О, да тут целая философия, небрежно заметила Золотинка. Я вижу, какой-нибудь маленький вертлявый, с кудряшками оборотень изрядно тебе досадил.
И опять верно, прищурил единственный глаз бродяга.
А ты подумал, кому ты нужен, чтобы человек ради тебя поганил себе жизнь оборотничеством?
А я, знаешь ли, не всегда вот с этим ходил, хмыкнул бродяга, указывая острием ножа на грязную тряпицу через лицо.
Вдвое проницательнее что ли прежде был? Смотрел в оба?
Я и сейчас одним глазом тебя вижу.
Чего же тебе тогда оборотней бояться?
А я тебя не боюсь, глухо молвил бродяга, поводя ножом. Не боюсь, повторил он, словно убеждая себя. Ненавижу. Все чувства его возмутились, как полыхнуло. Он ступил вперед, сокращая расстояние.
Золотинка придержала готовое уж было сорваться словцо, уразумев наконец, что впадает в пустое и злобное препирательство, словно нарочно дразнит бродягу, выводит его из себя бесстрастным по внешности противоречием. И чем больше она язвит, чем больше яда в ее лицемерном хладнокровии, тем больше утверждается в своем бродяга, ожесточаясь. Это-то и заставило ее опомниться, она поняла, что заигралась. Покосившись вниз на раскрытое с нарочитым пренебрежением платье, Золотинка взялась за пуговицы.
Отметил бродяга совершенную немалым внутренним усилием перемену или нетне в том он был состоянии, чтобы заботиться ничтожными различиями в ухватках волшебницы, но как будто обмяк, собственные терзания, душевный разлад и противоречия заставляли его колебаться.
А если по-твоему помолчав, пробормотал он так, словно они собрались тут для мирной беседы. что боюсь? Если по-твоему, вскинул он глаза, что тогда?
Поэтому и готов убить? Из страха?
А страшнее всего как раз потерять страх и расслабиться. Вот тогда страшно, молвил он уже почти спокойно.
Ты заблуждаешься. Оборотень не может скрыть свое естество. Кто совершает поступки, кто говорит, кто лжет и говорит правду, кто злится, кто жаждет, любит и ненавидиттот сам себя разоблачает каждым шагом и каждым словом. Именно так. А все остальноенаша слепота. Ее и нужно боятся. Имея уши, не слышим, имея глаза, не видим. Вот что страшно. А убить ложь Что ж, похвально убить ложь. Но как ты ее убьешь, если у лжи тьма обличий? Собственно говоря, чтобы убить ложь, нужно не бояться правды. Вот и все.
Что-то новое, доброжелательное, почти дружеское в мягком, женственном голосе волшебницы заставило бродягу насторожиться, он злобно мотнул ножом, оберегаясь от наваждения.
Скажи еще, верить в людей!
Золотинка пожала плечами.
Кто ничему не верит, тот верит всему.
Красиво выражаешься, враждебно обронил бродяга, делая шаг. В душе его колыхалось нечто мутное. А теперь, продолжал он неуловимо дрогнувшим голосом, хватит болтовни. Ничто уж тебя не спасет, но хочу я одно: кто ты есть? Как тебя зовут? Имя!
Подбираясь ближе, он уже не прихрамывал, единственный глаз под сурово изломанной бровью смотрел с двойной бдительностью, о нерасположении шутить говорила скорбная складка рта.
Тягостное спокойствие владело Золотинкой.
Все это не так важно, как кажется, заметила она. Но изволь: меня зовут Золотинка.
Подбираясь еще на шаг, почти неприметный, неразличимый шажок, бродяга покачивал головой, отрицая все, что говорила ему девушка.
Я могла бы сказать, что, к счастью, к счастью для тебя, ты не способен на хладнокровное убийство. И это была бы правда, но она тебя не спасетна хладнокровное не способен, а безумие уже рядом. Ты у края пропасти. Легко потерять равновесие.
Имя! повторял он, не слушая. Ты скажешь мне имя, или скажешь мне свое имя!
Сделает, поняла Золотинка. Содрогаясь от боли, пырнет ножом.
Имя! дрожал он, подступая.
Золотинка, покорно сказала она.
Покорность девушки сбивала его в тот самый миг, когда зачиналась подмывающая волна бить. Он должен былзажмурившись! заводить себя, словно карабкался без конца на падающую под ногами вершину.
Имя! повторил он, прохваченный бешенством.
