О, да, тихо отвечал ему Джоув, статный брюнет с волевым лицом и властным голосом. Она затмевает красотой даже легендарную Оливию, перед обаянием коей мало кто мог устоять.
Об этой прелестнице мне рассказывали следующее: будто бы она не способна устоять ни перед одним мужчиной, советник глумливо захихикал, прикрывая рот пухлой ладонью.
Чепуха и слухи, распространяемые завистницами.
А еще говорят, что в постели она холодна, как рыба.
Бессовестно врут, усмехнулся легат. Я вам в этом ручаюсь!
Между тем, два храмовника, расположившиеся напротив друг друга, вели дискуссию совсем иного рода. Первожрец Эйолус, седой и сморщенный старик, похожий на кусок пробкового дерева, с миной наставника обращался к Руфу:
Ваша позиция мне непонятна. Если бог всего один, то как он успевает следить за тем, что творится в огромном мире?
Понтифекс снисходительно улыбнулся, прожигая дряхлого старца ненавидящим взглядом:
Зесар тоже один, но ведает обо всем в своей грандиозной Империи. По-вашему, это также нуждается в объяснениях?
Клавдий рассмеялся удачной шутке и позволил расторопному невольнику подлить себе еще сладкого поморского вина.
Сегодня мы чествуем Веда, брата Туроса, и традиционно приносим ему разнообразные жертвы, в том числелюдей. Ктенизиды осуждают ритуальные убийства и не мажут алтари кровью, пренебрежительно сказал Эйолус. Я прав или заблуждаюсь?
Все мытолько нити гигантской паутины, сдержанно ответил Руф. Паук сам, по своему выбору, отрезает лишние, нарушающие гармонию. Людям сложно понять его замысел и не под силу увидеть священную красоту творения. Лишь иногда он говорит нам, кто угоден ему, а кто нет, и такая нить будет неизбежно отсечена. Если мы ненароком или злонамеренно сотворим брешь, Пауку придется кропотливо латать ее, по-новому сплетая множество судеб.
Значит, вы полагаете, что судьбу можно изменить? первожрец издал тихий смешок.
Разумеется, кивнул Руф. Наша жизнь неразрывно связана с жизнями других и колебание одной лишь нити может сотрясти всю паутину.
Какая вопиющая глупость! Турос определяет судьбу человека задолго до его рождения, наставительно пробубнил Эйолус. Творец высекает ее жезлом на позолоченных скрижалях. Оракулы способны читать их, но никто, кроме Богов, не может повлиять на будущее.
И что говорят прорицатели о долготе моего правления? вмешался в разговор Клавдий.
Богоподобный, ты будешь радовать нас своей милостью еще многие годы! пообещал первожрец.
А как рассудишь ты, мой добрый друг? зесар повернул к Руфу покрытое потом лицо.
Зло точит тебя, Богоподобный, точит оно и тех, кто находится рядом. Противясь ему, поучай слабых духом и тогда узнаешь торжество победы, живо откликнулся понтифекс.
Услышав это, Варрон внутренне содрогнулся. Он чтил старых богов и с недоверием относился к ктенизидам, но сегодняшние слова Плетущего Сети были во многом созвучны его собственным невеселым мыслям.
Ты заскучал, мой мальчик? правитель ласково коснулся плеча любовника, сосредоточенно вытиравшего пальцы о кусок хлеба. Ворчанье стариков раздражает слух юношей. Мне рассказали одну забавную историю, но не знаю, насколько она правдива
Отвлекшись от разговора с легатом, советник Неро почесал увесистый подбородок и важно заметил:
Поделись с нами, Богоподобный, и позволь оценить ее достоверность.
Клавдий, не скрывая усмешки, заговорил чуть тише:
До меня дошли известия, будто жители Таркса были так восхищены скромностью советника Фирма, порой переходящей в скаредность, что даже городские нищие поспешили пожертвовать на его нужды собранные подаяния.
Все возлежавшие за столом мужчины, кроме обиженного поморцами советника, оглушительно захохотали. Он же, сделавшись едва ли не бордовым, как спелая вишня, принялся сбивчиво оправдываться:
В том нет моей вины! Это все проделки сына тамошнего градоправителя! Дурной мальчишка не в ладах с головой! Его отец осыпал меня подарками, но покуда Макрин остается саром, ноги моей не будет в Тарксе!
Фирм, коренастый коротышка, гневно сопел, раздувая ноздри. Его усталые, воспаленные глаза, окруженные сетью глубоких морщин, налились кровью.
