами. Я все еще дорожу моей личной жизнью, тем более если моя аудитория стремится к увеличению.
Мы бы хотели поместить ваше фото в колонке.
Это не обсуждается. Я очень застенчив.
Де Грюн хохотнул.
Вы не показались мне застенчивым.
Бестер посмотрел на него в упор.
Я застенчив,повторил он.Если вы напечатаете мой портрет, я подам на вас в суд.
Что, вы что-то вроде военного преступника?
Да, конечно,саркастично молвил Бестер.Я тайный предводитель дракхов.
Де Грюн весело пожал плечами.
Можете быть, мне-то что. Отлично. Никакого портрета. Что-нибудь еще?
Больше ничего. Вы получите следующую статью завтра.
Но он не принялся за статью тотчас. Вместо этого он вернулся в свою комнату и угостился рюмкой перно. И для начала рассмотрел ясную дорогу позади себя.
Со дня рождения стезя, простиравшаяся перед ним, была прямой и выверенной, как стрела энтропии. Он никогда не сомневался в том, куда идет, хотя путь часто был узок, как натянутый канат.
Затем была война, ее последствия и бегство. Неожиданно перед ним вовсе не оказалось дорогиили, скорее, все неровные тропы не вели ни к чему хорошему. ЗатемПариж, где он открыл, что может делать почти что угодно, быть почти кем угодно. Где он впервые получил представление о свободе.
Но даже свобода нуждается в направлении, пути, плане. И вот он сформировался, из хаоса и радости. Это было так замечательно, так восхитительно, что он боялся думать об этом, строить планы, отвлекаясь от настоящего момента.
Но если он просто продолжит полагаться на удачу, то окажется на грани неприятностей. Жизнь научила его, что Бог играет в кости со вселенной. А во всякой игре кости выпадают не тому, у кого везучая рука, но тому, кто знает, как метнуть кости как следует. Или как повернуть их так, чтобы перевес был в его пользу.
Он уставился на пустое поле перед собой и думал о книге, которую Луиза хотела, чтобы он написал. Он подумал о всекосмической крапленой игре и начал забавляться с заглавием: "Жульнические кости: история телепата". Нет, этого делать нельзя.
Он допил вино. Кости всегда выпадали в пользу телепатов, если они знали, как бросить. Нормалы знали об этом. Потому-то нормалы всегда пытались держать их вне игры, убить, запереть или приручить их как домашних животных. Телепаты были следующей ступенью эволюции, кардинальным шагом впередкак тот первый предок приматов, который родился с одним, иначе повернутым, пальцем, противостоявшим остальным.
Вот оно. Он очистил экран.
"Третий палец"написал он.
Он хотел рассказать историю не о себе, но о своем народе. Обо всех своих собратьях, даже тех, кто предал его, ихуже тогопредал свой вид.
Он сделает это. Но сперва он должен сделать кое-что еще.
Жюстин Акерман непонимающе смотрел на него несколько секунд, затем его осенило узнавание.
Мистер Бестер?спросил он.
Бестер слегка просканировал его, удовлетворенно кивнул.
Что ж, я таки проделал с тобой хорошую работу. Ты меня не помнишь, а?
Да, сэрконечно, помню. Мы вместе работали в бразильском лагере.
Да-да, я имел в виду О, не бери в голову.
Акерман бросил окрест нервозный взгляд.
Не войдете ли, сэр?он чуточку повернулся, жестом приглашая в комнату, взглядом избегая Бестера.
Нет, Жюстин. Но мне нужно, чтобы ты пошел со мной.
Зачем?
Ты давно знаешь меня, Жюстин. Ты когда-нибудь задавал мне вопросы? Это важно.
Но, сэр, я уже собирался спать. Уже поздно, и я
Пожалуйста. Прошу тебя как старый друг, а не как старый командир.
Акерман помедлил еще секунду. Бестер мог ощутить его страх и любопытство.
Позвольте мне одеться.
Консьержа не было на месте. Бестер навел на него дремоту, ему в любом случае нужно было кое-что проделать.
Воздух был теплым, когда они шли через полуночный город, пока наконец не пришли на набережную Сены. Далеко слева Эйфелева башня выделялась своим старинным силуэтом на фоне освещенного городскими огнями подбрюшья облаков. Они выглядели, подумал Бестер, как серные облака на Хериге 3, тяжелыми и ядовитыми.
Присядем,сказал Бестер, опускаясь на причал. Вдалеке от сердца города было безмолвно.
Акерман сел с опаской.