Золотинка, отвечала она еще мягче, ибо не могла справиться с жалостью и удивлением, которую вызывал у нее мучительный клубок противоречий в этой растерзанной душеубийца путался в них и душился, карабкаясь все вверх и вверх, чтобы свалиться в бездну.
Имя! Я убью тебя, лживый оборотень! рычал он уже в беспамятстве. Золотинка не понимала, как уберечь его от самого себя.
Мельком оглянувшись, она подалась назад и очутилась на краю глинистого обрыва, который падал размытым откосом до полосы раскатанного прибоем песка. Убийца сократил этот шаг, наступив на брошенный в траву плащ.
Имя произнес он упавшим до шепота голосом как-то совсем бессмысленнобыло это не слово, вздох перед ударом.
Завороженная чужой страстью, Золотинка ненужно медлила. Сторож на задворках сознания, однако, хранил ее, она знала, что уловит ничтожный, но постижимый миг, когда чувства и мысль убийцы соскользнут в удар.
Но и он медлилрастягивая безумиезавороженным, из кошмарного сна движением поднял левую руку к голове и потянул повязку, освобождая больной глаз, здоровый, как мгновенно поняла Золотинка.
Нечего было ждать.
Давно уж опутавшись сетью, она готова была всякий час и, бросив взгляд за спину, оступилась в пропасть. Так это выглядело со стороныедва подвинувшись, обвалилась.
Пронзительный вопль провожал ее падение, она летела исполинскими прыжками, вздымая облака пыли и лавины гальки, которые чудесным образом не причиняли ей ни малейшего вреда, не задевая ни ног ее, ни странно поджатого платья. Она летела вниз, а сверху доставал ее сжимающий сердце вопльстой! Но Золотинка, как ни владела она собой в вольном и легком лете, могла обернуться не прежде, чем прянула на песокбродяга сыпался за ней следом.
Не устояв после первого же скачка (этот сумасшедший понятия не имел, что такое сеть и как пользуется ею волшебница), он катился в пыльной лавине, обреченный покалечиться и разбиться. Золотинке не нужно было раздумыватьона подставила руки. То самое чувство, что заставило ее прыгнуть в пропасть вместо того, чтобы без затей переломить парня через колено, это же самое чувстводалеко зашедшее ощущение единства с жаждущим ее гибели человеком, бросило Золотинку на помощь. Она подставила подушку сети и приняла тело, когда парень, скользнув ногами в судорожной попытке удержаться, сорвался с последнего, высокого уступа, с подмытой волнами кручи.
В безобразных, спутанных объятиях оба повалились на что-то упругое, что мгновенно исчезло, оставив их на песке.
Что больше ошеломило бродягусчастливое приземление сразу после убийственных объятийнога на плече, еще не избытый ужас или песок в зубах, окровененный и неправдоподобно смятый, изменивший размеры ностолько он уставился на девушку в таком душераздирающем изумлении, что Золотинка и сама потеряла дар речи.
Повязка исчезла, бродяга глядел в оба глаза. В забитых землей волосах застряли камешки. Неясное еще открытие поразило Золотинку предчувствием, она приоткрыла рот, шевельнув языком в попытке невнятного слова
А бродяга мазнул по щеке ладонью, отчего стерлись старые язвы и шрамы, обращаясь просто грязью и поправил нос. То есть снял с него все наносное, лишнее наклеенное.
И оказался Юлий.
Тьфу! плюнул Юлий разбитыми, в песке губами и подвинулся сесть. Был он, как кажется, невредим, если не считать множества ссадин и новой рвани в лохмотьях.
Юлька! прошептала Золотинка, только сейчас по-настоящему испугавшись всего, что могло случиться. Как же я тебя не узнала?.. Боже, как же я могла тебя не узнать? повторяла она в потрясении. Что ж ты со мной делаешь? Да ты ведь хотел меня убить! сообразила она вдруг, теряясь. Хотел я видела. И кинулся сам в пропасть. Здесь десять саженей высоты! Ты очумел? Что же ты делаешь?
Но он молчал, ожесточенно отплевываясь и отряхиваясь, и с усилием поводил шеей, не совсем уверенный, что все на месте. Молчал, перекореженный каким-то озлобленным, несчастным, растерянным, исполненным жгучего отчаяния стыдом.
Вдруг Золотинка спохватилась, что подсматривает в душу любимого без разрешения, и поспешно прикрыла внутреннее око.