Сын Макрина? Клавдий напрягся, припоминая имя мальчика, которого видел на гонках колесниц пару лет назад. Юнец из Поморья так ловко управлялся с квадригой, что восхищенный владыка стоя аплодировал его блистательной победе.
Мэйо из Дома Морган, подсказал Олус, мужчина плотного сложения и приятной наружности. Моя племянница Вида обручена с ним.
Какая жалость! зесар шлепнул ладонью по бедру. Все лучшие невесты Империи уже разобраны! Значит, придется старику довольствоваться кем попало. Увы, в наше время не так легко найти достойную спутницу, которая согреет сердце и ложе.
Кусок мяса застрял в горле Варрона. Обидные речи больно ранили юношу, ревность изводила его, лишая покоя. «Кем попало кем попало!»мысленно повторял взысканец, чувствуя, как внутри клокочет ярость.
Ты дрожишь? Клавдий с тревогой взглянул на любовника. Эта духота и проклятые сквозняки! Не хватало еще свалиться с простудой. Подайте сюда накидку! Нет, тащите сразу две!
Обнаженный раб-афар тотчас принес цветную материю и обернул ей плечи Варрона, который словно не заметил этого, продолжая безучастно взирать на свою полупустую тарелку.
Поторопите десерт, приказал зесар. Хочу меда. Мой врач советует женьшеневый для укрепления мужской силы. Он также полагает, будто успешное зачатие возможно лишь после трех непрерывно следующих один за другим оргазмов.
Ясная звёздная ночь благоприятствует зачатию мальчика, а ненастная погода девочки, менторским тоном произнес Эйолус.
Ныне чистейшее небо, словно Вед омыл его для нас! поддержал храмовника советник Неро.
Не знаю, как для вас, но для меня-то точно, рассмеялся Клавдий. Впрочем, никто не уйдет отсюда необласканным!
Он хлопнул в ладоши, и в зал под звуки кифар[6] вошли дарители наслаждений обоих полов, разных возрастов и цвета кожи. Пирующие встретили их появление дружным ликованием, отвернувшись от кушаний и разглядывая прекрасные фигуры и смазливые лица без тени робости или стыда.
Пользуясь тем, что никто не глядит на них, Клавдий властно взял Варрона за подбородок и заглянул в печальные глаза юноши:
Ляг нынче с кинэдом. Выбери любого или нескольких.
Нет. Не принуждай меня к этому.
Опять дерзишь мне, мальчишка?
Ты словно не ты сегодня, попробовал отстраниться ликкиец. Где человек, которого я полюбил?
Его больше нет, Варрон, зло процедил Богоподобный. Он умер и никогда не вернется к тебе. Смирись или убирайся прочь!
Тысячи звезд ослепили юношу, тысячи звуков оглушили его, и мир вдруг начал рушиться, расплываться от слез, сверкнувших в полных страдания глазах.
Тогда умри и ты! закричал Варрон.
Он схватил нож из тарелки и по самую рукоятку вогнал лезвие в шею Клавдия. Владыка открыл рот, захлебываясь кровью, попробовал подняться, опираясь на стремительно слабеющие руки, но смерть уже стелила для зесара ложе в вечности.
Руф оторопело смотрел, как умирает Клавдий, судорожно хватаясь за рукоять ножа, торчащего из шеи. Понтифекс и предположить не мог, что мягкотелый Варрон окажется способен убить своего единственного покровителя и защитника. Неожиданно для себя Плетущий Сети принял судьбоносное решение и, воздев руку над головой, подал условный знак сидящему в кресле у стены Тациту.
Эбиссинец без промедлений кинулся в центр зала, расталкивая гетер и вскочивших с лежаков сановников. Прыгнув, словно настигающий добычу тигр, Восьмиглазый ударил кулаком попытавшегося преградить ему путь казначея Олуса и, оказавшись близ объятого страхом Варрона, рывком поставил ликкийца на ноги. Руф что-то коротко приказал Джоуву. Легат, единственный из гостей, кто имел право находиться в этом зале с оружием, поднял с пола ножны и быстро вынул клинок.
Тацит обхватил рукой шею взысканца и поволок его к ближайшему выходу. Джоув, грозя мечом взбудоражено перешептывающейся толпе, прикрывал их побег. Все произошло так стремительно, что многие пировавшие еще не до конца успели понять, свидетелями какого страшного события им довелось стать этой ночью.