Я не могу поверить, что вы на Земле, сэр,осмелился произнести он.Вам здесь быть опасно.Он остановился, посмотрев на руки Бестера.Особенно если вы продолжаете носить эти перчатки. Мы их больше не носим.
Бестер усмехнулся.
Мне опасно находиться везде,сказал он, следя за лодочкой, почти беззвучно двигавшейся вверх по стеклянно-черной поверхности Сены.Я почти везде пытался. Маленькие колонии. Негуманоидные миры. Я провел почти год на одной из своих базна астероиде, чуть не спятил в этой тюрьме. Они все время находили меня. Может, они и здесь найдут меня, а можетнет.
Когда я решил приехать сюда, я думал, что Землямой лучший шанс. И все еще думаю. Но я пришел спросить у тебя, Жюстинизвестно ли тебе место? Какое-нибудь, куда они никогда не заглянут, куда я мог бы отправиться, где мог бы спокойно дожить свою жизнь?
Жюстин опустил голову.
Подумай хорошенько, Жюстин. Это очень важно для меня.
Нет, сэр. Они желают вам зла. Мне не приходит на ум никакое место.
Что ж. Я попытался. Был маленький шанс, что ты придумаешь что-нибудь, чего я не придумал. И я дал тебе этот шанс.
Мистер Бестер, пожалуйстаАкерман собирался перевести взгляд на Бестера, но так и не увидел его. Бестер уже приставил к голове Акермана дуло пистолета и нажал на курок. Оружие вздохнуло, вздохнуло снова. Акермантоже, пока малокалиберные пули рикошетили внутри его черепа, кромсая его мозг, но не оставляя ни выходных отверстий, ни отвратительных брызг крови.
Акерман покачнулся и стал оседать. Бестер подхватил его и удержал прямо, затем достал из кармана пластиковый пакет и резиновую ленту и укрепил пакет на голове у Акермана. Это будет предохранять от малейшего попадания крови на что-либо.
Пластик втянулся от вдоха Акермана, и его грудь напрягалась понапрасну следующую минуту или около того. Бестер оградил себя непроницаемыми блокамион не хотел чувствовать смерть Акермана. Он делал это слишком часто за свою жизньоднажды он понял, что это стоило ему души.
Он получил душу назад и не собирался рисковать ею сноване теперь. Когда он убедился, что Акерман умер, он снял пакет. Затем, почти
бережно, он столкнул его в реку. Тело утонуло, уносимое течением. Оно снова всплывет, конечно, но, как в любом большом земном городе, людей в Париже убивали каждый день и каждую ночь. Оно пополнит собой статистику, ничего более. Ничто не связывало его с Альфредом Бестером, тем паче с Клодом Кауфманом.
По пути обратно домой он начал набрасывать в голове первую главу своей книги. Это помогло. Когда, позднее, он пришел на место, его уныние смягчилось до меланхолии.
Глава 3
Бестер перестал печатать, остановившись на середине фразы, улыбка появилась на его лице.
Луиза дома! Он мог ощущать, как она входит в парадную дверь, зефир, бриз запахов меда и красок. Он оставил свою работу и поспешил вниз по лестнице. Когда он появился в кафе, Луиза была уже там, едва опустившая на пол багаж.
Клод!ее улыбка, казалось, вспыхнула на лице, и мгновением позже он уже держал ее в своих объятиях. Напряженность улетучилась, как только он почувствовал ее надежное тепло, сомнения спрятались обратно в его подсознание. За это можно отдать что угодно.
Она поцеловала его в губы скоро, но горячо.
Ты готов?спросила она.
Готов к чему?
Просто возьми меня за руку и скажи, что любишь меня.
Я люблю тебя. Что
Так вы, должно быть, Клод.
Он повернулся на звук несколько неодобрительного женского голоса.
Да, это он,сказала Луиза весело.Клод, знакомьсямайор Женевьева Буэ, моя сестра.
Бестер улыбнулся высокой брюнетке со всем фальшивым обаянием, какое мог изобразить. Луизе необязательно было называть ее рангон достаточно явствовал из ее военной формы. Он разглядел черты Луизы в ее серьезном, неглупом лице, но никогда бы не догадался, что они сестры.
Рад знакомству,пробормотал он, пожимая ей руку. Ее пожатие было крепким, а мысли, которые затопили его сознание при прикосновении, были упорядочены и ясны. Недовольство действительно было, но порождалось по большей части заботой о Луиземайор не хотела увидеть свою сестру вновь страдающей. К его громадному облегчению, он не почувствовал ни намека на узнавание.